18 ночей усталого человека. Дневник реальных событий
Шрифт:
Я молчал. Я же этого хотел. Соглашайся, – кричало во мне. Тебя смущает половина суммы? Нет, меня не смущают деньги. Не в этом дело. Я должен закончить спектакль. Так я ей и сказал, что не уеду, пока не доведу дело до конца. И чтобы она не боялась. Я буду сам бороться с ними и если надо то костьми лягу. Она немного успокоилась, что я беру все на себя. Она еще раз попыталась меня уговорить, но понимая, что это бесполезно прекратила на полпути. Тем более, времени до премьеры оставалось очень мало. Считанные дни и спектакль пройдет. Я, по ее словам, уеду и все забудут друг о друге, по своему будут играть спектакль, убивая мою режиссуру.
Я вышел на улицу. Светило солнце и компания ребят активно
Мне действительно немного стало плохо. Опять прихватило сердце и пусть перед начальством вел себя молодцом, внутри все сжималось и заполнялось едкой горечью. И вот я вышел из каменного здания, а молодеешь смотрит на меня и, по их мнению, дешевый трюк. Тогда я подумал – так и окочуриться не долго. Поэтому, для того, чтобы поверили, надо хотя бы к парку отползти.
Все обошлось. Я пошел домой, выпил чай с баранками – не знаю чьи, лежали на столе, я и воспользовался. В этот вечер я ходил на каток. Мне казалось, что смена погоды (там была зима) поможет мне. Приятный морозный воздух. Спортивный центр «Дружба» – единственный в городе имеет в своем распоряжении огромнейший ассортимент услуг. От бассейна до снежной горы, с которой можно кататься на лыжах. Я предпочитаю коньки. Это меня успокаивает что ли. Я катился и столкнулся с Катей. Она была с подругой. Как странно, тогда подумал я. Она бывает там, где я. По следам моего состояния. Это и подтверждает, что мы с ней очень похожи. Наверняка, сегодня она на обед жевала баранки. Или…не она ли их оставила на кухне, заведомо зная, что я их буду употреблять. И мы заговорили, подруга как-то незаметно исчезла, потом пошли домой, зашли в пиццерию и пробыли там до закрытия. Я не помню о чем я с ней говорил – слова как-то сами по себе существовали, а наши глаза при этом тоже не скучали – встречались, сливаясь в одно целое, и совершали головокружительные прыжки и падения. Потом я проводил ее домой и традиционно уснул на скамейке. Она меня обняла и сказала, что они не правы, что так говорят. На вопрос, кто говорит и что же она слышала, она махнула рукой и забежала в подъезд. Я остался на скамейке, но уснул не сразу.
Мне снилась Америка. Не это ли ответ на мой вопрос – что дальше. Эта заморская страна. Вот только чем я буду там заниматься? Год на осмотр достопримечательностей, полгода на быт. Что дальше – еще новое место. А может быть это моя сущность. Перемещаться с места на место. Тем более стран и континентов хватит не на одну жизнь. Мне нравилось мечтать о том, что не будет никогда. Это я знал наверняка, но когда думал, то по-настоящему верил в это, что я действительно это сделаю, но вся моя спесь спадала после понимания того, что нужно будет сделать для этого. И то, что от себя и проблем не уйдешь. Они вместе с тобой перемахнут через океан и окажутся рядом с двумя чемоданами нажитого барахла.
Ночь пятнадцатая
Сегодня я не был в театре. Не думаю, что это кто-нибудь заметил. Я вышел за польскими яблоками в магазин. Долго ходил по нему, всматриваясь в лица покупателей. Полный мужчина в олимпийке нюхал хлеб и воротил нос от одного к другому. Женщина в ярко зеленом костюме выбирала молоко, смотрев срок годности, снимая очки, протирая и возвращая на место. Магазин был испещрен странными персонажами. Они роняли рыбные консервы, подкидывали апельсины и взвешивали на весах водку. Пробовали колбасу, при этом очень долго ковырялись в зубах, улыбаясь, показывая неполный ряд зубов. Они были удивительны, как в первые дни моего пребывания здесь. И причина тоже понятна. Вся та фантазия и усилие, которое каждый день выливается на сцене теперь было а магазине. Он стал сценической площадкой, а люди, сами того не подозревая актерами моего спектакля.
Мне казалось, что они повсюду. В прохожих. Даже в коляске, которую катит подозрительно знакомая девушка. Все они искоса смотрят на меня. Я начинаю запинаться.
Еще вчера я принял как должное – то, что все актеры на меня ополчились. Я подумал, ну и пусть. Мне с ними детей не крестить. А подсознание само по себе диктовало и накапливало все то нехорошее. И сегодня я это почувствовал снова. Как-то по-другому. Весь город понимал, кто я и что я из себя представляю.
Я смело прошел мимо театра, кажется, в окне заметил секретаршу, размешивающая сахар в чашке чая, в мыслях о своей несчастной любви (она одна воспитывала сына, в этом году мальчуган пошел в первый класс), увидел глиняный сосуд в виде коряги и подумал, что цветы в такой коряге, даже самые красивые и дорогие будут выглядеть утопично. Около входа в театр стояло два велосипеда и дворник, с которым я все никак не мог познакомиться мел улицу, напевая что-то из криминального фильма.
Сказав мысленно «адью» сегодняшней репетиции, я пошел по незнакомой улице, точнее по ней я всегда ходил в театр, но сегодня она была мне незнакома – я был в другом состоянии, независимом. Сегодня я стал туристом, который случайно попал в этот город, чему он рад и удивлен, что здесь так…мило. Дома под черепицей – удивительные и непохожие друг на друга. Голуби – беспечные, как дети. А дети редкие, но очень довольные, что их слышно в этом городе. Каждая просьба будет услышана (в отличие от гула больших городов, где просьбы проглатывает шум машин).
Но через час я руководил. Я не был в здании, и руководил по телефону. Причина была простая – отравился местными бахчевыми культурами. Об этом я сказал, как раз минуя рынок, рассматривая красивую полосатую ягоду. Сегодня должен быть прогон всего спектакля, завтра еще, потом сдача и финита. Долгожданная финита. Помощник Толя понял и положил трубку. Конечно, получить такую возможность – поруководить труппой единомышленников, сущая удача.
Мне же хотелось пропасть. Затесаться где-нибудь в городе на весь день, чтобы ни единая душа меня не увидела. Но так наверное бывает всегда – чего больше всего боишься, то и происходит.
Но спектакль разрастался. Велосипедисты гоняли по главной улице, подбрасывая цветы, женщина в халате вышла за газетой, при этом она вспомнила, что забыла деньги и пока бежала назад, потеряла тапочек. Она его искала, словно он был живой. Ждала и звала. Мужчина с ногами колесом кормил бабушку французской булкой. Вероятно это была его мама. Птица взлетали в воздух большими полчищами. Из грузовика, из кузова торчали женские ноги… так.
Я пошел в баню. Я подумал, что смогу смыть с себя этот слой грязи, этот слой. Думал, что смогу отмыться. Душ – это не то. Баня на Чапаева. Артисты были там. Репетиция получилась очень короткой, как я понял. Они решили совершить омовение. И мы встретились. Голые. Я и они. Режиссер и его труппа в бане. Невероятная ситуация, достойная пера сценариста.
Мы не разговаривали. Они продолжали демонстрировать свою походку, говорили о том, что спектакль получился и хотели бы выпить по этому поводу. Я в очередной раз отказался. Они в очередной раз затаили обиду. И выместили ее в парной. Добавили пару, хотя я сказал «хватит». Но в этом гуле голосов, смеха моя просьба потерялась. И что странно мы всегда оказывались в одном месте. У душевых кабин, на скамейках и в парной. Мы перемещались по этому заведению, как гусеницу, отнюдь не по моему желанию.