12-й Псалом сестры Литиции
Шрифт:
Мысль возможности подобного поведения со стороны моего Ордена душит и жжет грудную клетку гневом. Пинаю решетки набережной в дикой злобе. Нырнуть что ли в этот туман, мозги прочистить?
Ненавижу! И эту недореку тоже!
Константин стоит рядом и ждет.
– Мы никого не убьем, – говорит так уверенно, будто может ослушаться приказов епископа. – Всегда есть другой путь. Вам ли не знать, Литиция?
Туман поднимается из вод и ползет ко мне. Ему нравятся боль и терзания. Если полностью отдаться чувствам, он заползет внутрь, забьется в щели, прорастет, расширив
– Костик, ты когда-нибудь целовался? – смена темы слишком резкая. Даже хмарь Лондона клубится в недоумении.
Константин давится вечерними сумерками и уточняет:
– Что за вопросы? Помолитесь, сестра Литиция.
– Ого, как заговорил. Давно сестрой меня не называл. Видимо тема наболевшая? – щупальца страха отпускают душу. Больше всего на свете мне страшно осознать, что все мое существование напрасно. Что все, за что мы боремся, может быть ложью. А священники через сотню лет станут толстожопыми обладателями Мерседесов с иконками на лобовом стекле. Будут заботиться о том, чтобы людские слабости не иссякали, и отпускать грехи зекам и проституткам, не выходя из сауны.
– Целовался.
– Понравилось?
Богомол кивает. Не очень уверенно, чуть наклонив голову.
– А с кем?
– Еще до принятия сана. С девушкой.
– Везунчик.
– А вы?
– И я. С девушками. И там были далеко не невинные поцелуи. Но было это давно и не в этом теле.
Воспоминания накатывают волной, выбивают скупую слезу. Нет, мне не жалко себя. Скорее обидно. Я с легкостью приживусь в любом месте, так почему это не мог быть развращенный ад с кучей демониц и осужденных на вечную работу проституток?
– Сожалеешь?
– Нет. Один набожный монах отучил меня лобызать легкодоступных дев.
И левой рукой в перчатке ему салютую.
– Вы до сих пор меня не простили?! – Константин выглядит настолько обиженным, будто это ему полруки оттяпали.
Неожиданно хочется, чтобы он поцеловал меня. Соблазн заставить его сделать это в знак примирения, слишком велик.
Представляю, как касаюсь его рта. Перехватываю язык, сжимаю в руках. Проникаю.
Куда?
Чем?
Что за мысли!?
– Лицития? – ладонь с тонкими пальцами касается плеча.
– Не трогай меня, грязный извращенец! – отмахиваюсь и готовлюсь его убить. Он же меня чуть не изнасиловал в моих собственных мыслях. Или это были мечты?
Летите отсюда такие мечтания.
Я не такая.
Не такой.
О, святые муки пубертатного периода. Откуда ж вы взялись!?
Тайм аут.
Требую перезагрузки.
– Простила. Уже давно, – отмахиваюсь и несусь в казематы Тауэра. Там временно обитает опасный маньяк Джек Потрошитель. Будет на ком выместить злость. Заодно и проверим, так ли он легендарен, как говорят.
10. Отобрал,
Джек скалит зубы. Джек показывает язык. На месте глаз его – черный огонь преисподней. Надо бы провести изгнание. Но Константин останавливает меня:
– Пока не выбили из него сведения, нельзя, – подходит ближе к допрашиваемому и корчит из себя злого полицейского. Поведение напарника не сочетается с его внешним видом прыщавого подростка. И выглядит так, будто он актер индийского кино и сейчас петь начнет, потроша противников в танце. – Где они?
Первые аккорды оптимистической мелодии…
– Скажу, если отпустите меня, – лебезит Потрошитель. Марионетка марионеткой, а жить хочет.
Подросток, которого мы притащили вместе с Реймондом уже сутки лежит без сознания в лазарете Святого Павла. Нам нужна информация, ему – отдых. И Пионика не пускает никого к нему, она иногда настоящий Богомол!
Мы давим на единственное оставшееся звено. Время поджимает. Дети меньше других подвержены влиянию демонов. В них меньше грязи и слабостей. Но в то же время, их желания сильнее и искренней. Они непредсказуемы. Что они затеяли?
– Тебе не спрятаться от нас.
– И не собираюсь. Я покажу вам женщин, а вы никогда не будете меня искать. На писании вашем поклянётесь.
Почему-то Константин с Беллом оборачиваются на меня. Ах, ну да, я же – самая беспринципная монашка на районе. Пожимаю плечами:
– Ладно. Клянемся.
Джек смотрит с недоумением. Джек облизывает искусанные губы.
– Тогда развяжите. Можем пойти прямо сейчас.
И опять все глаза на меня.
Я тут главный нарушитель правил? Отлично. Вот с демонами в паре мы давно не работали.
Белл после моего кивка отвязывает мужика от стула и тащит в коридор. Констебли нервничают. Приказа отпускать преступника не было. Но мы не пробиваемы. Рожи кирпичом, в лучших традициях Богомола. Благословляем всех и вся справа налево.
Полицмейстеры растекаются перед нами, будто море. Жаль по ним ступать нельзя.
Собрали свой инкубатор демоны в ночлежке для нищих. Грязь, крысы, антисанитария. И тринадцать беременных женщин вместо бомжей. Они живы, но все в плачевном состоянии. Они никому не нужны, поголовно больны туберкулезом, беззубы и накачены наркотой. Кашель рвет легкие. Проституток никто не ищет, не лечит, не стережет. Половина из них – моргающие трупы. Остальным осталось жить не больше пары дней. Кажется, убить их будет наивысшим благом. Но это не так.
Где грань между состраданием и селекцией?
Почему одни должны выжить, а другие не должны мучиться?
Констебли морщатся и отводят глаза.
Наверняка, это тоже ловушка. Но, даже зная это, мы вытаскиваем женщин из запертых комнат и перевозим в лазарет Святого Павла, где они и будут рожать. Пионика первая бросается к новым пациентам, даже не потрудившись одеть маску.
Врачи Ордена творят чудеса. Оживляют мертвых и поддерживают искру надежды в слабых. Несколько суток пролетают в безостановочной борьбе за тех, кто не должен был выжить.