120 дней Содома
Шрифт:
В пору своей молодости Герцог способен был извергать сперму по восемнадцать раз в день, не выдыхаясь и оставаясь в конце таким же полным сил и свежим, как в начале. Несмотря на то, что к началу нашего рассказа им уже было прожито полвека, он все еще был способен совершить за вечер по семь или восемь половых актов. В течение двадцати пяти лет он занимался, в основном, пассивной содомией, но если возникало желание, переходил к активной роли в мужском совокуплении. Однажды на пари он совершил пятьдесят пять таких «атак» за день. Обладая, как мы знаем, нечеловеческой силой, он одной рукой мог задушить девушку – и делал это не раз. В другой раз он на пари задушил лошадь, зажав ее голову между коленями.
Но его чревоугодие превосходило, если только это возможно, его альковные подвиги. Трудно было сосчитать то количество пищи, которое он заглатывал. Он садился за стол два раза в день регулярно и ел долго и обильно, обычной его нормой было десять бутылок бургундского. Он был способен на пари выпить и тридцать, а то и пятьдесят.
И в то же время – кто бы мог подумать? – недаром говорят, что душа не всегда соответствует телу, – этого колосса мог привести в трепет отважный ребенок, не дрогнувший перед ним, а в тех случаях, когда его козни с адом и хитростями не получались, он бледнел и дрожал, поскольку сама мысль о честной борьбе на равных способна была заставить его бежать на край света. Тем не менее, ему пришлось участвовать в одной или даже двух военных кампаниях, но он показал себя там абсолютно бесполезным и вынужден был оставить службу. Поддерживая свой престиж наглостью и хитростью, он оправдывал свою трусость свойственным ему чувством самосохранения, а уж не один здравомыслящий человек не сочтет это качество недостатком.
ЕПИСКОП из…, брат Герцога Бланжи, обладал такими же моральными качествами, что и его брат, но его физические данные не шли с ним ни в какое сравнение. Та же чернота души и предрасположенность к преступлению, то же презрение к религии и атеизм, то же коварство, но ум более гибкий и проворный, большее искусство в играх с жертвами; сложенья он был хрупкого и хилого, роста невысокого, здоровья слабого, нервы повышенной чувствительности; проявлял более высокую ступень изысканности в поисках удовольствий; способности имел посредственные; половой член обычный, даже маленький, но он пользовался им с большим искусством и при половом акте расходовал себя экономно, что при его богатом без конца воспламеняющемся воображении, делало его потенцию не менее высокой, чем у брата; впрочем, экзальтация и нервное возбуждение достигали у него такой силы, что он нередко терял сознание в момент извержения спермы.
Ему было сорок пять лет. Лицо с тонкими чертами, довольно красивые глаза, но отвратительный рот и зубы; тело белое, без растительности, зад маленький, но стройный; половой член пять дюймов в толщину и десять в длину. Обожая в равной степени активную и пассивную содомию, все же большее пристрастие имел к пассивной, и это удовольствие, которое не требует большого расхода сил, вполне соответствовало его физическим данным. Позже мы поговорим о других его пристрастиях.
Что касается еды, то здесь он не отставал от брата, но при этом проявлял больше тонкости. Ничуть не меньший негодяй, он обладал некоторыми чертами характера, которые, без сомнения, приравнивали его к известным поступкам только что описанного героя. Достаточно рассказать об одном из них, и читатель, познакомившись с тем, что следует ниже, сам будет судить, на что способен подобный человек.
Один из его друзей, очень богатый человек, имел связь с одной знатной девушкой, от которой имел двух детей, девочку и мальчика. Любовник девушки рано умер, оставив огромное состояние. Так как у него не было других наследников, он решил оставить все состояние своим внебрачным детям. На пороге смерти он поведал о своем проекте Епископу и, поручив ему заниматься наследством и воспитанием детей, передал два одинаковых кошелька», которые он должен будет вручить детям, когда они достигнут возраста, предусмотренного законом. Переданные деньги он просил вложить в банк, чтобы за это время состояние детей удвоилось. Он также просил Епископа не сообщать их матери о том, что он сделал для детей и вообще никогда не упоминать при ней его имени. Приняв все эти предосторожности, монсиньор закрыл глаза, а Епископ оказался обладателем миллиона в банковских чеках и попечителем двух детей. Ни минуты не колеблясь, негодяй присвоил себе деньги детей: ведь умирающий никому кроме него не говорил о своих намерениях, их мать ничего не знала, а детям было четыре или пять лет. Он объявил, что его друг завещал свое состояние бедным, и немедленно все прикарманил себе. Но ему было мало разорить двух несчастных детей. Одно преступление вдохновило его на второе. Воспользовавшись пожеланием своего друга, он взял детей из пансиона, где они содержались, и перевез их в свои владения. Там, под присмотром его людей, дети содержались до тринадцати лет.
Мальчику тринадцать исполнилось первому. Епископ силой подчинил его своим порочным наклонностям; так как мальчик был очень красив, он наслаждался им восемь дней.
Девочка к указанному возрасту оказалась дурнушкой, но это не остановило Епископа. Удовлетворив свои желания, он рассудил, что, если он оставит детей в живых, может раскрыться правда об их наследстве. И он отправил их в имение своего брата, где жестокими половыми злоупотреблениями довел обоих до смерти. Это произошло в тайне от всех. А нет такого развратника, погрязшего в грехе, который не испытывал бы сладострастия, убивая жертву в момент извержения спермы.
Надеюсь, эта мысль послужит предостережением читателю, которому еще предстоит прочитать весь роман, где об этом будет рассказано подробно.
Итак, успокоившись по поводу изложенных событий, монсиньор возвратился в Париж без малейших угрызений совести, чтобы продолжать
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КЮРВАЛЬ был старейшина общества. Ему было под шестьдесят. Пристрастие к пороку превратило его почти в полный скелет. Он был высок ростом, сухощав и тонок в кости. На лице выделялись впалые потухшие глаза, рот был зловещего синеватого цвета, нос длинный, подбородок выступал торчком. Покрытый шерстью как сатир, он имел плоскую спину и дряблые ягодицы, похожие на две грязные тряпки, которые болтались на бедрах; кожа на них была такой иссушенной и бесчувственной, как будто бы его всю жизнь стегали кнутом. Посреди ягодиц зияла дыра огромного размера, цветом и запахом напоминающая стульчак в уборной. Чтобы завершить описание прелестей этого сластолюбца из Содома, скажем, что эта часть его тела всегда находилась в таком неопрятном виде, что по кромке были видны нечистоты толщиной в два дюйма. Под животом, тоже дряблом и мертвенно бледном, в зарослях волос висел инструмент любви, который в момент эрекции достигал восьми дюймов в длину и семи в толщину. Но это с ним случалось крайне редко, и требовался целый спектакль, чтобы привести его в состояние возбуждения. Тем не менее, раза два или три в неделю он еще мог. И Председатель без всякого разбора втыкал свой член во все отверстия, хотя задний проход юноши был для него всего предпочтительнее. Председатель сделал себе обрезание таким образом, что головка его члена никогда не была закрытой, – процедура, облегчающая и усиливающая восторги плоти (все специалисты по сладострастию должны взять это на вооружение).
Но и эту часть тела следовало бы содержать в большей чистоте, а у Кюрваля головка, как и заднее отверстие, была вымазана толстым слоем кала.
Столь же нечистоплотен Председатель был в своих вкусах. От него исходило зловоние, что не могло понравиться никому, но его приятели не придавали большого значения таким мелочам и об этом просто не говорили.
Нечасто встретишь такого ловкого и порочного человека как Председатель. К моменту нашего повествования он уже пресытился и отупел до такой степени, что ему для пробуждения сексуальности требовалось по три часа самых грязных и жестоких возбуждений. Что касается извержения спермы, то оно происходило у него чаше, чем эрекция и не больше одного раза за весь вечер, но было незначительно и совершалось после долгих спектаклей, настолько омерзительных, что сами участники отказывались их исполнять, что вызывало у Председателя истеричный гнев, который иногда приводил к желаемому результату лучше, чем все усилия. Кюрваль настолько увяз в трясине разврата, что уже не мог существовать ни в каком ином мире. С его уст без конца срывались самые скверные ругательства, которые он энергично перемешивал с бесчисленными проклятиями и богохульством. Этот беспорядок в мыслях, усиленный постоянным пьянством, превратил его с годами в человека опустившегося и полубезумного.
Рожденный гурманом в такой же степени, что и пьяницей, он был достойным сотрапезником Герцогу; мы еще увидим, на какие подвиги были способны эти обжоры.
В течение последних десяти лет Кюрваль не выполнял своих обязанностей Председателя суда не только потому, что был уже неспособен; я думаю, если бы он и мог еще что-то делать, то его бы упросили никогда больше не утруждать себя. Кюрваль вел жизнь распутника, любые извращения были ему по душе; те, кто его близко знал, подозревали, что в основе его огромного состояния лежат два или три отвратительных убийства. Как бы то ни было, судя по тому, что произойдет в дальнейшем, именно этот вид извращений в высшей степени его возбуждал; за это преступление, сведений о котором почти нет, он и был удален от Верховного Суда.
Теперь мы поведаем читателю об одной истории, которая даст ему представление о характере Кюрваля.
Рядом с домом председателя проживал бедный носильщик, отец прелестной девочки, который имел несчастье обладать возвышенными чувствами. Уже раз двадцать к нему и его жене приходили посыльные с предложениями за большие деньги уступить девочку, но родители упорно отказывались. Тогда Кюрваль, от которого исходили эти предложения и которого эти отказы только возбуждали, не зная как заполучить девочку в свою постель, решил попросту колесовать носильщика. План был хорошо продуман и точно выполнен. Два или три мошенника, нанятых Председателем, уже в конце месяца обвинили несчастного в преступлении, которого тот никогда не совершал, что вскоре привело его в парижскую тюрьму Консьержери. Председатель, как вы понимаете, сразу завладел этим делом и, так как он не был заинтересован в его долгом разбирательстве, то, благодаря подлогу и деньгам несчастный в три дня получил приговор: «колесование», хотя ни одного преступления он в своей жизни не совершил и только хотел уберечь честь дочери. Вскоре последовали ходатайства. Вызвали в суд мать девочки и так представили ей дело: мол, она – единственная, кто может спасти мужа, если согласится на предложение Председателя. Она посоветовалась – к кому она обратилась, вы догадываетесь, – и ответ ей был: медлить нельзя. Несчастная, плача, сама привела дочку к ногам судьи; он обещал все, но на самом деле не собирался держать свои обещания. Он не только опасался, что в случае освобождения муж узнает, какая цена заплачена за его жизнь, но тут был и особый садизм: получить обещанное, не выполнив обещания. Этому преступлению Кюрваль придал особую окраску порочности и жестокости, что в высшей степени возбуждало его сладострастие.