100 великих монархов
Шрифт:
После успешного окончания войны Фридрих вернулся к государственным заботам и своим любимым литературным занятиям. Ратные дела не истребили в нём любви к искусству и философии. В 1750 году король уговорил поселиться в Потсдаме кумира своей юности Вольтера, пожаловав ему камергерский ключ и 5 тысяч талеров годового содержания. Вся должность выписанной знаменитости состояла в поправлении королевских стихов. Первое время Вольтеру очень нравилась такая жизнь, но потом он начал тяготиться ею, и чем дальше, тем больше. От природы Фридрих имел язвительный нрав. Даже самые близкие друзья вынуждены были сносить от него едкие насмешки. При таком характере он, конечно, не мог привлечь к себе искренней любви. Вольтер, который тоже был злой насмешник, не привык оставаться в долгу. Шутки, которыми обменивались король и его гость, становились всё злее. В конце концов Вольтер уехал из Потсдама с такой поспешностью, что его отъезд очень походил на бегство.
Как все великие люди, Фридрих имел свои странности. В еде он был невоздержан: ел много и жадно, вилок не употреблял и брал еду руками, от чего соус тёк у него по мундиру. Мясо для любимой собаки он клал для остужения прямо на скатерть. Нередко проливал он вино, сыпал табак, так что место, на котором сидел король, всегда было легко отличить от других. Свою одежду он занашивал до неприличия. Штаны его были с дырами, рубаха — порвана. Когда он умер, не могли найти в его гардеробе ни одной порядочной рубашки, чтобы прилично положить его в гроб. У короля не было ни ночного колпака, ни туфель, ни халата. Вместо колпака он употреблял подушку, обвязывая её косынкой вокруг головы. Мундира и сапог он не снимал даже дома. Халат заменяло полукафтанье. Спал Фридрих обычно на очень худой короткой постели с тонким тюфяком и вставал в пять или шесть часов утра.
Тотчас после завтрака к нему являлся министр с большими связками бумаг. Просматривая их, король делал пометки двумя-тремя словами. По этим пометкам секретари составляли потом полные ответы и резолюции. В 11 часов Фридрих шёл на плац и осматривал свой полк. В этот час по всей Пруссии полковники делали смотр своим полкам. Затем король отправлялся обедать вместе с братьями, двумя генералами и камергерами и вновь уходил в свой кабинет. До пяти-шести часов он трудился над своими литературными сочинениями.
Если король уставал, он звал чтеца, который до семи читал какую-нибудь книгу. День обычно завершался небольшим концертом, причём король сам играл на флейте и часто вещицы собственного сочинения. Он был большим охотником до музыки. Вечерний стол сервировался в небольшой зале, украшенной картиной Пеона, писанной по рисунку короля. Она имела такое фривольное содержание, что казалась почти непристойной. В этот час король иногда начинал с гостями философский разговор, и, по словам злоязычного Вольтера, постороннему наблюдателю могло показаться, что он слышит беседу семи греческих мудрецов, сидящих в борделе. Ни женщины, ни священники никогда не допускались ко двору. Король жил без придворных, без совета и без богослужения. Праздники устраивались только несколько раз в году.
Спокойное течение жизни было прервано в 1756 году ожесточённой Семилетней войной. Основную тяжесть её вынесла на себе Пруссия, которой пришлось одновременно воевать против Франции, Австрии, Саксонии, Польши, Швеции и России. Соединившись все вместе, они могли выставить против Фридриха около 500 тысяч солдат. Однако союзники действовали несогласованно, порознь друг от друга на широком фронте. Быстро перебрасывая войска из одного места в другое и нанося стремительные удары, Фридрих не только поначалу отражал все их нападения, но и сумел одержать целую серию блистательных побед, которые повергли в изумление всю Европу.
В 1757 году король во главе 56-тысячной армии вступил в Саксонию и без труда занял Лейпциг. Саксонская армия Августа III была окружена пруссаками в её лагере. Сделав несколько бесплодных попыток прорваться, саксонцы сдались на милость победителя. Вслед за тем Фридрих двинулся против Австрии, в мае подступил к Праге и в упорном сражении у её стен нанёс австрийцам полное поражение. Однако новая битва в июне при Колине закончилась для пруссаков неудачей. Фридрих потерял до 14 тысяч своих лучших солдат и принуждён был прекратить осаду Праги. Поражение было отчасти сглажено блестящей победой над французами, которую король одержал в ноябре при Росбахе, и не менее замечательным успехом в бою с австрийцами у деревни Лейтен в декабре того же года. Французы потеряли 17 тысяч убитыми, австрийцы — 6 тысяч убитыми, а также 21 тысячу пленными и всю артиллерию. Вскоре был захвачен Бреславль, где сдалось в плен ещё 18 тысяч австрийцев.
Оставив австрийский фронт, Фридрих поспешил в Восточную Пруссию, в которой разворачивалась русская армия. В августе 1758 года произошло кровопролитное сражение у Цорндорфа. Русские были разбиты во многих местах, но упорно не желали отступать. Только темнота положила конец сражению. Пруссаки потеряли до 13 тысяч человек, русские — около 19 тысяч. Год спустя, в августе 1759 года, у деревни Кунерсдорф состоялось новая битва, завершившаяся на этот раз полным поражением Фридриха. На поле боя осталось 20 тысяч его солдат. В октябре 1760 года русские внезапным ударом захватили Берлин. Впрочем, они даже не думали удерживать за собой этот город. Через несколько дней, взяв 2 миллиона талеров контрибуции, русский отряд отступил. Фридрих в это время вёл тяжёлую войну в Саксонии против австрийцев и одержал над ними очень трудную победу на берегах Эльбы.
В 1761 году король с 50-тысячным корпусом отступил к укреплённому лагерю у Бунцельвица. 135-тысячная русско-австрийская армия со всех сторон окружила прусский лагерь, стараясь пресечь подвоз продовольствия. Положение пруссаков было очень тяжёлым, но Фридрих упорно оборонялся. Чтобы поднять дух войска, он день и ночь был со своими солдатами, ел одну с ними пищу и часто спал у бивуачного костра. К счастью для него, союзники постоянно ссорились друг с другом и не смогли сделать ничего замечательного. Между тем в январе 1761 года умерла русская императрица Елизавета Петровна. На российский престол взошёл Пётр III, который никогда не скрывал своих горячих симпатий к Пруссии и её королю. Едва приняв власть, он поспешил заключить перемирие. В апреле был подписан и самый мир. В следующем месяце примеру России последовала Швеция. Фридрих стянул все свои силы против австрийцев и вытеснил их из Силезии. Осенью заключили между собой мир Великобритания и Франция. Мария Терезия не в силах была продолжать войну в одиночку и тоже склонилась на переговоры. 16 февраля 1763 года был подписан Губертусбургский мир, положивший конец Семилетней войне. Все державы согласились сохранить в Европе довоенные границы. Силезия осталась за Пруссией. Хотя война не принесла Фридриху территориальных приобретений, она создала ему громкую славу по всей Европе. Даже во Франции и в Австрии у него было множество восторженных сторонников, заслуженно считавших прусского короля лучшим полководцем своего времени.
Последние четверть века своего правления Фридрих провёл в мире. Ему предстояло много трудиться, чтобы водворить порядок и благосостояние в королевстве, расстроенном войной. За эти семь лет народонаселение уменьшилось на полмиллиона человек, многие города и сёла лежали в развалинах. Король деятельно взялся за восстановление страны. Разорённые провинции получили денежную помощь, всё зерно из армейских магазинов было роздано крестьянам, им же он велел отдать 35 тысяч обозных лошадей. Для укрепления финансов король в три года изъял из обращения всю порченую монету, которую принуждён был выпускать в годы войны, и велел перечеканить её в полновесные талеры. Убыль населения была частично пополнена за счёт привлечения колонистов из других земель. Во внешних сношениях Фридрих старался сохранить дружественный союз с Россией, поддерживал её в войне с Польшей, но при этом не забывал и о своих интересах. В 1772 году он очень ловко возбудил вопрос о разделе Польши, предлагая Екатерине II вознаградить себя таким образом за издержки в турецкой войне. Сам он при первом разделе получил Западную Пруссию с устьем Вислы. Умер великий король в августе 1786 года.
АЛЕКСАНДР I
Александр I, несомненно, был одной из самых сложных и противоречивых фигур, когда-либо занимавших русский престол. Воспитанием его занималась сама Екатерина II, избравшая главным наставником для внука полковника Лагарпа — швейцарского республиканца, восторженного, хотя и осторожного поклонника отвлечённых идей французской просветительной философии. Взявшись за обучение великих князей Александра и Константина, Лагарп начал читать и в духе своих республиканских убеждений объяснять им латинских и греческих классиков — Демосфена, Плутарха и Тацита, английских и французских философов и историков. Во всём, что он говорил и читал своим питомцам, шла речь о могуществе разума, о благе человечества, о договорном происхождении государства, о природном равенстве людей, о справедливости, но более и настойчивее всего о природной свободе человека, о нелепости и вреде деспотизма, о гнусности рабства. Все эти идеи были рано усвоены будущим наследником русского престола. Когда, спустя несколько лет, судьба свела Александра с польским аристократом князем Чарторижским, тот был изумлён его свободомыслием. «Великий князь сказал мне, — вспоминал позже Чарторижский в своих мемуарах, — что он нисколько не разделяет воззрений и правил кабинета двора… Он сознался мне, что ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую имеют одинаковое право все люди; что он с живым участием следил за французской революцией; что, не одобряя этих ужасных заблуждений, он всё же желает успеха республике и радуется ему… Он утверждал, между прочим, что наследственность престола была несправедливым и бессмысленным установлением, что передача верховной власти должна зависеть не от случайностей рождения, а от голосования народа, который сумеет выбрать наиболее способного правителя». Наблюдая с разных сторон придворную и государственную жизнь в России, молодой Александр положительно не одобрял течения дел. «Мне думалось, — писал он Лагарпу, — что если когда-либо придёт и мой черёд царствовать, то, вместо добровольного изгнания себя, я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить её сделаться в будущем игрушкой в руках каких-нибудь безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей».