140 бесед с Молотовым. Второй после Сталина
Шрифт:
30.12.1973
За эту Родину воевали
…Ездил к Молотову с Шотой Ивановичем Кванталиани и гостями из Грузии Индико Самсоновичем Антелавой и Мелитоном Варламовичем Кантарией, что водрузил знамя Победы над рейхстагом.
Приятный, уже весенний день. Гуляли в лесу, много народу, все оборачивались и подолгу смотрели на Молотова.
Пришли, сели за стол.
– Вот наш Мелитон Варламович вместе со своим другом Егоровым это знамя водрузили, – говорит Шота Иванович. – Как вы полезли, купол нашли, рейхстаг ведь незнакомый был для вас?
– Солдатская смекалка, – отвечает
– Это было задумано, конечно, правильно, – говорит Молотов. – Не запоздали, а вовремя сделали. Наши, наши оказались впереди, правильно.
…Много о чем говорили в эту встречу. Темы обычные, и кое-что из той дневниковой записи вошло в эту книгу, в разных местах.
В конце беседы Кантария сказал:
– Я не очень грамотный, а свою Родину я люблю. Советскую власть я всегда защищу, если нужно. Я люблю свою Родину…
– Грузинскую? – спрашивает Молотов.
– Нет, Советскую Родину. Где я родился, не имеет значения. Родина – есть сердце, за эту Родину мы воевали. За Сталина и за Родину. За многонациональный Советский Союз – плечом к плечу стояли и побеждали. И еще победим, если нужно будет.
– Привези хорошие вести из Грузии, – говорит ему Шота Иванович, – как Грузинская республика строит коммунизм. Вячеслав Михайлович любит.
– Хотя бы социализм, – говорит Молотов.
17.03.1974
На фронтах
– Когда вы выезжали на фронт?
– Я в Ленинград выезжал в сорок первом. Во-вторых, я снимал Конева. Потом выезжал торопить Жукова. Это, по-моему, в сорок втором или в сорок третьем. Вот эти были у меня поездки.
13.06.1974
– Тысяча девятьсот сорок первый год, октябрь. Я поехал на фронт снимать Конева. У него не выходило. Пришлось объяснять Коневу, почему он должен быть заменен Жуковым. Жуков поправил дело.
– Жуков его, кажется, защитил?
– Да. Мне пришлось и Ворошилова снимать в Ленинграде тоже.
– Не справился.
– Справился – он в окопах ходил все время!
14.01.1975
– В Ленинграде мне пришлось быть как раз в последние дни перед окончательной блокадой. Мы самолетом летели. Со мной вместе Маленков летел. Кузнецов – военный моряк, Воронов – артиллерист. Большая группа. Военные. Это было в августе, наверное, сорок первого. Летом, да. Мы до Череповца на самолете летели, потом поездом поехали в Ленинград. Там недалеко. Но мы до Ленинграда не смогли добраться и поездом не могли, потому что там уже был прерван путь. Мы на дрезине от станции Мга добрались до Ленинграда. А обратно я не мог уже поездом вернуться, кольцо замкнулось, и через четыре-пять дней полетел на самолете над Ладожским озером. Вот тогда было самое трудное время.
Жданов был в Ленинграде. Он очень хороший товарищ, очень хороший человек. Но тогда был очень растерян. Все плохо идет, немцы окружали их, окружали и окончательно заперли.
Вот как раз туда в этот момент я и приехал по поручению Сталина, и вскоре после моего возвращения послали Жукова в Ленинград.
– У Чаковского в «Блокаде» этого нет.
– Нет, нет… Жданов, как бы это сказать, хороший, но немножко мягкотелый [11] .
13.04.1972
11
Во время одной из своих поездок в действующую армию на Калининском фронте Сталин застал пьяного генерала.
– Нашел время пить! – сказал Верховный. Но тут же добавил: – Вы мне Ивана Михайловича не обижайте!
(Рассказал А. Т. Рыбин, сопровождавший Сталина в поездках на фронт.)
Жуков, Рокоссовский, кто третий – надо подумать
Читаю Вячеславу Михайловичу стенограмму встречи генерала армии С. М. Штеменко с читателями. Штеменко говорит: «В книге В. Соколова „Вторжение“ неизвестно по какой причине неправдоподобно излагается начало войны… Он считает, что армию у нас до войны учили только наступать. Ну и что же? Мы и сейчас учим армию наступать, иначе армия никогда не одержит победу. Это истина, известная еще Спартаку. Далее, он критикует и ставит под сомнение правильность нашей военной доктрины… Не веря в Сталина, невозможно было б в такой обстановке победить врага».
– Правильно, – говорит Молотов.
– «Я руководствовался в этом вопросе тем, что наш народ умный, сам все поймет. Поэтому о Сталине ни хорошего, ни плохого я не писал, а написал только то, что было. Но одно могу сказать, что Сталин хорошо знал военное дело, не только военную стратегию, но и тактику… Военное дело знал не вообще, а хорошо, досконально, знал оперативное искусство, руководил войной на высшем уровне. Сошлюсь на некоторые примеры. Когда немцы подошли к Москве, в октябре 1941 года сложилось очень тяжелое положение. Многие правительственные учреждения, Генеральный штаб были эвакуированы. Немец стоял под Москвой и рвался к Москве. Особенно тяжелое положение было в направлении Волоколамского шоссе, Западный фронт. В этот период все соединения просили подкрепления. Их у нас не было. Участки обороны мы подкрепляли поротно, даже военные училища мы делили на кусочки. В этот период у Сталина находилось пять полнокомплектных армий, вооруженных новой техникой. Под Москвой операциями тогда командовал Жуков, и, несмотря на его неоднократные просьбы и мольбы, Сталин не дал ему ни одного батальона и сказал, чтобы он любой ценой продержался. Тогда мы считали, что Сталин допускает ошибку. В декабре месяце, когда немецкие войска были обескровлены, Сталин ввел эти войска в действие. Немец от Москвы был отброшен.
Тогда мы только поняли, насколько Сталин велик не только в стратегии, но и в тактике.
Командный пункт Жукова в период угрожающего положения находился ближе к линии обороны. Жуков обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода своего командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков перейдет к Белорусскому вокзалу, то он займет его место.
О роли Хрущева в войне. Он был членом Военного совета фронта. Ничего не могу сказать о какой-либо выдающейся роли. Среди членов Военного совета, конечно, были выдающиеся, например, таким был Жданов. А то, что Хрущев был выдающимся, никто мне не докажет. О том, что Хрущев с Еременко составили какие-то планы разгрома немцев, не знаю. Они мне неизвестны.
Был ли Сталин первые дни в панике? Не думаю, чтобы он был в панике. В штабе этого не чувствовалось. Если бы Сталин был в панике, это обязательно бы отразилось на нашей работе».
– Правильно.
– «О книгах Рокоссовского и Жукова. Книга Рокоссовского мне нравится. Хорошая книга. О книге Жукова не могу сказать плохого, но рецензию на эту книгу я писать отказался. В книге Жукова есть не совсем объективные места. Там, где на фронте дела хорошо, это как будто заслуга Жукова и его предложение. Там, где мы терпели поражение и допускали ошибки, якобы виноват Сталин.