100 великих любовников
Шрифт:
Когда Шарлотте пришлось уехать, она дала ему альбом, чтобы он вписал в него стихи, и просила навестить их летом в Рудольштадте.
А через некоторое время, отвечая на письмо своего нового друга, она писала ему простые, но трогательные слова: «Надежда видеть вас облегчает разлуку; приезжайте скорее, будьте здоровы и думайте обо мне». Шиллер исполнил свое обещание и приехал в Рудольштадт, где и поселился недалеко от дома любимой девушки. Он проводил с сестрами вечера.
«Когда мы, – рассказывала Каролина, – видели его, приближавшегося к нам, освещенного вечерней зарей, перед нами раскрывалась как бы светлая идеальная жизнь. Разговор Шиллера был серьезен, полон ума, в нем отражалась вся его открытая, чистая душа; слушая его, казалось, будто ходишь между небесными звездами и земными цветами. Мы воображали себя счастливыми существами, отрешившимися от всех земных уз и в свободной эфирной стихии наслаждающимися
В это же время поэт влюбился в старшую сестру – Каролину, девушку с пылким темпераментом и неуемной жаждой деятельности. Любовь поэта носила противоречивый характер, так как Шиллер не отделял одной сестры от другой, выражая им обеим свои чувства в одинаковой форме. Вот, например, его письмо от 10 сентября 1789 года: «О моя дорогая Каролина! Моя дорогая Лотта! Все изменилось вокруг меня с тех пор, как образ ваш сопровождает каждый шаг моей жизни. Как ореол сияет ваша любовь надо мной. Каким чудным благоуханием наполнила она для меня всю природу! Никогда еще мысль моя не была так смела и свободна, как теперь, потому что моя душа приобрела сокровище и я не опасаюсь утратить его. Я теперь знаю, где мне отыскать верный путь… душа моя занята будущностью: наша жизнь началась, я пишу и чувствую, что вы со мной в комнате; ты, Каролина, сидишь за фортепиано, Лотта работает подле тебя, а в зеркале, висящем напротив меня, я вижу вас обеих. Я кладу перо, чтобы увериться по биению вашего сердца, что вы подле меня, и ничто не может разлучить нас. Я просыпаюсь с сознанием, что вы здесь, и засыпаю с сознанием, что увижу вас завтра. За блаженством последует надежда на новое блаженство, за надеждой – осуществление, таким образом промчится наша золотая жизнь».
Удивительно, что Лотта не ревновала: до того были чисты отношения сестры и Шиллера, и если ее что-либо мучило, то мысль, что Каролина была бы лучше для него. Шиллер писал ей и по этому поводу: «Если ты боишься, что перестанешь быть для меня, чем ты есть теперь, то это равносильно тому, если бы ты перестала меня любить. Твоя любовь составляет для меня все. Величайшее счастье нашей любви заключается в ней самой; поэтому я для вас никогда не утрачу значения, как не утратите вы его в моих глазах. В нашей любви нет ни боязни, ни недоверия; я радовался, живя между вами обеими, я верил, что моя привязанность к одной не уменьшит ко мне привязанности другой. Моей душе светло и покойно между вами; ее, полную любви, привлекает один и тог же луч, одна и та же звезда. Каролина мне ближе по возрасту и родственна мне по чувствам и мыслям, но я ни в коем случае не желал бы, чтобы ты была другой. Чем Каролина превосходит тебя, тем я вознагражу тебя; твоя душа развернется под влиянием моей любви, и ты сделаешься моим созданием!» Ко всему этому нужно только добавить, что дело кончилось благополучно не столько благодаря Шиллеру, сколько благодаря Каролине, которая сама уступила сестре, выйдя замуж за нелюбимого человека. Она понимала, что сестра ее будет лучшей женой для Шиллера, натура которого требовала тихой созерцательности, и принесла себя в жертву.
Между молодыми людьми произошло объяснение. Каролина рассказывала об этом: «Объяснение последовало в момент желания облегчить сердце, навеянного каким-то добрым гением. Моя сестра призналась ему в любви и обещала ему руку. Мы надеялись, что добрая мать, спокойствие которой было для нас свято, будет не против этого предложения, хотя внешняя обстановка и возбудит в ней раздумье. Но, чтобы не вводить ее в бесполезные заботы, мы решили держать дело в тайне до тех пор, пока Шиллеру не будет назначено хотя бы маленькое содержание, которым бы он мог упрочить свою жизнь в Йене».
Дело в том, что мать была против брака Лотты с Шиллером, у которого не было никаких средств к существованию, так как он преподавал в университете практически бесплатно. Счастье улыбнулось поэту: ему назначили жалованье в… 200 талеров. Это была ничтожная сумма, но она все-таки позволила и бездомному поэту, скитавшемуся долгие годы на чужбине, обзавестись собственным углом.
20 февраля 1790 года Шиллер обвенчался с Лоттой. Для великого поэта кончилась пора тревог и скитаний. Шарлотта вся
БЕРТОЛЬД БРЕХТ
(1898—1956)
Немецкий драматург и поэт, одна из наиболее влиятельных фигур в театральном искусстве XX века. Инсценировал «Оперу нищего» Джона Гея под названием «Трехгрошовая опера» (1928). Позже созданы пьесы «Мамаша Кураж» (1941) и «Кавказский меловой круг» (1948). Будучи антифашистом, покинул Германию в 1933-м, жил в Скандинавии и США. После Второй мировой войны получил гражданство Австрии; в 1949 году основал театральную труппу «Берлинский ансамбль» в ГДР. Среди его работ: «Жизнь Галилея» (1943), «Добрый человек из Сезуана» (1943), «Карьера Артуро Уи» (1958) и др. Лауреат международной Ленинской премии (1954).
Вот уже несколько десятилетий, как Брехт причислен к классикам. И даже к почитаемым классикам. Убежденный марксист стремился создать «эпическую драму», свободную от «колебания и безверия», характерных для театра, и внушить зрителям активное и критическое отношение к происходящему на сцене. Его ставят повсюду. От его имени театральными критиками образован эпитет – «брехтовский», что означает – рациональный, сохраняющий дистанцию по отношению к реальности, блестяще язвительный в своем анализе человеческих отношений.
Англичанин Джон Фуэджи, неутомимый исследователь биографии Бертольда Брехта, попытался доказать, что Брехт не являлся единственным автором своих сочинений, что свои лучшие пьесы он создавал не самостоятельно, а используя целый «гарем любовниц», которые и позволяли ему доводить начатое до конца. Еще в 1987 году исследователь опубликовал в университетском издательстве Кембриджа документированный портрет немецкого драматурга. Уже тогда он приводил факты, позволяющие думать, что, начиная с 1920-х годов, многие из женщин, которые были близки с Брехтом, одновременно работали с ним и на него. Попытался раскрыть тайну личности Бертольда Брехта и российский писатель Юрий Оклянский, посвятивший немецкому драматургу книгу «Гарем Бертольда Брехта» Он начал заниматься исследованием личной жизни Б.Б. еще в 1970-е годы. «Я была, наверное, единственной женщиной, с которой у него не было физической близости, – призналась Ю. Оклянскому режиссер из Риги Анна Эрнестовна (Ася) Лацис. – Хотя он, конечно, и делал заходы… Да-а… А Брехт, несмотря на бесконечные свои похождения и множество любовниц, был человек нежного сердца. Когда он с кем-то спал, то делал из этой женщины большого человека».
Виланд Герцфельде, основатель знаменитого издательства «Малик», как-то заметил: «…Бертольд Брехт был маркузианцем, своего рода предшественником сексуальной революции. И даже, как видно теперь, один из ее пророков. Всем наслаждениям жизни этот искатель истины предпочитал два сладострастия – сладострастие новой мысли и сладострастие любви…»
Из увлечений юности Брехта прежде всего следует упомянуть дочь аугсбургского врача Паулу Банхольцер («Би»), которая в 1919 году родила ему сына Франка… Чуть позже его сердце покоряет темнокожая студентка медицинского института в Аугсбурге Хедди Кун («темнокожая Хе»).
В 1920 году любовница Брехта Дора Манхайм («фрейлен До») познакомила его со своей подругой Элизабет Гауптман – наполовину англичанкой, наполовину немкой. В ту пору Брехт выглядел как молодой волк, худой и остроумный, марксист по убеждениям, стригущийся наголо и позирующий перед фотографами в кожаном пальто. В зубах у него – неизменная сигара победителя, вокруг него – свита поклонников. Он дружил с кинематографистами, хореографами, музыкантами. Элизабет Гауптман помогала ему в написании «Ваала» – пламенного манифеста, который произвел переворот во всем тогдашнем театре. Эта удивительная молодая женщина, переводчица с английского, делила с Брехтом и постель, и письменный стол. «Секс в обмен на текст», – как резюмировал исследователь, придумав эту весьма емкую, хотя и грубую формулу. Фуэджи утверждал, что 85 процентов рукописи «Трехгрошовой оперы» – дело рук соавторши Брехта. А что касается «Святой Иоанны скотобоен», то тут и все 100 процентов принадлежат перу Гауптман. По мнению Фуэджи, те, кого «клыкастый вампир в пролетарской робе» укладывал в постель, и написали его лучшие сочинения. С этим решительно не согласно большинство исследователей творчества немецкого драматурга.