Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

«Но в этих комнатках, в этом коридорчике, где прожитые годы стояли тесно, один к одному впритык, открыто и без стеснения, как стоит стоптанная домашняя обувь в деревянном ящике под вешалкой, …в этой тесноте и гуще не было места жалости» («Другая жизнь») – интонация этих трифоновских строк всегда узнаваема, ее ни с кем не спутать. Извечный житейский конфликт, роковая безнадежность, от которой временами не скрыться: куда же самому от себя деться. Вот и копается человек в себе, оглядывается на прожитые годы, ищет, где ошибался, пытается разобраться: сумел ли сохранить человеческое достоинство в засасывающей повседневности, не был ли духовно глух к ближнему. Но оказывается, что не только история не знает сослагательного наклонения, но и жизнь каждого человека тоже. Воскрешая прошлое, не изменить событий, не повернуть время вспять. Что же остается? Острое ощущение безысходности…

Некоторые критики упрекали Трифонова в «бытовизме»

и «мещанстве» его «московских повестей». Они его не жаловали и свои статьи о нем называли так: «Прокрустово ложе быта», «На обочине жизни» и т. п. Однако быт для писателя является не угрозой нравственности, а сферой ее проявления. В предисловии к отдельному изданию «московских повестей» критик А. Бочаров писал: «Проводя своих героев через испытание бытом, испытание повседневной жизнью, он выявляет не всегда уловимую связь бытового, повседневного с высоким, идеальным, обнажает пласт за пластом всю многосоставность натуры человека, всю сложность влияний окружающей среды». В этих повестях рассказывалось о любви и семейных отношениях, вполне тривиальных, но вместе с тем очень характерных, обнаженно узнаваемых. Однако читатель не только узнавал свою жизнь с ее общечеловеческими радостями и трагедиями, но и остро ощущал свое время и свое место в этом времени. В фокусе художественных исканий Трифонова постоянно вставала проблема нравственного выбора, который человек вынужден делать даже в самых простых житейских ситуациях.

Может быть, поэтому Юрий Валентинович в период послесталинской оттепели одним из первых обратился к корням русского революционного терроризма, серьезное художественное исследование которого содержится в романе «Нетерпение» (1973 г.), который чудом проскользнул в щель захлопываемой цензурой двери перед литературной правдой. Главный герой книги – А. Желябов, известный народоволец, через образ которого автор исследовал в человеке «неистребимый генетический код истории», связывающий воедино прошлое, настоящее и будущее.

Повесть вышла в Политиздате в серии «Пламенные революционеры» и оказалась серьезным художественным исследованием общественной мысли второй половины XIX в. через призму народовольчества. Цензура пропустила все, потому что аллюзии [2] стали главным литературным приемом Трифонова. Следует отметить, что, пожалуй, изо всех «легальных» авторов своего времени именно он находился под самым пристальным ее вниманием. Но цензурных купюр в произведениях Трифонова практически не было. Писатель был убежден, что талант проявляется в умении сказать все, что хочется сказать, и не быть изуродованным. Юрий Валентинович обладал среди прочего одной изначальной способностью: писать всегда на высшем уровне дозволенной правды. Но это требует высочайшего мастерства слова, предельной емкости мысли и безграничного доверия к читателю.

2

Аллюзия (от лат. allusio – шутка, намек) – стилистическая фигура, намек посредством сходно звучащего слова или упоминания общеизвестного реального факта, исторического события, литературного произведения.

В архиве Трифонова сохранилось несколько тысяч писем, которые свидетельствовали о том, что в СССР 1970 – 1980 гг. существовал огромный пласт людей мыслящих, образованных, думающих и о судьбе человека, и о судьбе Родины. Именно для них и писал Трифонов свою богатую, тонкую, многослойную прозу. В каждом произведении четко прослеживался авторский взгляд на повседневность под углом истории. Наиболее ярко он выражен в романе о кровавых событиях на Дону в 1918 г. «Старик», тематически примыкающем к «московскому циклу». «Старик» появился в 1978 г. в журнале «Дружба народов» только благодаря исключительным знакомствам и лукавству главного редактора журнала С.А. Баруздина. Мысль о том, что «жизнь – такая система, где все загадочным образом и по какому-то высшему плану закольцовано, ничто не существует отдельно, в клочках, все тянется и тянется, переплетаясь одно с другим, не исчезая совсем», проходит через каждое трифоновское произведение, и читатель остро ощущает свою сопричастность к героям, где каждый «человек есть нить», протянувшаяся из прошлого в будущее, и по этой нити можно изучать нравственную жизнь общества. «Потому что все состояло из малого, из ничтожного, из каждодневного сора, из того, что потомкам не увидеть никаким зрением и фантазией». Трифонов постоянно сопрягал разные эпохи, устраивал «очную ставку» поколениям – дедам и внукам, отцам и детям, – обнаруживая исторические переклички, стремясь увидеть человека в самые драматичные моменты его жизни – в моменты нравственного выбора.

А каким же был сам Юрий Валентинович, произведения которого так трогали людей? Вот как вспоминала о нем жена, писательница Ольга Трифонова, чьи произведения по стилю близки к мужниным: «Он был высоким, крупным, неторопливым, говорил всегда медленно, замечательно знал историю, любил и жалел людей, особенно старых, и в то же время умел подмечать в людях смешные и мелкие черты. Замечательно остроумно рассказывал; о себе – тоже. Себя не щадил. Любил друзей и умел дружить; отвечал на все письма, собирал марки (это еще с детства, когда все мальчишки собирали марки); и вообще, при всей серьезности и даже мрачноватости облика в нем было много от мальчика. Мальчика из хорошей семьи, хотя иногда, в некоторых обстоятельствах он поражал меня умением дать жесткий (почти блатной) отпор хаму и хулигану. Любил собак и приблудных гнилоглазых котят, легко прощал людей, помогал начинающим писателям и терпеть не мог чиновников от литературы. Даже не скрывал своего, отчасти высокомерного, пренебрежения. Зато с людьми неудачливыми обращался подчеркнуто уважительно и предупредительно».

А еще Трифонов был человеком мужественным и упорно продолжал стоять «на обочине жизни», помещая своих героев в «прокрустово ложе быта», упрямо не щадил «своих», к которым относил и себя – интеллигента 1960-х гг.

Уже в 1970-е гг. творчество Трифонова высоко оценили западные критики и издатели. Каждая его новая книга быстро переводилась и издавалась внушительным, по западным меркам, тиражом. В 1980 г. по предложению Генриха Белля он был выдвинут на соискание Нобелевской премии. Шансы были весьма велики, но смерть писателя 23 марта 1981 г. перечеркнула их.

Как ни странно, у Трифонова не оказалось слабых, проходных вещей; он, беспрестанно наращивая мощь своего узнаваемого письма, становился подлинным властителем дум. В этом очередной раз убедился читатель, когда после смерти Юрия Валентиновича появились его самый глубокий, самый исповедальный роман «Время и место» и цикл рассказов «Опрокинутый дом». Трифоновская проза обрела в последних вещах новое качество, большую художественную концентрацию и в то же время стилевую свободу. «Время и место» сам писатель определил как «роман самосознания». Обычно суховатое трифоновское повествование здесь лирически окрашено, тяготеет к поэтичности, авторский же голос звучит не просто открыто, но исповедально. Остался неоконченным роман «Исчезновение» о репрессиях 1930-х гг. (опубликован в 1987 г.). Творчество и личность Трифонова занимали не только в русской литературе XX века, но и в общественной жизни особое место, и оно остается пока незанятым, ведь писатель пытался помочь людям осмыслить время, протекающее сквозь всех нас, и был личностью, которая заставила оглянуться на себя, кого-то лишая душевного комфорта, кому-то помогая жить.

Федоров Иван

(род. ок. 1510 г. – ум. в 1583 г.)

Основатель книгопечатания в России и Украине, выпустивший первую русскую датированную печатную книгу «Апостол», первую полную славянскую Острожскую Библию и др. Изобретатель многоствольной мортиры.

Почти четыре столетия имя легендарного русского первопечатника пребывало в забвении. Лишь в 40-х гг. XIX в. игумен Онуфриевского монастыря Марк Гриневецкий сказал об «Апостоле», что книга эта была издана дьяконом Иваном Федоровым. Однако и это упоминание не пробудило подлинного интереса современников к судьбе мастера. И хотя уже через 20 лет общественность отмечала 300-летие выхода первой датированной русской книги, а в 1909 г. в Москве был открыт памятник печатнику, подробное изучение, точнее, восстановление по мельчайшим деталям, его биографии началось лишь в середине XX века. Но несмотря на все усилия ученых, судьба Федорова полностью не восстановлена и пестрит белыми пятнами и загадками.

Историю мирового книгопечатания связывают с именами Кастальди, Вальдфогеля, Брито и, наконец, Гутенберга, под чьими руками в 1455 г. родилась первая книга, отпечатанная с помощью подвижных металлических литер. Через 50 лет типографии существовали уже в 250 городах Европы. Задумывались о внедрении в своей стране книжного стана и русские правители. Так, в 1492 г. Иван III пытался привлечь на свою службу печатника Бартоломео Готана из Любека – увы, безуспешно. 17-летний Иван IV Грозный нашел в Германии типографщика и двух переплетчиков, желающих работать в России, однако города Ганзы и Ливонский орден не выпустили их за рубеж. А когда в мае 1552 г. король Дании Христиан III направил в Москву своего личного типографа Ганса Мессингейма, царь сам отверг это предложение. Историки полагают, что дело было не только в том, что издавать предлагали лишь книги протестантского содержания, но и в том, что Иван Грозный, возможно, уже знал русского человека, готового посвятить свою жизнь книгопечатанию.

Поделиться:
Популярные книги

Младший сын князя

Ткачев Андрей Сергеевич
1. Аналитик
Фантастика:
фэнтези
городское фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Младший сын князя

Я же бать, или Как найти мать

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
6.44
рейтинг книги
Я же бать, или Как найти мать

Без шансов

Семенов Павел
2. Пробуждение Системы
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
постапокалипсис
5.00
рейтинг книги
Без шансов

Кодекс Крови. Книга VI

Борзых М.
6. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга VI

Горчаков. Пенталогия

Пылаев Валерий
Горчаков
Фантастика:
фэнтези
5.50
рейтинг книги
Горчаков. Пенталогия

Черный Маг Императора 8

Герда Александр
8. Черный маг императора
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Черный Маг Императора 8

Делегат

Астахов Евгений Евгеньевич
6. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Делегат

Лейб-хирург

Дроздов Анатолий Федорович
2. Зауряд-врач
Фантастика:
альтернативная история
7.34
рейтинг книги
Лейб-хирург

Я князь. Книга XVIII

Дрейк Сириус
18. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я князь. Книга XVIII

Не грози Дубровскому! Том III

Панарин Антон
3. РОС: Не грози Дубровскому!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Не грози Дубровскому! Том III

На границе империй. Том 5

INDIGO
5. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
7.50
рейтинг книги
На границе империй. Том 5

Девяностые приближаются

Иванов Дмитрий
3. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.33
рейтинг книги
Девяностые приближаются

Протокол "Наследник"

Лисина Александра
1. Гибрид
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Протокол Наследник

Бремя империи

Афанасьев Александр
Бремя империи - 1.
Фантастика:
альтернативная история
9.34
рейтинг книги
Бремя империи