12 застреленных тещ
Шрифт:
В голове до сих пор звучали голоса оперативников, которые используя немного фактов и много ничем не подтвержденных домыслов, пытались доказать, что именно он причастен к смерти своей тещи, поскольку он единственный человек, которому это выгодно. Алексей Александрович сделал звонок по мобильному, произнес несколько фраз.
В офисе Ростовцев провел буквально минут 20, проверяя платежи и переводя деньги с расчетного в накопительный электронный кошелек. Распечатал почтовые адреса из присланных на мейл сообщений, наклеил на конверты, вложил заказы и двинулся в сторону Бульварного кольца.
Почтовое
Ростовцев тоже пользовался его услугами, всякий раз, однако, вздыхая, по поводу времени, напрасно потраченного на ожидание, пока до него дойдет очередь в веренице людей, обслуживаемых никуда не спешащим почтовым служащим. Он встал к окошку, где отправлялись заказные письма. За ним пристроилась девушка в меховом полушубке, меховой шапочке, одетой на замотанный вокруг головы и шеи платок. Глаза были прикрыты темными очками.
Однако, Ростовцев сразу узнал сексапильную девицу, что была на мосту, когда Алексей Александрович встречался с Северцевым.
Девушка незаметно протянула ему конверт, немного постояла, изображая целую пантомиму, показывая свое нетерпение и нежелание стоять в очереди, потом повернулась и ушла сердито стуча каблуками.
В машине Алексей распечатал послание. Там был список примет, которые Ростовцев должен был выучить наизусть.
Гавнила, он же Гаврил Нилов, так он значился в паспорте, был очкастым и пухленьким, румяным молодым человеком, который мог сойти за сильно задержавшегося с обучением студента старшего курса, если бы не нервный тик и замашки сильно запущенного учащегося вспомогательной школы, страдающего тяжелой формой олигофрении. При этом его нельзя было назвать дураком и отказать в практической сметке.
— Привет, Нилов, — сказал Алик, крепко хватая его за локоть. — Все промышляешь?
— Ай, — испугано вскрикнул Гавнил. — А, это вы, Альберт Петрович…
— Ты вроде как не рад мне, Гаврил? — поинтересовался Бухин, просверливая наркодилера давящим взглядом насквозь.
— Так вы, Альберт Петрович никогда просто так не приходите… А то бы пивка попили, за жизнь потрепались.
— Потреплемся как-нибудь на Новокузнецкой, в подвальчике, — хмуро вставил Алик. — Как там говорят: «Один удар по почкам заменяет литр пива».
— А сами употребите? — невинно поинтересовался Гавнил, делая непроизвольную гримасу.
— Поговори мне, лишенец. Как у тебя дела?
— Да так себе. Кручусь, верчусь, а толку…
— Хочешь и дальше тут работать? — давя взглядом несчастного торговца наркотой, поинтересовался Бухин. — Знаешь, кто разрешает тебе тут стоять?
— Да, Альберт Петрович, так точно… — со страху вспомнив все, что, слышал в сериалах про армию, выдал Гавнила.
— Так слушай сюда, Нилов. Найди мне бабу, должна, должна она тут появляться. 175, натуральная блондинка лет 20–23, симпатичная такая, фигуристая, глазки голубые, зовут Оксана. По клофелину промышляет. Может быть одета в белую куртку и серые брюки.
— Да где ж я ее найду, — запричитал Гаврила. — Под это описание каждая третья подходит.
— Привет, Гавнилка. Ты не занят? — раздалось сзади.
Мужчины обернулись. К Нилову обращалась высокая, голубоглазая девушка. Хотя она была одета в черный спортивный комбинезон, а на голове была лисья шапка с хвостом, Алик узнал свою вчерашнюю гостью.
Реакция «Оксаны» оказалась мгновенной. Она повернулась и со скоростью спринтера на стометровке бросилась в сторону подземного перехода.
Бухин бежал за ней что есть силы, но позорно отстал, сказывалось его многолетнее увлечение «Баллантайном», курение, общая детренированность и вчерашняя порция клофелина. Когда он, пыхтя и отдуваясь, вбежал по лестнице, девушки не было видно. Алик несколько минут стоял, высматривая в толпе лисий хвост, потом вздохнул, и пошел разбираться с Гавнилой.
Альберт Петрович отвел Нилова за щиты, которые скрывали строительство, и профессионально, почти виртуозно, не стесняясь ко всему привычных строителей- армян, отвел душу на торговце наркотой. Алик бил Гавнилу так, чтобы не оставить следов: хлестал наотмашь по щекам, колотил что есть силы по ушам, пинал в пах и по ребрам, тыкал Гаврила мордой в испачканный цементной пылью и желтыми пятнами мочи снег.
Гавнил плакал и божился, что видит эту суку в первый раз и понятия не имеет, откуда она его знает, умолял о пощаде и звал на помощь. Его крики заглушал шум компрессора и стук отбойных молотков. Так и не добившись признания, Алик бросил Нилова лежать, напоследок пнув его туда, где на брюках наркоторговца уже образовалось мокрое пятно.
— Не узнаешь, кто она, вешайся, сучонок, — уже издалека крикнул Алик.
Следователь плюхнулся в тачку. Завел мотор, включил вентилятор и подогрев сидений, чувствуя, как воздушные струи овевают разгоряченное лицо, которое в тепле салона стало покрываться потом, а зад приятно греет вмонтированная в сиденье электрогрелка.
Бухин подумал, что, пожалуй, перестарался. Ему и раньше случалось учить Гавнилу кулаками. Нилов потом отряхивался как курочка, делал вид, что ничего не случилось, недоплачивал Бухину дань, ссылаясь на трудности, и все оставалось как раньше. «В этот раз Гавнила может и не стерпеть», — решил он. — «Надо приставить „наружку“ Не сегодня, так через пару дней».
Алик вздохнул, и направился дальше. Страх немного отпустил.
Глава 8
Это сладкое слово — свобода
Утром Бухин почувствовал себя гораздо лучше. Его уже почти не колбасило. Грела мысль, что от сети информаторов эта поганая тварь не уйдет. Он прибыл на работу полный надежд. Родное учреждение встретило его обычной сутолокой в длиннющих коридорах, бледными пятнами лиц посетителей, вжавшихся в сиротские стульчики с откидными сиденьями, запахом ремонта и канцелярии.
Альберт Петрович миновал участок коридора, где пол бы закрыт пленкой, расставлены стремянки, разложены малярные принадлежности и оказался возле своего кабинета, где уже собрались вызванные им люди. К своему удивлению он увидел в очереди Ростовцева, который что-то говорил женщине с красными от слез глазами. Алик сделал вид, что не знаком с экстрасенсом, а Алексей Александрович видя такое дело, тоже не стал с ним здороваться. Бухин разделся, разложил бумаги. Подождав немного, он открыл дверь и спросил у собранных им людей: