100 великих оригиналов и чудаков
Шрифт:
Речь идёт об эпидемии холеры, подступавшей к Петербургу. Но главное, конечно, другое. 27 июля 1830 года в Париже произошло вооружённое восстание в ответ на ущемление правительством гражданских свобод. Вечером того же дня глава кабинета де Полиньяк успокоил короля: «В сущности, всё сводится лишь к простому волнению». Но уже на следующий день командующий войсками в Париже доложил иначе: «Это уже не волнение, это — революция». Была свергнута царствующая династия Бурбонов. Монархия сохранилась (корона перешла к герцогу Орлеанскому, ставшему Луи-Филиппом I), но при обновлённой буржуазно-демократической конституции.
Возможно, точнее было бы назвать это вооружённым переворотом. Власть потомственной аристократии сменилась господством олигархов, банковской и торгово-промышленной буржуазии. В августе грянула революция в
Эпидемия революций в Европе должна была серьёзно озадачить русского царя. Письмо-донос князя Андрея Голицына о масонском заговоре упал на благодатную почву. Однако Николай I, зная странности автора данного сочинения — с обилием слов при минимуме доказательств, — не стал торопиться с выводами.
Масонские тайны и оккультная литература серьёзно потрясли психику князя и отчасти помутили его рассудок. Он штудировал шведского мистика Сведенборга, всерьёз воспринимая его откровения о беседах с духами умерших (некромантия), о телепатии. Без тени сомнения Сведенборг утверждал: «Что человек по внутренним началам своим дух, ясно доказывается тем, что по отрешении своём от тела, или после смерти, он продолжает жить как человек. Мне дано было убедиться в этом беседою с иными в продолжение нескольких часов, с другими — в течение недели или месяцев и даже многих лет».
На примере А. Б. Голицына можно видеть, как воздействовали сначала эпоха Просвещения, затем мистика и масонские идеи на некоторых экзальтированных членов тайных обществ. Вот его признание:
«Моё воспитание, — пишет князь, — делалось невидимою рукою в разные времена; Криднерша (баронесса Крюденер) разбудила мой дух и обратила моё знание в деятельную веру, — научила меня практической молитве, везде позволялось мне по неслыханной благодати Божией заимствовать хорошее и не допускать до меня вредное. Я кинулся в герметическую работу, она научила меня некоторым правилам и силам в природе: я всё стремился выше и выше, в 1824 году я готов был вступить в магию и Бог меня от этого спас; я видел чудеса неимоверные и от нечистой силы и устрашился их; они мне были нужны для суждения. Я видел и самую высочайшую степень магнитного просветления у девицы Ушаковой, и сам занимался магнетизмом и отстал! В то же самое время в Курске делались другие чудеса иного рода над ямскою бабою Матрёною; Палладия о том можно спросить, он был личным свидетелем; стремление моё ко всем тайным наукам ежедневно делалось сильнее, я начал учить некромантию, влияние планет, составление пантоклов и талисманов, имена духов от Архангелов до последних гномов подземельных: я углубился в науку числ халдейских и познание имён Божиих, определяющих сигнатуру вещей; какие были плоды моей учёности? Я приобрёл большую кичливость ума, надутость, и вселилась во мне гордость самая титаническая; я погибал без ведома моего; Всемилосердный Бог приставил мне видимого Ангела-хранителя в лице моей Нины; чем более я углублялся в премудрости Соломона, которые помрачали мой ум, тем более её сердце и разум проникались благостью и светом евангелической простоты; ей открывались вещи высочайшие, и я чувствовал превосходство её веры против моей. Перед отъездом моим в армию на Дунай в 1828 году она мне сказала: „Друг мой! Ты едешь в армию, Бог один знает, где и когда мы опять увидимся, не откажи твоему другу в одной милости — дай мне все твои драгоценные книги, все твои рукописи, все твои таблицы, исчисления, призывания духов, все твои старинные вещи, которые меня так приводят в смущение, отдай мне все твои пантаксы, кружки на пергаменте и позволь нам с отцом Палладием всё это сжечь“. Я согласился с чистым сердцем, и собравши книги мои, сжигаху пред всеми. Вся моя книжная наука, вся моя премудрость обратилась в пять минут в пепел и развеялась по ветру. Палладий надел на меня образ Богородицы, а друг мой дала мне в руки Евангелие и сказала: „Вот тебе премудрость! Ищи её здесь…“ Нина моя перешла в жизнь вечную, но дух её продолжает охранять меня; дух отца её Николая Исаевича также имеет великое значение».
Приобщение
Прервём цитату. Здесь высказана мысль, помогающая понять психологию немалого числа членов тайных и, в частности, революционных обществ. Эти люди стремились преодолеть тяжкое тяготение обыденной жизни, обрести высшую цель бытия, несравненно превосходящую любые личные низменные устремления.
«Почему же он, — продолжает Гордин, — так далеко ушёл от преддекабристских увлечений своей молодости? От идеалов Ордена русских рыцарей?
Во-первых, кто знает, отчего меняется политическая позиция человека? Тут может быть великое множество причин — иногда самого неожиданного личного свойства. Неукротимый и безжалостный Пестель в 1825 году стал религиозен, толковал об уходе в монастырь, о том, что надо открыться императору, чтобы убедить его начать реформы. А незадолго перед тем Пестель готов был полностью уничтожить августейшее семейство — с женщинами и детьми…
Во-вторых, скорее всего, в князе Андрее Борисовиче масонство, которое для декабристов и близких к ним людей было лишь формой организации, победило политический либерализм. Мистическое мировосприятие заполнило его душу…
В-третьих, вполне возможно, он искренне уверовал в гибельность радикального реформаторства в конкретных российских условиях и считал, что оно может вызвать лавину народного мятежа. В подобных опасениях он был отнюдь не одинок».
Этот частный пример демонстрирует важную особенность тайных обществ. Идеи и ритуалы, характерные для них, могут завораживающе воздействовать на людей определённого склада ума и характера. В психологии это называется внушением установки, укореняющейся в подсознании. В дальнейшем она может руководить поведением человека вне его рассудка, управляя его эмоциями.
В тайных революционных обществах ситуация усугубляется дополнительным духовным напряжением, вызванным постоянной опасностью. Для некоторых людей это служит источником своеобразного вдохновения, энтузиазма. Как провозгласил герой трагедии Пушкина:
Есть упоение в бою,У бездны страшной на краю…Итак, по донесению А. Б. Голицына о заговоре ужасных иллюминатов, соответствующее расследование провели военный министр граф А. Чернышёв и генерал-адъютант граф А. Орлов. Ознакомились с имевшимися материалами, побеседовали с Андреем Борисовичем и доложили Николаю I: «Окончательное объяснение князя Голицына, от которого, по словам его, мы ожидали больших открытий и доказательства, не соответствовали нашему ожиданию, и нимало не сомневаясь в добрых его намерениях, должны признаться, что способы его собственных понятий со всем его рвением не могут без помощи других обнять и раскрыть столь обширное по существу своему, столь великое дело, каково существование и продолжение в России зловредных действий иллюминатской секты».
Подозрения Голицына оказались голословными, внушёнными его неуёмной фантазией. Но в его путанных и пространных рассуждениях порой проскальзывала верная мысль: «Россия стоит, как великан, на которого натянули насильственно с трудом немецкую столь узкую куртку, что он не может владеть руками, скрутили его по всем суставам, перетянули жилы, остановили в них кровообращение, дразнят, колют, терзают, изнуряют, полагая повалить его на землю и дать на съедение разнородным налётным псам!» (Удивительно актуально звучит.)
Андрей Борисович, побывавший в тайных обществах и знавший, как много в них состоит влиятельных людей, решил, что корень зла — в коварных происках иллюминатов. Но ведь иноземное влияние на Россию началось наиболее активно ещё при Петре I. Оно не было во всём отрицательным. Трудности экономического роста России определялись комплексом причин вне связи с «немецкой узкой курткой». Другое дело — духовное подавление и унижение русского народа и его самобытной культуры. Но в этом повинны были не только иностранцы.