1894. Часть 1
Шрифт:
– Николай Николаевич, зачем тебе наша одежда?
– жалобно спросил Петька, снимая куртку.
– "Пани Зося" тебе всё объяснит, - усмехнулся Ершов.
Николай был уверен, что на любой остановке нужно ждать нападения. Для этого он и пошел в вагон к охране, чтобы подготовить ответный удар.
* * *
До Виннипега ехали целые сутки. Было три остановки в маленьких городках, одна ночью и две днем, заставившие Ершова поволноваться. Никто не подходил ни к пульмановскому
– Мои друзья в России считают также как и ты, товарищ Эмма. Я же мечтаю, чтобы революция обошлась малой кровью!
– яростно отстаивал свою правоту Ершов.
– Малой? Так не бывает. Ты вспомни Великую Французскую революцию!!!
– восторженно негодовала Эмма.
– Я согласен, что дворянство, другие эксплуататоры и их холуи должны быть уничтожены, вырваны с корнем. Миллион жертв неизбежен. Но перевод такого огромного класса, как крестьянство, в сельскохозяйственные рабочие должен быть осуществлен осторожно, деликатно, без массовых репрессий, - не согласился Ершов.
– Миллион? Это минимум? А твои товарищи в России? Они за какой вариант?
– удивилась Эмма. Её навыкате глаза, казалось, были готовы выпрыгнуть наружу.
– Они реалисты. Циничные прагматики. Я и сам знаю, что революция в России - это от семи до тридцати миллионов жертв, - неожиданно сдулся Ершов.
"Это партия маньяков! И он ещё считает себя гуманистом! " - с испугом смотрела на "товарища" по революционной борьбе Эмма.
* * *
На стоянке в Виннипеге внимание Николая искусно отвлекла визгливая бабища своим грандиозным скандалом с проводником вагона. Боковым зрением Ершов почувствовал движение, будто мелькнула тень.
"Возможно, кто-то из пассажиров выглянул на секунду, и вернулся", - успокоил себя Николай, метнувшись внутрь вагона. У двери его купе, дергая правой рукой дверь, стоял незнакомец, чернявый, худой, во всем черном, с решительным выражением на каменном, голом лице. Увидев Ершова, он ловко выхватил левой рукой револьвер, и уверенно поднял его, готовый стрелять.
"Фанатик - самый опасный враг", - мелькнуло в голове у Ершова.
Дверь, неожиданно для всех, резко открылась. "Черного человека" развернуло лицом к рыжему Петьке, который залепил ему грубую крестьянскую плюху, со всего размаха, не заморачиваясь. Черная шляпа, "а-ля Боярский", слетела на пол, голову стрелка откинуло назад, под невозможным углом, и приложило темечком о противоположную стенку. Ноги "черного человека" влетели в купе и забили об пол чечетку задниками сапог.
–
– раздался леденящий душу всхлип "пани Зоси". Она выхватила из волос коротенькую заколку и вонзила своему любовнику в спину.
Петька развернулся, с недоумением и детской обидой, посмотрел на любимую женщину, и повалился лицом на пол.
Ершов, не церемонясь, наступил Сержу на живот, руками взялся за раму, и пнул даму в солнечное сплетение, та упала на диван, и разинула рот, потеряв способность дышать и говорить. Николай осторожно положил Петьку на диван, и быстро затащил Сержа за ноги в купе. Лишь в последний момент, уже закрывая дверь, он вспомнил о шляпе.
Пока Николай перевязывал Петьку, "пани Зося" успела перестать ловить воздух ртом, и забилась в уголок дивана напротив.
– Легла, сука, на живот! Мордой в угол, руки сцепила в замок на заднице.
"Отчаянная анархистка" повиновалась молча. Ершов ткнул её в голову, чтобы нос уткнулся в щель между подушек. "Революционерка" заскулила, и, похоже, надула на диван.
Николай усадил Петьку, подложив подушки, ослабил ему пояс, побрызгал водой в лицо и потер виски. Это не помогло. Тогда Ершов сильно потер ладонями уши, и несколько раз сильно сдавил мочки ушей. Петька не приходил в себя.
Николай выругался, ударил ногой Сержа, пытающегося поднять дрожащую голову, и нащупал на затылке Петьки затылочные бугры. Ершов помассировал их, и бледное лицо Петьки начало розоветь. Давление, явно, повысилось. Николай надеялся, что и ритм сердца улучшился. Ресницы зашевелились и раненый прошептал:
– Как же больно то, б...
– Коньячку сорок грамм будешь?
– ласково спросил Ершов, наступив сапогом на ладонь Сержа, - Еще раз шевельнешься, считай в последний раз. Ты понял, сучонок?
– Я думал, что убил этого, - разочарованно сообщил Петька. Он рассеянно посмотрел на фляжку в руке Николая, - Наливай. Сорок грамм - это хорошо!
– Серж не виноват! Он не знал, что вы тоже революционеры!
– заныла, не высовывая своего носа из дивана, "пламенная революционерка".
– Понятно. Ты-то знала, но Петра кинжалом пырнула. По законам революции тебе полагается смертная казнь, - зевнул Николай. У него начался отходняк.
Эмма заскулила, а Николай решил допросить анархистов. В отношении Эммы это следовало сделать в самом начале пути, но он тянул, считая, что времени для этого предостаточно.
– Эй, Серж! Жив, сучонок? Вставай, раздевайся. Снимай всё!
– зло процедил Николай, он сел на ноги Эмме, и поднял револьвер.
– Садись на пол. Лицом к двери! Вот тебе лист бумаги и карандаш. Пиши! Всю подноготную пиши, - приказал Ершов, отодвигая одежду "стрелка" в сторону.
– Ты тоже вставай, Эмма-Эмма, - освободил ноги анархистке Николай, - Пиши, пиши. Адреса, фамилии, клички, кто отдал приказ, кому нужно доложить, пиши всё, что знаешь. Кто лучше напишет, тот останется в живых.