Шрифт:
Пролог
Анкхарат не сопротивлялся течению: плыть он все равно не мог. Он часто проваливался в липкую тьму, пропахшую кровью, пока река несла его за пределы Сердца Мира. Чтобы не захлебнуться, в беспамятности скользнув под воду, он с трудом выполз на берег и привязал себя плетями плюща к подходящему бревну.
Сил хватило только на это.
Орла он отправил в Речные земли накануне Церемонии. Анкхарат надеялся, что птице удалось избежать смерти, вряд ли остальные орлы Сыновей
Полноводная река мчала его по землям Аталаса, подбрасывая изломанное тело на порогах. Не было никакой возможности противостоять этой пытке. Сердце Мира оставалось все дальше.
Благодаря Аталасу, река стала его единственным спасением.
Анкхарат не слышал посторонних звуков : грохот падающей воды заглушал все. Он мог кричать от боли, не опасаясь разоблачения. Узкое русло лавировало меж высоких мокрых скал, в которые врезалось бревно. От ствола отлетали щепки, и Анкхарат благодарил Богов за то, что удары приходились не на его тело.
Он не должен был спать. И нельзя было покидать воду. А единственной его пищей была древесная кора.
Ну, хотя бы воды хватало.
Конечно, он все равно засыпал. Однажды он с головой ушел под воду, пока спал. Ему приснилось, что он снова там, в зале Храма, на Церемонии, а Асгейрр сжал руки вокруг шеи.
Стоило Анкхарату закрыть глаза, он снова и снова видел расправу над братьями. Слышал, как рыдал Саймир, когда было уже слишком поздно для раскаяния, и как его успокаивал Аталас.
Тем утром ему поначалу показалось, что он оглох. Такой внезапной оказалась тишина. Река вырвалась за пределы Долины Аталаса и достигла равнин Саймира. Вдоль берега стеной возвышались леса, дававшие древесину всему Нуатлу. Хозяин этих земель был молод и глуп. Саймир поверил брату-предателю, но оказался не готов к тому, что убивать придется самостоятельно.
Анкхарат позволил реке нести себя до глубокой ночи и только потом, когда на воду опустился ночной туман, взял к берегу.
Как только река обмелела, Анкхарат разорвал зубами задубевшие лианы. Воды было по колено. Он отпустил побитое бревно, и течение понесло его прочь. Нельзя было оставлять его здесь. На древесине была его кровь и даже следы зубов.
Он не прошел и двух шагов. Рухнул в воду и выбрался на берег ползком, дрожа от холода. Если Львы нагоняли его, то сейчас смогли бы найти по одному только перестуку зубов. Кажется, это был самый громкий звук в тонущем в тумане лесу.
Какое-то время он лежал, все еще наполовину оставаясь в воде. Вода казалась теплее, чем ночной воздух. Он успел сродниться с водой, стать частью стихии. Земля под ним ходила ходуном. Лежа на сыром песке и утонув в белесом тумане, Анкхарат грезил наяву жаром разведенного костра. Даже воображаемое пламя согревало.
Болело все. Он подтянулся на руках и увидел, что кожа предплечий на обеих руках содрана до мяса
Айя будет довольна, если увидит. Когда раны на предплечьях заживут, никаких шрамов от предыдущих трех избранниц не останется.
Анкхарат пополз вперед, помогая себе локтями.
Если он хочет жить, то должен идти безоружным и не разжигая огня в сторону заката через эти дикие леса. Какая-нибудь дубина, возможно, поможет против голодного хищника, но не против целой стаи. А если его настигнут преследователи, ему ничего не поможет.
Речные земли должны быть за этими лесами. Если только река не вышвырнула его в один из боковых притоков, которые мелели на лугах Альсафа.
Анкхарат хотел верить, что это не так.
Но он мог ошибаться, и это, увы, тоже следовало учитывать. Если на сумрачном небе утром появится солнце, то Анкхарат сможет сориентироваться лучше. А пока ему нужно найти убежище, съесть хоть что-нибудь и поспать на твердой земле.
Шатаясь, он двинулся вперед.
Лес дал ему пропитание, пусть и скудное в преддверии зимы. Анкхарат ел на ходу – опять кору, кислые ягоды с облетевших кустов, искал грибы среди вороха пожухлых листьев. Этого было мало.
Охотиться он не мог. Он вооружился палкой, но сил едва хватило, чтобы удержать ее в руках. О том, чтобы нанести удар, не могло быть и речи.
Он сильно мерз, – и днем и ночью. Слабеющее солнце не прогревало землю, только воздух. Сырые ветра, казалось, навсегда заблудились в этом лесу и бесцельно плутали между деревьями, как и сам Анкхарат. Кругом был только однообразный серо-черный лес и рваные обрывки неба над головой.
Иногда ему казалось, что его странствие никогда не кончится.
Тогда он касался указательным пальцем белого шрама на правом предплечье под самым локтем и вспоминал ее голос и улыбку. Ее руки на своем теле, когда она впервые помогла ему раздеться.
Он грыз кору, заедая ее красными, как пролитая кровь, ягодами. И шел вперед.
Он пережил Церемонию. Анкхарат убеждал себя, что в сравнении с этим путешествие – всего лишь безобидная прогулка по лесу.
Звери опасались человека, и обычно, достаточно было замахнуться дубиной, чтобы они ушли восвояси.
Он довольствовался лишь кратким сном на закате. Если за ним и была погоня, то, скорее всего, на закате эти люди тоже устраивали привал, а в путь выходили на рассвете. Ночью им пришлось бы зажигать факелы, а это делало их слишком заметными. Днем же среди ровных голых стволов из него выходила отличная мишень.
Он спал, закапываясь в сухие листья.
Однажды Анкхарат попробовал взобраться на дерево. Он повис и попытался подтянуться, но во внутренностях словно вспыхнул пожар. Каждый вдох еще долго отдавался болью.