120 дней Содома
Шрифт:
«Вот прямо для тебя два варианта разрядки на сегодняшний вечер, – сказал Герцог Кюрвалю. – Хотя ты не привык так себя расходовать в один день.»
«Есть и третий вариант», – ответил Кюрваль, гладя ягодицы Дюкло.
«Вот как!» – воскликнул Герцог.
«Но я ставлю условие, что мне все позволяется», – заявил Кюрваль.
«Ну нет, – возразил Герцог. – Ты хорошо знаешь, что есть вещи, которые мы договорились не делать раньше срока. Прежде, чем их начать, надо ввести в наш распорядок несколько обоснованных примеров этой страсти. Есть немало удовольствий, в которых мы пока отказываем себе – до определенного срока. Вот ты недавно вернулась с Алиной из кабинета, почему она там кричала и почему до сих прижимает платок к груди? Так что выбирай: или тайные удовольствия, или те, которые мы все
Тогда Председатель потребовал, чтобы ему позволили удалиться в кабинет с теми объектами, которые ему нужны. Это условие приняли. Договорились, что роль судьи при этом будет играть Дюкло, которая и доложит совету, действительно ли произошло истечение семени.
«Хорошо, – согласился Председатель. – Я приступаю.»
Он начал с того, что получил пятьсот ударов розгами на глазах у всех – эту операцию выполняла Дюкло. После этого он увел с собой свою дорогую и преданную подругу Констанс; его просили не делать с ней ничего, что могло бы причинить вред ее беременности. К группе он присоединил свою дочь Аделаиду, Огюстнн, Зельмир, Селадона, Зефира, Терезу, Фаншон, Шамвиль, Ла Дегранж и Дюкло с тремя «работягами.»
«Ничего себе! – сказал Герцог. – Мы не договаривались, что ты заберешь столько объектов!»
Но Епископ и Дюрсе взяли сторону Председателя, заявив, что число не имеет значения. Председатель заперся со своей командой. Через полчаса Констанс и Зельмир вернулись в слезах, за ними шел Председатель с остальной группой, возглавляемой Дюкло, которая удостоверила его мужскую доблесть и объявила, что он заслуживает венца из мирта.
Читатель простит меня за то, что я не раскрываю подробностей того, что происходило в кабинете, поскольку обстоятельства пока не позволяют мне этого. Но Председатель выиграл пари – и это было самое важное!
«Вот сто луидоров, – сказал он, получив деньги. – Они мне помогут оплатить тот самый штраф, к которому меня скоро приговорят.»
Вот еще одна загадка, которую мы просим у читателя разрешения не объяснять. Читатель может только обратить внимание на то, что этот развратник заранее предвидел последствия своих поступков и знал о наказании, которого заслуживает; правда, он не давал себе труда избежать преступления.
То, что произошло в оставшиеся до конца дня часы, не представляет никакого интереса. И мы переносим читателя в следующий день.
Восемнадцатый день
Дюкло, красивая, нарядная, еще более блистательная, чем накануне, так начала свой рассказ в восемнадцатый вечер:
«Я только что приобрела пышное создание по имени Жюстина. Ей было двадцать пять лет. Ростом – как пожарная каланча, крупного сложения; впрочем, черты лица красивые, хорошие кожа и здоровье, цветущее тело. Мой дом в большом количестве посещали престарелые развратники, получавшие удовольствие от бичеваний, и я решила, что такая сильная девушка окажется мне существенной поддержкой. Уже на следующий день после ее прибытия, чтобы испытать ее таланты в бичевании, которые мы расхвалили, я пригласила ее к комиссару квартала, которого надо было стегать от груди до колен и с середины спины до щиколоток с такой силой, чтобы выступила кровь. В конце операции развратник поднял подол нашей красавицы и облил ей ягодицы.
Жюстин стойко выдержала это испытание, и старик сказал потом, что я обладаю настоящим сокровищем: до сих пор его никто так не стегал, как эта краля!
Чтобы еще раз испытать ее, я позже несколько раз приглашала ее к старику-инвалиду, которому потребовалось не менее тысячи ударов розгами по всем частям тела; когда он был весь в крови, надо было, чтобы девушка написала себе в руку и брызгала мочой на самые израненные места его тела. Когда церемония была закончена, потребовалось все повторить сначала. Наконец, он разрядился; девушка осторожно собрала в руки его сперму и растерла этот бальзам по его телу.
Вновь – успех и самая высокая похвала в адрес моей новенькой. Однако с третьим клиентом – чемпионом – я уже не могла ее использовать.
Юноша крепкой рукой наносит ему пятьдесят ударов. Тут наш герой вскакивает, бросается на бьющую его «девицу», задирает см подол, одной рукой проверяет ее пушку, а другой жадно хватает за ягодицы. При этом он уже не знает, каким храмом завладеть раньше. В конце концов он выбирает задний проход и страстно приклеивается к нему своим ртом. Боже правый, да заслуживал ли этот зад такой страсти! Никогда еще зад женщины не вылизывался с такой страстью, как зад этого юноши. Три или четыре раза язык старика вообще исчезал в его заднем проходе. «О мое дорогое дитя, – шептал он. – Продолжай же свою операцию.» Юноша возобновляет порку; он был возбужден и вторую атаку провел с большей силой. Зад старика уже был весь в крови. Внезапно хобот его встает, и развратник вонзает его в молодой объект. Затем он снова поднимает подол, и на этот раз его интересует орудие объекта. Он его гладит, трет, встряхивает и вскоре вставляет в своп рот. После этих предварительных ласк он в третий раз просит выпороть его. Этот последний этап доводит его до безумия. Он швыряет своего Адониса в кровать, ложится на него, тормошит его пушечку и свою тоже, страстно целует красивого мальчика в губы и, воспламенив его своими ласками, доставляет ему дивное наслаждение как раз в тот момент, когда получает его сам: они оба разрядились одновременно! Совершенно очарованный этой сценой, наш развратник пытался рассеять мои сомнения и заставить меня пообещать ему в будущем еще много раз подобные наслаждения – с этим мальчиком или с другим. Я же предпочитала переделать его и потому заверила, что у меня есть очаровательные девушки, которые наилучшим образом обработают его розгами. Но он не пожелал даже взглянуть на них.»
«Я его понимаю! – сказал Епископ. – Когда имеешь вкус к мужчинам, человека уже нельзя переделать.»
«Монсиньор, вы затронули тему, по которой можно было бы защитить диссертацию!..» – заметил Председатель.
«…Которая сделает вывод в пользу моего утверждения, – сказал Епископ, – потому что всем понятно, что мальчик всегда лучше, чем девочка!»
«Без всякого сомнения, – включился Кюрваль. – Но надо вам сказать, тем не менее, что есть несколько объективных доводов в пользу женщин. Существует особый род удовольствий, например, те, о которых вам расскажут Ла Мартен и Ла Дегранж, где девушка стоит выше юноши.»
«Отрицаю это, – заявил Епископ. – И даже, приняв во внимание то, что вы имеете в виду, я все-таки утверждаю, что юноша стоит больше. Даже если посмотреть с точки зрения причиненного зла: преступление будет выглядеть величественнее, если оно будет совершено по отношению к существу абсолютно в вашем вкусе. Начиная с этого мгновения сладострастие удваивается!»
«Да, – сказал Кюрваль, – ничто не может сравниться с этим чувством владычества над миром, с этим деспотизмом, этой империей наслаждения, которую рождает задний проход, когда ты ощущаешь свою власть над слабым…»