13 несчастий Геракла
Шрифт:
— Знакомый, — шепчет Анна.
Домой она возвратилась еле живая и моментально налетела на мужа. Тот выслушал ее расказ и пожал плечами.
— Константин просто не захотел брать долг у тебя. Дай мне деньги, отвезу их Пасынкову.
Анна кричит в истерике:
— Нашел дуру!
Потом она убегает к себе и ночью пишет мужу письмо, в котором содержится много злых, но справедливых слов, приказ убираться из дома и требование развода. Послание на двадцати одной странице. Последняя фраза письма звучала так: «Я приняла это решение сама. Анна». Речь идет о разводе, и немаловажная деталь — это предложение написано одно на последней странице, больше ничего на ней нет.
— Поняла! — заорала Нора.
— Да, — кивнул Макс, — Валерий великолепно знал, что Анна дома одна, приехал днем, нашел на подушке письмо, прочел его и, увидав последнюю строку, обрадовался — дело-то еще проще, чем он рассчитывал.
Он собирался убить Анну и взять себе сто тысяч. И, видя, какая чертовщина творится в доме, решил свалить дело на «Глафиру». Если Анну найдут в кабинете мертвой после смерти Кати и покушения на Риту, все решат, что это дело рук того же «привидения».
Но сейчас ему представился случай превратить убийство в самоубийство. Валерий сделал вид, что хочет помириться с женой.
— Дорогая, — говорит он, — верни деньги в стол, на место. Я принесу в кабинет кофе, и… начнем жизнь сначала. Я люблю тебя.
И Анна опять верит мужу, ей очень хочется быть счастливой. Он сделал вид, что пошел варить кофе. Она идет в кабинет, достает из пакета деньги, садится за стол и…
— Получает смертельный удар в шею, — заканчивает Нора. — Ну кто бы мог подумать, что Валерий способен на такое! Крыса в нарукавниках!
— Крыса — опасное животное, — сказал Макс, — хитрое, расчетливое, злое, и никакие нарукавники не сделают ее белой и пушистой. Он подкрался к жене сзади, закинул ей голову и вонзил в шею ножницы.
Потом Валерий хладнокровно положил на стол последнюю страничку письма Анны, забрал деньги и уехал. Он был абсолютно уверен в своей безнаказанности: милиция должна зафиксировать самоубийство, налицо предсмертная записка, а главное, все двери закрыты изнутри на крючки!
— И как он это проделал? — изумился я.
Макс снисходительно посмотрел на меня.
— Старый как мир фокус. Крючок поднимается, аккуратно устанавливается в таком положении, а потом с силой захлопывается дверь. От удара крючок падает, правда, он не всегда попадает в гнездо, но после трех-четырех попыток, как правило, все устраивается. Был только один промах. Желая окончательно всех запутать, Валерий решил намалевать пятно. В мастерской он взял тюбик, но не тот, что надо. Уже нанеся краску, Валерий увидел, что она синяя, но времени на переделку нет, вот-вот могут вернуться домашние, и он уехал, оставив синее пятно. Кстати, он попал под подозрение сразу, охранник у ворот сообщил, что Валерий днем заезжал домой.
Нора повернула ко мне голову:
— Я же велела тебе расспросить секьюрити.
— Он ответил, что у Кузьминских никого не было, — удивленно ответил я. — Зачем он мне соврал?
— Какой вопрос ты ему задал? — хмыкнул Макс.
— Не было ли сегодня на участке Кузьминских посторонних!
— Каков вопрос — таков ответ, — засмеялся приятель, — чужие и впрямь там не появлялись, одни свои.
— Тебе следовало спросить: «Кто приезжал к Сергею Петровичу?» — обозлилась Нора.
Я молчал. Действительно, похоже, сглупил.
— Это ведь он платье повесил на люстру? — Нора продолжала пытать Макса.
Тот кивнул.
— Да, он нашел его в корзине, сразу понял, в чем дело, и вынес в гостиную. Решил не поднимать шума, а поиграть в свою игру. А Лариса сразу заорала: «Глафира!», она-то сообразила, откуда платье. Валерий, повторюсь, хитер, жесток, изворотлив… Еще вопросы есть? — спросил Макс.
— Лично для меня остался один непонятный момент, чисто технический, — робко сказал я.
— Какой? — удивился Макс.
— Связанный с пятном. Его рисовали, потом стирали растворителем, а картина осталась неиспорченной. Разве не странно?
— Ну, это просто, — улыбнулся Макс, — есть специальный лак, который используют художники. Им покрывают полотно, чтобы сберечь его. Дорогое удовольствие, зато картина будет жить века, не потускнев. Кстати, этим лаком пользуются контрабандисты.
— Зачем? — изумился я.
— Берется ценное полотно, запрещенное к вывозу из страны, покрывается толстым слоем лака, сверху рисуется какая-нибудь дрянь и спокойно отправляется за рубеж. Потом мазня смывается растворителем, и картина предстает во всей своей красе, нетронутой. Лак не поддается растворителю. Вот именно таким лаком и были обработаны все произведения несчастной сумасшедшей.
— Действительно, совсем просто, — вздохнул я.
Макс посмотрел на наши расстроенные физиономии и, чтобы как-то нас подбодрить, сказал:
— Ну не переживайте, все-таки вы молодцы, ты, Иван Павлович, просто Геракл, совершил двенадцать подвигов, чтобы узнать истину.
Я усмехнулся, подвигов Геракла было тринадцать, последний — лишение девственности довольно большого количества девушек — стыдливо умалчивался во всех советских изданиях. Конечно, сравнение с Гераклом лестно, но, думается, если вспомнить все, что со мной произошло, это скорей тринадцать несчастий Геракла.
Эпилог
Лариса Викторовна и Валерий были осуждены. Первая получила максимальное для женщин наказание, второму суд дал десять лет — на мой взгляд, неоправданно мягкий приговор. Когда судья читал свое решение, он сделал перерыв, и присутствующие высыпали в коридор. Там я наткнулся на двух рыдающих женщин и по обрывкам их разговора понял, что они вышли из соседнего зала. Там судили глупого паренька, который с пьяных глаз спер из ларька пару бутылок и блок сигарет. Так вот, судья посчитал эту кражу преступлением в особо крупных размерах и дал несчастному юноше десять лет. Столько же получил и Валерий за убийство Анны. Или я чего-то не понимаю, или российская Фемида не только слепая, но и в придачу глухая, абсолютно лишенная разума особа.
Белла и Клара живут вместе с Сергеем Петровичем, отец собрался с духом и рассказал девочкам, что они родные сестры. И Беллочка, и Клара сначала с трудом переварили информацию, но сейчас они просто неразлучны, невозможно представить, что еще в июне девицы готовы были проглотить друг друга.
Кузьминский продал свой дом и купил новый.
— Неприятно оставаться на старом месте, — так объяснил он мне свой поступок.
В день переезда Сергей Петрович развел во дворе костер, куда бросил все картины, свои и Глафирины, платья покойной матери и дневник отца.