100 знаменитых судебных процессов
Шрифт:
Но гром грянул вовсе не в той стороне, где ожидалось. 10 января 2006 года поп-королю был предъявлен новый судебный иск по обвинению в сексуальных домогательствах к несовершеннолетнему. Истец утверждает, что в период с 1987 по 1999 год, когда ему было от двух (!) до 14 лет, Майкл неоднократно приставал к нему. Кроме того, певец якобы крал тексты и мелодии к песням истца, а также заставил свою «жертву» сделать пластическую операцию. На этот раз на скамье подсудимых Джексон был не один: ответчиками вместе с ним выступили компании «Sony» и «MJJ Productions». Слушания по делу начались 14 февраля. Но «мистеру ходячая неприятность» снова повезло: продолжавшийся четыре месяца суд завершился его полным и безоговорочным оправданием. Услышав приговор, Джексон прослезился, а его адвокат Томас Мезеро назвал оправдательный вердикт «настоящим торжеством
Осужденные за веру и… безверие
«Мы должны Асклепию петуха.»
Состоявшийся в 399 году до н. э. суд над Сократом — один из самых, если так можно выразиться, резонансных процессов в истории человечества. Философ был обвинен в «непризнании богов греческого пантеона» и «развращении молодежи». Дело Сократа рассматривал 501 присяжный афинского суда. Голосами двухсот восьмидесяти одного из них мудрец был признан виновным. За смертную казнь Сократа проголосовали уже 360 присяжных. Через месяц философ, выпив кубок с ядом, самостоятельно исполнил приговор суда.
Каждая эпоха грешит небрежным отношением к своим мудрецам. Греция на рубеже V–IV веков до н. э. — не исключение.
С одной стороны, интерес к любомудрию, философии, тяга к просвещению настолько велики, что появляется целый социальный слой — философы, люди «профессионально» мудрствующие. С другой — традиция все еще является стержнем, основой общества. Будь ты семи пядей во лбу — традиции, устою перечить не смей.
В тридцатые годы V века до н. э. был обвинен в неверии и изгнан из Афин материалист Анаксагор, учивший, что Солнце — раскаленная глыба. Та же участь постигла поэта и философа Диагора (415 г. до н. э.). Через четыре года принудительно покинул Афины софист Протагор, а все его книги были публично сожжены.
Неспешно шедший по кривой афинской улочке человек несомненно хорошо знал обо всех этих случаях. Более того, вероятно, он собственными глазами видел судебные процессы и был знаком с обвиняемыми. Суд для жителя греческого полиса — развлечение похлеще театра. Тут тебе и трагедия, и комедия, да к тому же всё настоящее, невыдуманное. Греки устали от многолетних Пелопонесских войн, слившихся в одну растянувшуюся на долгие двадцать семь лет братоубийственную резню (431–404 гг. до н. э.). Какой уж тут героизм, когда грек проливает кровь другого грека, сражаясь за иллюзорные экономические интересы разных партий. То ли дело полувековая освободительная борьба против персов, принесшая когда-то греческим полисам свободу и независимость (449 г. до н. э.)!
Впрочем, мы отвлеклись и совсем потеряли нашего афинянина из виду. Еще бы не потерять! Неожиданно кривая улица закончилась — взорвалась многоголосьем шумной площади — агоры, центра жизни любого греческого полиса. И здесь наш знакомый — босой, бедно одетый, немного обрюзгший бородач — слился с толпой таких же бедняков и оборванцев, составляющих крикливое, рукастое тело любого базара.
Под оливковым деревом о чем-то спорят, смеются. Блеснула на солнце и снова скрыласть в тени дерева знакомая лысина. Точно, это он: умный ироничный взгляд исподлобья, немного вздернутый нос, полные губы влюбленного в жизнь человека. Знакомьтесь — Сократ, сын
Софрониска, учитель мудрости и чудак! Его знает любой афинянин. Он тот самый мудрец, который сам признался, что ничего не знает. А вот кто уж точно во всем разбирается получше всех философов вместе взятых, так это женушка Сократа! Сварливая Ксантиппа прогнала из дома всех друзей и учеников своего мужа-бездельника! А какими словами она называла этих умников!
— Эй, Сократ, как ты можешь жить с такой женщиной? Воспитал бы в ней любовь к философии. Сам ведь не раз говорил о равных способностях мужчины и женщины.
— Видишь ли, люди, желающие стать хорошими наездниками, берут себе лошадей не самых смирных, а горячих. Вот и я, желая быть в общении с людьми, взял ее в том убеждении, что если буду переносить ее, то мне будет легко иметь дело со всеми людьми. Да хоть с тобой!
Удивительный все-таки человек, этот Сократ! До шуток ли ему теперь, когда другой согнулся бы под тяжестью выдвинутых ему обвинений. Впрочем, Сократ давно слывет человеком не от мира
В 406 году до н. э. в Афинах состоялся суд над шестью афинскими стратегами, одержавшими блестящую победу близ острова Лесбос, но потерявшими свой флот во время жестокой бури. Дело было передано пританее, суду пятидесяти, в состав которой волею судеб в этот раз вошел и Сократ. Хотя по нормам афинского судопроизводства каждого из шести обвиняемых необходимо было судить по отдельности, поступило предложение определять совместную степень их виновности путем тайного голосования. Сначала большинство пританов было против подобного вмешательства в ход дела. Но, видимо, уничтожение видных военачальников было на руку кому-то из политиков. Угрозы и запугивания сделали свое дело: все пританы проголосовали за несправедливый суд. Все, кроме Сократа. Стратеги были казнены, а Сократ едва не угодил за решетку. Но еще большей опасности подвергся философ, когда в 404 году власть в Афинах перешла в руки Тридцати тиранов во главе с олигархом Критием. У того с Сократом были особые счеты. Както философ уличил его в попытке совращения молодого юноши. Сначала Сократ поговорил с Критием с глазу на глаз. Это не помогло. Тогда мудрец сказал при всех: «У Крития, кажется, есть свинская наклонность: ему хочется тереться об Евтидема, как поросята трутся о камни». Как вспоминает ученик Сократа Ксенофонт, «с этого времени и стал ненавидеть Сократа Критий: будучи членом коллегии Тридцати и попав в законодательную комиссию с Хариклом, он припомнил это Сократу и внес в законы статью, воспрещавшую преподавать искусство слова». Естественно, Сократ не повиновался этому, как не повиновался он и тогда, когда вместе с другими четырьмя афинянами получил приказ об аресте Леонтия Саламинского, противника олигархов.
— Возможно, меня бы казнили, если бы правительство не пало в скором времени. — Голос Сократа тверд и спокоен. Кажется, ученики переживают за своего учителя гораздо больше, чем он за самого себя. Он совершенно не готовится к суду, не сочиняет обычной в таком случае речи, взывающей к милосердию.
Впрочем, зачем Сократу готовиться заранее? Противостояние прогрессивного философа и консервативной части афинского общества назрело давно. Тучи над головой Сократа сгущались постепенно, и первыми предвестниками грядущей бури стали безобидные на первый взгляд, но чрезвычайно колкие «Облака», комедия Аристофана (423 г. до н. э.), в которой драматург жестоко высмеял подобных Сократу проповедников. Таким образом, у философа было достаточно времени, чтобы тщательно продумать, что сказать своим оппонентам.
Непосредственным поводом для судебного разбирательства послужил начертанный на восковой дощечке донос за авторством поэта Мелета, ритора Ликона, а также влиятельного афинского политика Анита. Говорят, Сократ высмеивал и поэтов, и риторов, ну а уж политикам от него досталось и подавно! Диоген Лаэртский напишет: «Заявление подал и клятву принес Мелет, сын Мелета из Питфа, против Сократа, сына Софрониска из Алопеки: Сократ повинен в том, что не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество; а наказание за то — смерть».