1356

Корнуэлл Бернард

Он встал, подошел к выходу из шатра и посмотрел куда-то мимо знамен и сквозь деревья, туда, где на западе тускнели последние лучи света.

– Условия суровые, - повторил он, - но поражение будет еще горше, - он обернулся и взглянул на графа Уорика.
– Перебейте предложение, милорд. Дайте половину того, что они требуют.

– Едва ли это требование, сир, это предложение от кардиналов. Французы тоже должны принять эти условия.

– Конечно, они их примут, - сказал принц, - они же их и продиктовали! Даже половина

из того, что они хотят, означает их победу! Они выигрывают всё!

– А если французы не согласятся на меньшее, сир? Что тогда?

Принц вздохнул.

– Лучше быть заложником в Париже, чем трупом в Пуатье, - заявил он, вздрогнув, когда снова подумал о требованиях французов.
– Это капитуляция, так ведь?

– Нет, сир, - твердо сказал граф Уорик.
– Это перемирие и соглашение, - он нахмурился, пытаясь найти какие-нибудь хорошие новости среди плохих.
– Армии позволят уйти в Гасконь, сир. Они не требуют пленных.

– А заложники разве не пленные?
– спросил граф Солсбери.

– Заложники не платят выкуп. С нами будут обращаться с почтением.

– Можешь хоть в бархат всё это завернуть, - грустно произнес принц, - и насквозь промочить духами, но это все равно капитуляция. Но он со своей армией был в ловушке. Назови это перемирием, соглашением или договором, он знал, что на самом деле это капитуляция. Но другого выбора не было. Либо капитуляция, либо смерть.

Потому что англичан переиграли.

Эллекены охраняли брод. Сир Роланд де Веррек и Робби Дуглас остались на холме с остальными латниками графа Уорика, но прочие люди Томаса устроили лагерь чуть к югу от реки.

Лучники выставили стражу на северном берегу, и Кин находился там со своими волкодавами.

– Если они почуют людей или лошадей, то завоют, - заявил он.

– Никаких костров, - приказал Томас. Они видели свет от костров англичан и гасконцев на холме, и еще большее свечение распространилось на горизонте с севера и запада, отмечая то место, где проводила ночь французская армия, но у Томаса костров не было.

Сир Реджинальд не хотел привлекать внимание врага к переправе через Миоссон, так что латники и лучники дрожали в холодной осенней ночи. Облака скрыли луну, хотя через разрывы в них показались яркие звезды. Заухала сова, и Томас перекрестился.

В какой-то момент где-то в этой темноте раздался топот копыт. Волкодавы поднялись и зарычали, но в этот момент тихий голос позвал:

– Сир Томас! Сир Томас!

– Я здесь.

– Боже ты мой, ну и темнотища, - сир Реджинальд появился из темноты и выскользнул из седла.
– Молодец, не зажигаешь костров. Были какие-нибудь гости?

– Никого.

– Но мы полагаем, что они перемещают людей вон на тот холм, - он махнул в сторону темного силуэта поля Александра.
– Проклятье, должно быть, они знают, что брод здесь, и поняли, что мы попытаемся сбежать. Разве что мы не сможем.

– Не сможем?

–

Священники принесли условия. Мы должны заплатить проклятой Франции целое состояние, дать им заложников, вернуть все завоеванные земли и обещать вести себя как паиньки в следующие семь лет. Принц согласился.

– Иисусе, - тихо промолвил Томас.

– Сомневаюсь, что он что-нибудь сможет с этим поделать. А если французы согласятся с предложением церкви? Тогда завтра мы дадим им заложников и сбежим, поджав хвост, - произнес он с отвращением.
– А ты будешь одним из заложников.

– Я!

– Твое имя в списке.

– Иисусе!
– повторил Томас.

– Так почему французы хотят заполучить тебя?

– Меня хочет заполучить кардинал Бессьер, - сказал Томас.
– Я убил его брата.

Сейчас было неподходящее время, чтобы говорить о Злобе, а убийство брата кардинала все вполне объясняло.

– Его брата?

– Стрелой. Ублюдок это заслужил.

– Он был священником?

– Боже, конечно нет, просто мошенником.

Сир Реджинальд хихикнул.

– Тогда мой тебе совет, сир Томас, если перемирие будет объявлено, уезжай отсюда.

– А как я это узнаю?
– спросил Томас.

– Семь раз протрубит горн. Длинные ноты, все семь. Это будет означать, что вместо битвы предстоит унижение.

Томас задумался о последнем слове.

– Почему?
– наконец спросил он.

Он почувствовал, что сир Реджинальд пожал плечами.

– Если мы будем драться, - сказал старый воин, - то, скорее всего, проиграем. Мы думаем, что у них, возможно, десять тысяч человек, то есть намного больше, чем у нас, мы истощены, у нас нет припасов, а у проклятых французов куча всего.

Значит, если мы будем сражаться, то обречем множество добрых англичан и гасконцев на смерть, а принц не желает иметь такое на своей совести. Он достойный человек. Возможно, слишком падок на женщин, но кто может винить в таком мужчину?

Томас улыбнулся.

– Я знал одну из его женщин.

– Правда?
– сир Реджинальд выглядел удивленным.
– Которую? Бог свидетель, их было предостаточно.

– Ее звали Жанет. Графиня Арморика.

– Ты знал ее?
– он по-прежнему был удивлен.

– Я часто гадаю, какова была ее судьба.

– Она умерла, упокой Господь ее душу, - грустно отозвался сир Реджинальд, - и ее сын тоже. Чума.

– Боже мой, - сказал Томас и перекрестился.

– Откуда ты ее знал?

– Я помог ей, - туманно выразился Томас.

– Теперь я вспомнил! Ходили слухи, что она сбежала из Бретани с английским лучником. Это был ты?

– Это было очень давно, - уклончиво ответил Томас.

– Она была красавицей, - с тоской произнес сир Реджинальд. На мгновение он замолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал резко.
– Сегодня произойдет одно из двух, сир Томас.