13-й карась
Шрифт:
– Может, его течением снесло? – предположил Шурка.
– Или сом утащил, – буркнул Лера.
– Да нет здесь ничего! – отмахнулся Речка, но всё-таки забросил «кошку» ближе к отмели.
Железные когти тотчас за что-то зацепились.
– Неужели «телевизор»? – обрадовался Речка. – Рыбы, наверное, напихалось в каждую ячейку по карасю.
Но вместо рыбацкой снасти на берег вслед за верёвкой выполз какой-то ночной горшок полный донного ила, из которого торчал пучок кучерявой травы с белыми цветками.
Шурка подскочил к находке.
– Гидрилла мутовчатая! – закричал он радостно Речке.
Речка не понял и нахмурился, полагая, что тот дразнится.
– Чего-чего? – спросил он с вызовом.
– Водоросли бентосные, – пояснил Шурка, исследуя находку, – всё целое – и стебель, и листья, и корни.
– Какие водоросли? – придвинулся Лера.
– Бентосные, – повторил Шурка. – Они или на дне лежат, или укореняются в донном грунте.
– А те, которые плавают, – показал Лера на реку, – вон ряска.
– Эти планктонные.
– Зачем вам водоросли? – поинтересовался успокоенный его пояснениями Речка.
– Гербарий собираем, травы там разные.
– Понятно, – кивнул авторитет, которого Елена Михайловна тоже не раз лечила травяными отварами.
Когда гидриллу изъяли, а горшок отмыли от ила, он оказался немецкой каской. Речка взялся её осматривать.
– Гляди-ка, – показал он дырку. – От пули, наверное. За неё «кошка» и зацепила. Так бы ни за что не достали.
Пока Речка возился с каской, Шурка с его разрешения вновь забросил железные когти. Авось ещё какая-нибудь растительность попадётся. С первой же попытки он вытянул на свет божий пропавший «телевизор». Сеть была перекручена и спутана невероятным образом. В неё набилось столько всевозможного хлама, что Речка за голову схватился. В одном месте «экрана» зияла внушительная дыра. И ни одной рыбёшки.
– Это щука, – сокрушённо вздохнул он. – Наверное, карась застрял, вот она его и ухватила.
Среди речного мусора мальчишки обнаружили обугленный по краям обрывок тонкого белого пластика. Сплошь разрисованный чёрными линиями, он походил на лицо древней морщинистой старухи.
– Карта-километровка, – определил Лера, который с четвёртого класса занимался в кружке по ориентированию на местности и неплохо разбирался в топографических картах.
Покрутив обрывок так и сяк, Речка отдал его мальчишкам.
– Пользуйтесь, – махнул он ладошкой.
Надев на себя каску, рыбацкий авторитет подхватил одной рукой «телевизор», другой – «кошку» с верёвкой и направился домой.
Оставшись одни, друзья взялись за изучение военного трофея. То, что карта фашистская, они не сомневались. На ней повсюду чернели надписи на немецком языке. Готический шрифт был впаян в белый целлулоид, как и чёрные линии, обозначавшие дорогу, речку с болотом и большой кусок леса. Лес обрывался вместе с обугленным краем карты. Как раз в этом месте и стоял загадочный крест.
– Слушай! – вдруг воскликнул Лера, внимательно изучив обрывок. – Да это же наша Тихоня. Вот луг, вот лес за речкой. И дорога эта есть, только не такая длинная.
– Так эту карту ещё при Гитлере составляли, – заметил Шурка. – Тут давно всё позарастало.
– А это что? – ткнул он пальцем в крест.
– Не знаю, – признался Лера. – Вообще-то крестом обозначают могилу или кладбище, или церковь, а ещё особый искусственный объект. Но там кресты другие. Этот ни на что не похож, слишком жирный. А под ним высота. Правда, номер не разобрать.
– Что за высота такая?
– Ну, гора, холм, возвышение, в общем, высота, – пояснил Лера. – Она на карте кругами с чёрточками наружу обозначена.
– А давай сходим? – предложил Шурка. – Далеко идти?
– По прямой – километров пять, – прикинул Лера.
– А ты найдёшь эту высоту под крестом? – засомневался Шурка.
– Да ты что! – возмутился ориентировщик. – Я на первенстве района второе место по личному зачёту занял. А шёл на первое. Просто добежать не успел. Меня Вася Курила обставил. Он – здоровый, как лось, а в карте ни бум-бум. Бежал за мной до самой финишной прямой. На последних метрах обогнал.
Собрав свои нехитрые пожитки, состоявшие из двух гербарных рамок, двух полуцилиндрических лопаток, пачки старых газет да ещё пирожков с бутербродами, мальчишки двинулись на поиски загадочного креста. Вначале они перебрались на другой берег Тихони. Потом миновали просторный и солнечный сосновый бор, и, наконец, вышли на заросшую травой лесную дорогу.
– Интересно, – увидел Лера растущие на обочине лопоухие с прожилками листья. – Почему подорожник к ране прикладывают?
– Он кровь останавливает, – взялся объяснять Шурка, – микробы убивает. его и к синяку прикладывают, и к фурункулу, и к ожогу, и когда пчела укусит или оса. ещё лучше его с тысячелистником смешать. А сам подорожник можно, как чай, заваривать. Тогда он кровь очищает, желудок лечит, давление сбивает и от кашля его хорошо пить. А вот, когда зуб болит, корешок от подорожника в ухо кладут, которое к этому зубу ближе. Полчаса – и боль, как рукой снимет. А молодые листья мама моя иногда в суп добавляет и в салат.
– Ничего себе, подорожник! – удивился Лера. – И швец, и жнец, и на дуде игрец.
– Так это у всех так. Вот осина, – показал Шурка на трепещущее листочками деревце. – У неё листья, почки, кора – всё целебное. Ими тоже можно раны и ожоги лечить. Отвар и от цинги помогает, когда витаминов не хватает. И боли в суставах осина снимает. Да мало чего.
– А берёза?
– В берёзе тоже витаминов полно и веществ всяких. Мои как делают: в конце июня начинают берёзовые веники сушить. Одни – на баню, другие – курам. Зимой такой веник в ведро с кипятком опустишь, он распарится и будто свежий становится. Тогда его в курятник вешаешь. Куры клюют, аж глаза от удовольствия закатывают. А потом яйца несут здоровущие и жёлтые-жёлтые. А когда веники ещё свежие, они, как кондиционер с фильтром.