16 наслаждений
Шрифт:
Где была Марго, мое второе я, которая бы выбрала дорогу, не пройденную мной? Она залезала в лимузин вместе с Джедом, провокационно наклоняясь при этом, ожидая, что он похлопает ее по заднице. И вдруг я осознала что-то, что мне следовало давно понять:
Еще я вспомню когда-нибудь Далекое это утро лесное: Ведь был и другой предо мною путь, Но я решил направо свернуть — И это решило все остальное. [64]64
Перев.
Мама утверждала, что все, кто слышал, как сам Фрост читал свое стихотворение «Другая дорога», как посчастливилось ей, знают, что последняя строка – это ирония, шутка, но я только теперь поняла, что она имела в виду. Нет «другой дороги», есть только одна дорога, по которой идешь. Другая дорога – это просто твои иллюзии. Мой таинственный двойник Марго никогда не занималась любовью с Фабио Фаббриани на пляже в Сардинии; она никогда не училась в Гарварде; она никогда не работала в Библиотеке Конгресса, она никогда не… Она была рядом со мной все это время, нашептывая мне на ухо, что «все бы было не так, если бы ты…», заставляя меня постоянно испытывать жалость к себе самой. И посмотрите, куда меня это завело. В постель с… я даже не хочу об этом думать. С человеком, который носит гарвардские трусы.
Поэтому, когда я увидела, как лимузин отъезжает от пансиона в сторону Лунгарно, [65] я почувствовала облегчение. Я была рада, что избавилась от нее.
Я говорю, что была рада. Но на самом деле это далось мне нелегко. Она была моей давнишней подругой, самым близким собеседником. Она знала меня лучше, чем кто-либо другой, лучше, чем я сама знала себя.
Глава 4
Un uomo mediterraneo [66]
65
Набережная р. Арно.
66
Средиземноморец (ит.).
Стоя на ступеньках Лоджия дель Орканья спиной к «Персею и Медузе» Бенвентуто Челлини, доктор Алессандро Постильоне изучает площадь с чувством собственника, как будто рабочие, оттирающие серые камни (заляпанные грязью, словно шкура какого-то толстокожего животного), – это работники его личного имения, как будто мальчик, выгуливающий немецкую овчарку, – его сын или даже он сам, и собака – это его собака, друг его детства по имени Овидий. «Сидеть! Стоять! Служить!» – кричит мальчик, словно собака плохо слышит. Пес прыгает вверх, кладет свои грязные лапы мальчику на плечи и лижет ему щеку. Dottore почти физически ощущает шершавый язык на собственной гладкой щеке.
Доктор Постильоне – один из тех итальянцев, которые в пятьдесят, с утратой растительности на голове, становятся еще более красивыми. И по этой причине, даже понимая, что жизненные силы уже идут на убыль (но лишь слегка!) и, несмотря на еженедельные визиты к парикмахеру на Виа Кавур, он не тратит деньги на тоник, гарантирующий восстановление полос, который рекламируют на последних страницах журналов «Доменика» и «Панорама».
Этакий непослушный ученик, никчемный художник, хороший собутыльник, подстрекатель молодежи, очаровательный плут (всегда опаздывающий на свидания), который должен быть прощен, даже если вместо обещанной луны с неба он приносит лишь ломтик пармезана, человек, терпимый как чужим, так и к собственным недостаткам. Он – человек старого образца: любитель красоты и природы, средиземноморец, вымирающий вид. В современном мире для него нет места. Тип человека, который никогда не существовал в Соединенных Штатах. Во Франции, где жить означает содержать бумаги в порядке, это исчезающий вид. В Испании? Испанцы слишком серьезные. В Греции? Да, пожалуй, а еще – в Египте. Но греки и арабы – искажение этого типа, большая
Но это если говорить о внутренней сущности человека. Внешне доктор – самый обычный гражданин, столь же уважаемый, как и чиновник в Questura, поставивший печать в вашем разрешении на посещение страны, или священник, благословивший вас, когда вы чихнули в капелле Бранкаччи. Не un medico, [67] нет, как любила говорить его жена, которая теперь живет в Риме, не тот доктор, который может тебе помочь, а доктор искусств, литературы и философии, достопочтенный слуга общества, глава реставрационных работ в области изящных искусств в провинции Тоскана.
67
Врач (ит.).
В одиннадцать часов утра уже поздно ехать в Лимонайю, которая превратилась в гигантский центр по консервации картин, поврежденных во время наводнения, и еще слишком рано, как он думает, идти к Палаццо Даванцати, где находится временная штаб-квартира реставрационных работ. Холодное и серое утро не мешает доктору Постильоне наслаждаться последствиями непривычного для него физического напряжения последних трех недель. Мышцы, нетренированные годами, ежеминутно подергиваются, как будто преданная собака или кошка похлопывает его своим хвостом.
На совещании с американцами, англичанами и немцами в кабинете директора в Уффици докладывали о том, что происходило и что было сделано. Такая-то сумма денег поступила, такая-то израсходована. Что действительно необходимо, так это больше денег. Все были весьма оживлены. И вот профессор Стекли прокладывает себе путь сквозь толпу американцев, стоящих за дверью у входа в Уффици, отделяя, словно опытная овчарка, пасущая стадо, тех, кто приглашен на праздничный ужин в Татти, в честь Дня благодарения, от тех, кого не пригласили. Кивок головы здесь, рукопожатие там или же отведенный взгляд… Овцы и козлища. Доктор Постильоне родом из Абруцци и знает достаточно об овцах, чтобы высоко оценить способности Стекли, хотя сам он и отклонил приглашение.
Избранных ожидают машины. Те, кого обошли вниманием, собираются в небольшие группки, стоят с опущенными плечами, разговаривают и затем расходятся в разные стороны. Остается стоять только несколько человек, и среди них девушка, с которой он разговаривал за две недели до этого, в ту ночь, когда у машины спустилась шина, когда он возвращался со свидания. Он еще подумал тогда, что она француженка, но теперь оказывается, она американка.
Не понимает он этих американцев. Как можно было допустить, чтобы ее не взяли? О чем думали эти мужчины? Что у них было на уме? Что это – недостаток воображения? На самом деле интересное предположение. Взять хотя бы того умного парня, кто договорился с табачной фабрикой насчет сушки книг, у него, соответственно, должно было быть немного воображения. Она пришла на совещание с ним и за столом сидела рядом, переводя ему то, что говорилось по-итальянски, шепча ему на ухо, наклоняясь к нему так конфиденциально, что он (доктор Постильоне) не мог поймать ее взгляд.
Он видит, как она начинает двигаться по направлению к Арно и затем идет по собственным следам обратно к площади, где бегает овчарка, сорвавшаяся с поводка. Мальчишка сердито кричит, но собака притворяется, что не слышит его. Девушка останавливается посмотреть на них. А доктор Постильоне наблюдает за ней. Она делает несколько шагов вниз, затем назад вверх, напряженно внимательная, как будто ищет чего-то, что поможет ей принять какое-то решение. Мимо проходит священник, качая головой. Он тоже останавливается посмотреть, продолжая качать головой, даже стоя на месте.