16 наслаждений
Шрифт:
Это был, в целом, период полного спокойствия и острого счастья. Я знала из папиных писем, что он продал дом в Чикаго и купил плантацию авокадо в Техасе, на Рио-Гранде. Поэтому я почувствовала себя странным образом отрезанной от моей старой жизни, от меня самой – той, какой я была в той старой жизни, как планета без Солнца. Но у меня началась новая жизнь, появилась новая я, новое Солнце, так что я не позволила себе переживать по этому поводу.
Сандро и я продолжали жить вместе, как муж и жена, за исключением одной вещи: мы никогда не ссорились. Я действительно не могу вспомнить ни одного плохого слова. Он всегда был внимателен, заботлив и щедр, хотя его финансовое положение становилось
Сандро был очень известным человеком, человеком у всех на виду, и хотя нас никогда не приглашали никуда как пару, мы очень осмотрительно относились к встречам с другими людьми. У меня тоже был свой круг знакомых. Флоренция – маленький город; прошло совсем немного времени, и я стала случайно встречать на улице старых друзей. Проблема была не в том, что я их встречала, а в том, чтобы узнать их. Но с тех пор как я однажды встретила Сильвию перед входом в Марзоссо, я возобновила отношения со всеми, включая Фабио, у которого была своя мясная лавка на Виа Пиетрапиана, недалеко от Санта-Катерина Нуова.
Я не была в Санта-Катерина с того момента, как ушла оттуда, хотя каждый раз, когда пересекала площадь Сан-Пьер Маджиоре, меня что-то странным образом влекло назад и соблазняло постучать в дверь. Но так или иначе, я почему-то не хотела попасть в ситуацию, когда мне пришлось бы все объяснять. Я собиралась подождать, пока не продам Аретино, но у меня до сих пор не было плана, как это сделать.
Через две недели после strappo Сандро сказал мне что согласился занять должность директора по реставрации Ватиканских музеев. Двоюродный брат похлопотал за него. Поговаривали о том, что там собираются реставрировать потолок «Сикстинской капеллы»; это была прекрасная возможность; он не мог себе позволить отказаться от такого предложения; это давало ему больше простора для деятельности и сулило больше денег. Он в Риме не пойдет больше к жене, которая в любом случае отказалась подвергнуться еще одному вагинальному обследованию. Он не мог ничего поделать с этим. Но они сохранят за собой квартиру во Флоренции, сказал он, как pied-a-terre, как пристанище, и я могла оставаться в ней столько, сколько захочу.
Было восемь часов утра, и я готовила яйцо.
Сандро пил кофе латте. Я неожиданно почувствовала, как горячие слезы подступили к глазам, горячие, как вода в кастрюле. Я посмотрела на часы и следила за минутной стрелкой три с половиной минуты. Я сняла кастрюлю с огня, слила кипяток в раковину и окатила яйцо холодной водой. Я не задавала Сандро никаких вопросов типа «Как давно ты узнал об этом предложении?» или «Когда ты все решил?». Я просто сказала:
– Когда ты уезжаешь? – как будто он сообщил, что едет на пару дней в Милан дать советы касательно реставрации какой-то фрески, чего-то старого, и красивого, и бесценного, что не сможет дожить до следующего века без его экспертного вмешательства.
– Не раньше начала марта, – ответил он. – У нас еще есть целых две недели.
Я разбила скорлупу яйца, выложила его ложкой на тарелку и съела без соли или перца. Он закончил со своим латте и поцеловал меня на прощание, так же как делал это каждый день.
– Я пробуду весь день в Лимонайе, – сказал он.
Я подошла к окну и смотрела, как он пересекает площадь. Должно быть, он переговорил
Я не устраивала сцен. Я не умоляла его остаться, я не спрашивала, что будет со мной. Я просто продолжала делать то, что обычно: ходила на свои прогулки, садилась на автобус и ездила в Сертозу каждый день. Мне даже присвоили официальный статус «Друг итальянского народа», хотя как друг я, к сожалению, не получала за это зарплату. По мере того как приближался конец, наши любовные игры становились все более страстными, но даже при этом у меня нарушился сон. Я ложилась спать, а через несколько минут все мое тело начинало мерзнуть, и затем меня начинало крутить, как будто я выпила очень много кофе, слишком много кофе. И я разговаривала сама с собой, убеждая себя, что я буду в порядке, что у меня все было хорошо. Я ездила в Сертозу каждый день. Я не пропустила ни дня.
Я планировала поехать туда и в тот день, третьего марта, когда Сандро уезжал в Рим. Но вместо этого я отправилась на станцию проводить его, и, когда он сел в поезд, я тоже села в этот поезд. Я не могла позволить ему уехать. Поэтому я поднялась за ним в вагон. Он, правда, пытался оттолкнуть меня назад, но там за мной были люди, тоже садившиеся на поезд, и ему пришлось меня впустить. Так что мы пошли в вагон-бар и заказали два пива. В Италии хорошее пиво. В нем больше вкуса, чем в американском и чем в немецком тоже если вы хотите знать мое мнение. Немецкое и американское пиво почти одинаковое.
Я никогда до этого момента не спрашивала его, что они тогда затеяли с Мартелли, но сейчас спросила, и он мне рассказал.
– Этот Мартелли настоящий негодяй, – сказала я по-английски. – Первостатейный подонок.
Он со мной не спорил.
– Что бы ты сделал с деньгами? – Хотя я не очень уверена, что ты вообще бы их получил – этот твой дружок Вольмаро обвел бы тебя вокруг пальца, как и все остальные. Тебе нужен кто-то, кто бы заботился о тебе.
– Я бы расплатился с долгами и попросил тебя выйти за меня замуж.
– Почему ты не попросил денег у меня? Почему ты не попросил меня отдать тебе книгу, вместо того чтобы тайком, за моей спиной, обманывать меня на пару с этим подонком?
– Ты бы этого не сделала.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю. Я думал, что, если смогу сделать все так, чтобы ты не знала…
Мы заказали еще пива.
– Только деньги остановили тебя?
– Марго, послушай меня. Я рад, что мы говорим об этом, потому что… потому что я думаю, ты не до конца понимаешь мое положение. Мне пятьдесят два года, в декабре будет пятьдесят три. Тебе двадцать девять. Я родился в декабре, ты в мае. Ты влюблена в Италию. Как и многие другие американки. Я видел это не раз. Ты влюбляешься в Италию, выходишь замуж за итальянца…
Все, что он говорил, имело смысл, но во всем этом было что-то избитое, как будто он проговаривал это снова и снова в своем сознании столько раз, что это стало звучать как магнитофонная запись.
Я допила свое пиво и заказала еще. Казалось, поезд идет все быстрее и быстрее.
– Ты не собираешься устроить сцену, когда мы приедем в Рим, правда?
– Нет, я не из тех, кто устраивает сцены.
Пейзаж за окном был плоский и непривлекательный, пятнистый от строящихся жилых домов: плоские поверхности, нарушенные маленькими балконами, слишком маленькими, чтобы сидеть на них. Я видела, что происходит. Я ощущала это всем своим телом. Но не в моих силах было остановить это, как не в моих силах было, если бы захотела, остановить поезд. Я вспомнила Рут и Иоланду и огляделась вокруг в поисках стоп-крана, и он был там – прямо в конце вагона. Но я хотела остановить поезд внутри меня самой. А у этого поезда не было тормозов.