Шрифт:
Анар Азимов
1002-я НОЧЬ
(На сцене - конструкция наподобие ступенчатой пирамиды. Первый этаж скрыт пологом по всей длине. Вся пирамида убрана с роскошью в ближневосточном стиле (ковры и т.д.). На вершине - кровать под балдахином - перед кроватью на подушках сидит Шехерезада. По обе стороны кровати - по небольшому кувшину. Полог кровати задернут.)
МУЖСКОЙ ГОЛОС ИЗ-ЗА ПОЛОГА (в дальнейшем как "Голос"). Что же, свет очей моих, довольна ли ты моими подарками?
ШЕХЕРЕЗАДА (с притворной покорностью). О повелитель правоверных, да пребудет
ГОЛОС. Милая моя Шехерезада, ты устала и можешь не утруждать себя и арабский язык, тем более что твой одинокий ночной путник и тот, другой, который замерз, - один и тот же человек, ибо вряд ли кому не будет холодно на ночной дороге среди бесконечных песков.
ШЕХЕРЕЗАДА (азартно). А разве нельзя охладиться где-нибудь в другом месте?
ГОЛОС. Почему же, можно, например, я очень хотел бы найти такую прохладу в твоих объятьях, о Шехерезада, но ты говорила о холоде, и это сильно меняет дело.
ШЕХЕРЕЗАДА (живо перебивая) Мои объятья все равно прохладны...
ГОЛОС.А вот это мы обсудим несколько позже, потому что я все люблю доводить до конца...
ШЕХЕРЕЗАДА. Для этого нужно хотя бы начать, мой повелитель.
ГОЛОС. Вот я и начал, Шехерезада - я начал говорить о том, что искусства нанизывать слова на нить мыслей недостаточно, а нужно еще завязать узел...
ШЕХЕРЕЗАДА (лукаво). Ты хочешь сказать - связать концы этой нити.
ГОЛОС (невозмутимо). Воистину так, но я хотел бы продолжить. И потому скажу еще раз, что ночной путник довольствуется луной за неимением большего светила, как довольствуются серебом за неимением золота, а этот неверный серебряный свет хорош только для разбойников, не брезгующих даже медной монетой. Днем же всякий путник уверен, что ему не придется развязывать свой кошель, прежде чем шаг за шагом он доберется до караван-сарая. Так и ты, моя прекрасная сказительница, не сыпь словами без счета - они тебе еще пригодятся, если ты, конечно, не собьешься с пути. Теперь я кончил.
ШЕХЕРЕЗАДА. Ты оказался скор, мой повелитель, и сейчас это радует меня, ибо чем скорее закончишь одно дело, тем скорее начнешь другое. Поэтому я постараюсь обогнать тебя и скажу только, что звон монет в пустыне не заменит шума воды, даже если этих монет так же много, как звезд на небе, а блеск так же ярок.
ГОЛОС (заинтересованно). И что же?
ШЕХЕРЕЗАДА. Ничего, я же говорила, что не собираюсь задерживаться в пути.
ГОЛОС (саркастически). Ты скорее можешь задержать другого, чем задержишься сама. Ты заставила слуг бежать так быстро, что не увидела из окна паланкина половины того, что могла увидеть.
ШЕХЕРЕЗАДА. Что можно увидеть в пустыне?
ГОЛОС. Очень многое, если суметь проникнуть взором в толщу песка.
ШЕХЕРЕЗАДА. Зато я проникла в тебя и увидела, что сейчас наши желания вряд ли совпадают.
ГОЛОС (с иронией). Вряд ли тебе удалось. Впрочем, я и не скрываю, чего я не хочу сейчас, но это не значит, что ты хочешь того же.
ШЕХЕРЕЗАДА. Я тоже не скрываю, что не хочу как раз того, чего хочешь ты.
ГОЛОС. Когда скрываешь одно, невольно открываешь другое...
ШЕХЕРЕЗАДА (перебивая). Если одеяло слишком коротко.
ГОЛОС. ...одеяло ведь не только для того, чтобы укрываться, но и для того, чтобы открывать... так и ты открыла мне свое желание желать то, что отлично от моих желаний, хотя на самом деле ты не достигла этой цели. Избегай миражей и смотри вглубь, дочь пустыни, но даже тогда тебе не обойтись без колодца. Все уже спят и мне некому приказать, поэтому прошу тебя: дай мне воды вон из того кувшина. (Шехерезада делает соответствующее движение.) Нет-нет, из того (Шехерезада тянется в другую сторону.) Впрочем, не нужно, я передумал.
ШЕХЕРЕЗАДА (со скрытым недовольством). Ты можешь приказывать и мне, но для этого ты чересчур переменчив, господин мой.
ГОЛОС. Приказывать вообще глупо, ибо тот, кто исполняет, всегда желает подчиниться, даже если уверен в обратном.
ШЕХЕРЕЗАДА. Почему же ты приказываешь, господин мой?
ГОЛОС. Я только делаю вид, на самом же деле я только прошу.
ШЕХЕРЕЗАДА. Ты хочешь казаться себе более глупым, чем ты есть на самом деле?
ГОЛОС.Не более, чем более умным. Я вообще не знаю, хочу ли я, чтобы мне что-то казалось.
ШЕХЕРЕЗАДА. Я же говорила, что ты переменчив.
ГОЛОС. Переменчивость является моей постоянной чертой, ведь в одну и ту же реку не войдешь дважды.
ШЕХЕРЕЗАДА. Было бы куда входить, мой повелитель...
ГОЛОС. ...и кому - угадал ли я завершение твоих слов?
ШЕХЕРЕЗАДА. ...а напиться можно и без греческих премудростей; если же не сделать это в свое время и вдоволь, то уже никого не будет. И разве следует тебе уподобляться воде, мой господин?
ГОЛОС (с усмешкой). Да, меня скорее можно сравнить с другой стихией.
ШЕХЕРЕЗАДА. Всех нас рано или поздно возьмет к себе лишь одна из них.
ГОЛОС (с непонятной иронией). О да, человек смертен, здесь ты права.
ШЕХЕРЕЗАДА (поспешно). Конечно, я имею в виду лишь бренное тело.
ГОЛОС. Но которое так тебе дорого...
ШЕХЕРЕЗАДА. ...что я страшусь заглядывать под землю - разве не грех торопить свой неизбежный удел, о повелитель правоверных?
ГОЛОС. Видеть не значит торопить, хотя ты все равно не так поняла меня, прекрасная Шехерезада.
ШЕХЕРЕЗАДА. Правильно или нет, но я хочу до конца испить из своей чаши наслаждения и удовольствия, счастья и радости...
ГОЛОС. Ты имеешь на нее право, заплатив тысячу и одну ночь.
ШЕХЕРЕЗАДА. Чаша стоит не много и не мало, а только самой себя.
ГОЛОС. Вряд ли торговец или ремесленник поймут тебя.
ШЕХЕРЕЗАДА. Им тоже надо чем-то заполнять бездонную яму времени, вот они и называют свой товар по цене, как вообще все люди чашу называют чашей, воду водой, а себя - людьми.