16 наслаждений
Шрифт:
Днем я опять поехала в Сертозу. Все было sottosopra, как говорят итальянцы – шиворот-навыворот. Профессор Пануччио, отвечавший за программу реставрации, поругался с аббатом и уехал назад в Istituto Patologia del Libro в Риме. Наконец-то были завезены специальные сточные трубы, которые заказывали еще в январю, но аббат отказался пустить водопроводчиков в склеп, так что они не смогли подсоединить их к системе водоснабжения. Сушильные шкафы, подарок от компании «LG. Farben» из Западной Германии, установили в меньшей из двух трапезных, но не могли подключить их к газопроводу без специальной заявки, на которой должна была стоять
У Джулии, медсестры из Стокгольма, в чьи обязанности входило фотографировать книги пред тем, как их отчищали от высохшей грязи, сортировали и разброшюровывали, закончилась фотопленка и не было денег, чтобы купить еще. Она осталась только потому, что была влюблена в Марио, который жил на квартире друга в Скандиччи, но теперь друг возвращался домой из Штатов. Марио, приехавший из Милана, должен был вскоре освободить квартиру… И так далее.
В тот вечер я накормила студентов хорошим ужином в траттории «Мареммана», где мы часто ужинали с Сандро, а на следующее утро – завтраком в Палаццо Даванцати, рядом с бывшим офисом Сандро на третьем этаже. Я объяснила ситуацию Синьору Джорджо Фокачи, Soprintendente del opificio delle pi`etre dure, бывшему боссу Сандро, и сказала, что я сама все организую, но мне нужно жалованье хотя бы в полмиллиона лир в месяц.
– Честь моего города стоит того, – ответил он.
– Ну, – сказала я, – я рада, что вы рассматриваете это таким образом.
– Видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, – торжественно произнес он, – называть вещи своими именами, показывать дорогу путнику – вот принципы, по которым я живу всю свою жизнь, синьорина. Жаль, что того же нельзя сказать обо всех.
Полагаю, он намекал на Сандро, чей офис, как я заметила, не был занят.
– Полмиллиона, миллион, Синьорина, вы заслуживаете каждую из этих лир; два миллиона, три миллиона, четыре, пять… Но если взять во внимание… иностранка… трудности…
– Мне надо на что-то жить, – прервала я его, – мне надо есть. У меня нет денег. Я уверена, вы можете все устроить, вы знаете, с кем поговорить, за какие нити потянуть. Вы человек, умудренный жизненным опытом, синьор Фокачи, человек, который рисковал жизнью в коридоре Вазари. Я же бедный путник. Укажите мне дорогу.
– Tre cento mila, – сказал он, поворачиваясь к окну и держа руки за спиной. – Триста тысяч.
– Mezzo, – сказала я, – это пол-оклада. И мне нужна будет permesso ai lavoro, официальное разрешение на работу. Я стояла позади него и тоже держала руки за спиной.
На Виа Пеллиссериа, под нами, рабочие меняли стекло в окне аптеки, но я на самом деле не смотрела на рабочих; я смотрела на собственное отражение в окне прямо перед собой. Если бы я апеллировала к американцу, я скорее всего пришла бы в своей рабочей одежде, но подобная стратегия не произвела бы впечатления на итальянца. Поэтому я надела платье, которое Сандро выбрал для меня в Риме – черное, облегающее фигуру, довольно декольтированное, а еще – туфли на высоком каблуке и пару золотых сережек, сохранившихся у меня еще со старших классов школы.
Вы должны сделать что-то незамедлительно, синьор Джорджо, или студенты-волонтеры разбегутся. Я истратила сто тысяч лир, чтобы накормить их достойным Ужином вчера вечером. Без меня они либо разъедутся по домам, либо уйдут туда, где смогут чувствовать, что они делают что-то полезное. Они пойдут работать на американцев в Татти или на
– Хорошо, договорились, синьорина, – вздохнул он.
– Спасибо, синьор Джоджо. Вы не пожалеете об этом. Вы человек, который видит вещи такими, какие они есть.
Выйдя на улицу, я еще раз посмотрела на себя – в новом окне аптеки. Как серьезно я выглядела, как кто-то, кто решает шахматные задачи – черным мат в три хода. Фармацевт, должно быть, подумал, что я смотрю на него, потому что он дотронулся до щеки кончиком пальца и крутил рукой туда-сюда. Я постаралась выдавить из себя улыбку. Меня ждала работа. Хорошо быть нужной.
К концу марта погода была уже почти весенняя. Магазины перешли на весенний график. Пожилые женщины и старики разбивали огороды вдоль Виа Фортини, которая вела к Сертозе. На абрикосовых деревьях в монастыре появились почки, и был слышен монашеский хор, репетирующий «Quem quaeritis», дюжина старых белых бенедиктинцев – последних в их ордене – в белых рясах и черных наплечниках, по-прежнему продолжающих упорно работать.
Я тоже продолжала упорно работать. Я приезжала каждый день с первым автобусом в шесть утра и трудились до вечера. Каждому известно, что работа, требующая большого напряжения, является прекрасным тонизирующим средством, а работа в Сертозе, безусловно, требовала большого напряжения. Физического и морального. Мы плыли по морю книг. Книги повсюду. Сложенные под лоджиями, нагроможденные на полу трапезных и sala capitolare. Иллюстрированные Библии, Псалтыри, часословы, молитвенники, тексты позднего Средневековья и античные тексты: копия рукописи Августина «О Граде Божием», сделанная в начале пятнадцатого столетия, с красивыми цветными инициалами; кодекс Divina Commedia из Равенны, датированный 15 maggio 1320; первый и третий тома альдины [156] Аристотеля; Гомер (первый греческий текст, напечатанный во Флоренции); «Государство» Платона издания Стефануса, переплетенное вместе с латинским текстом.
156
Альдинами называют книги, выпущенные в XV–XVI веках известным венецианским издателем Альдом Мануцием.
Но работы было недостаточно, чтобы заставить меня забыть Сандро. Неважно, как я была занята, неважно, как уставала к концу долгого дня – он продолжал жить в моей памяти, как будто я рассталась с ним в Лимонайе только сегодня утром. И иногда по вечерам, сидя за длинным столом в трапезной, где хранились мои реставрационные записи, я слышала, как кто-то подходит ко мне сзади, поворачивалась, чтобы поприветствовать его, но это оказывался всего лишь старый аббат, который приходил, чтобы проводить меня и запереть за мной двери.
Однажды вечером, когда я планировала сортировку на следующий день (решала, какие из раненых книг смогут выжить самостоятельно, каким придется отказать в помощи потому, что у них уже не было шансов на спасение, и какие будут допущены в наш небольшой госпиталь), я на мгновение положила голову на стол, и Сандро предстал в моем воображении с удивительной ясностью, светящийся, как настоящее видение. Он протягивал руки, как архангел Гавриил из «Благовещения» Понтормо, к ризнице, где я держала запасы японской рисовой бумаги и тимоловые кристаллы. Пытался ли он мне таким образом что-то сказать или спрашивал меня о чем-то?