1914 год. Гибель русской гвардии
Шрифт:
О том, что происходило в те дни в штабе 4-й армии, красноречиво написал известный военный учёный, профессор Николаевской академии Генерального штаба, генерал Н.Н. Головин: «…я зашел в отделение генкварма [12] и был поражен той суетливой примитивностью, с которой происходила оперативная работа. Применяемые методы могли быть допустимы в штабе полка, самое большое в штабе дивизии, но не в штабе армии. Все что происходило, наглядно показывало, что наштарм генерал А.Е. Гутор плохо представлял себе, как должно происходить оперативное управление Армии… Как правило, без исключения, приказания из Штаба армии получались с таким запозданием, что выполнять их было нельзя; как правило, нас без толку “дергали”, заставляя производить ненужные марши; в критические минуты мы оставались не только без указаний, но даже без ориентировки; это не мешало Штабу армии вмешиваться в подробности выполнения, которые всецело входили в круг обязанностей нашего начальника дивизии генерала князя Туманова…» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 56). Н.Н. Головин оказался среди молодых штабных офицеров – его учеников в Академии Генерального штаба. Возмущённые несоответствием требований военной науки и правды жизни, они в красках рассказали о пещерных методах управления войсками в штабе 4-й армии и подвергли их уничтожающей критике. Не желая подрывать авторитет их начальника, Н.Н. Головин не ответил на шквал вопросов и с тяжёлым сердцем уехал в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк, которым в то время командовал.
12
Генерал-квартирмейстера. – Примечание
В середине августа в Люблин подвозились части 82-й дивизии второочередной пехоты. Командовал ею шестидесятидвухлетний генерал Ф.А. Волошинов. Он без малого сорок пять лет отслужил в артиллерийских и пехотных частях. Гвардейским подпоручиком участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. С производством в чин генерала от инфантерии, в мае 1914 года Фёдор Афанасьевич Волошинов с почётом ушёл на пенсию. Не прошло и двух месяцев, как началась война и его вновь призвали в армию из отставки. Части его 82-й армейской дивизии состояли из второочередной пехоты. Их надо было выдержать в резерве и на второстепенных участках обороны, прежде чем применять для самостоятельного наступательного манёвра.
В восемь часов утра 18 (31) августа генерал Волошинов приехал в штаб 4-й армии для представления командующему. Первоначально генерал Эверт предложил дождаться прибытия всех частей дивизии, а затем выдвинуть её в боевую линию. Однако, получив известие о занятии противником Красностава, он изменил своё намерение. После полудня генерала Волошинова вновь вызвали в штаб 4-й, где перед ним поставили новую задачу: «Имеющимися налицо силами 82-й пехотной дивизии, и 3-й Донской казачьей дивизии, “колонне генерала Волошинова”, перейти 19 августа (1 сентября) в наступление на Красностав и овладеть последним». Генерал Эверт сообщил скудные сведения о численности, о действиях и о местоположении противника. Считалось, что Красностав занят австрийским полком, усиленным артиллерией. Верстах в десяти или двенадцати справа от «колонны» находились части Гренадерского корпуса генерала Мрозовского, а впереди слева располагался правый фланг 25-го армейского корпуса 5-й армии.
Говоря о причинах неудач в войне с Японией, Императорская Николаевская военная академия указывала на частое нарушение высшим командованием организации войск. Сказывалась привычка побеждать наскоро созданными отрядами, что широко применялось в Русско-турецкой войне и конфликтах колониального характера. Ведение боевых действий подобным способом против передовых армий неизбежно привело бы к неоправданным потерям и поражению. Однако в штабе 4-й армии в августе 1914 года широко использовали устаревшие методы «отрядной войны».
Днём 18 (31) августа для ликвидации возникшей опасности в направлении Красностава был выдвинут наскоро созданный отряд. Он получил название «колонна генерала Волошинова». Местом сбора стала деревня Суходолы, с прилегающей к ней с севера деревне Седлиска Вельке и расположенной южнее Издиковской Воле. «Колонна» состояла из частей 3-й Донской казачьей дивизии генерала Евреинова с десятью орудиями двух артиллерийских батарей и полутора необстрелянных полков 82-й пехотной дивизии. Причём отряд не имел пулемётов и средств связи, не хватало полевых кухонь и многого другого. Пехота не имела артиллерии. Громоздкая «связь людьми» в условиях быстрой смены оперативной обстановки приводила к суете и неразберихе. К тому же чины штаба и штабное имущество были в пути и прибыли на станцию Травники лишь на следующий день к трагическому концу боя «колонны». В распоряжении генерала Волошинова находились лишь начальник штаба и старший адъютант. У них не было ни средств, ни времени для устройства связи со штабом 5-й армии и соседним Гренадерским корпусом. Хотя попытки такие делались – к генералу Мрозовскому отправили офицера с просьбой дать ориентировку об обстановке на фронте, о расположении левого фланга Гренадерского корпуса и о его действиях 19 августа (1 сентября). Однако в ответ никаких сведений не поступило.
Как пишет генерал Н.Н. Головин, «…“колонна ген. Волошинова” представляла собою типичный продукт канцелярского творчества штаба армии, сымпровизировавшего отряд, и не побеспокоившегося о том, чтобы приезжающему начальнику, по крайней мере, не приходилось бы самому разыскивать назначенные к нему в отряд части. Сила “колонны ген. Волошинова”, которая рисовалась в соображении штаба 4-й армии в две дивизии – одну пехотную и одну кавалерийскую, на самом деле не достигала даже одной пехотной бригады, ибо… при пехоте не было артиллерии, так как имевшиеся при 3-й Донской казачьей дивизии две конные батареи, из 10 орудий, были органически связаны с конными частями» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 43.). В таких условия не много шансов оставалось у начальника «колонны» для выполнения приказа штаба 4-й армии.
Уже ночью, за несколько часов до выступления, генерал Волошинов сообщил командиру 3-й Донской казачьей дивизии о поставленной задаче. На разведку не было времени. Второпях собирались разбросанные на большой территории сотни. В августе казачьи полки не отдыхали, имея задачу прикрывать левый фланг гренадерского корпуса и поддерживать связь с правофланговым 25-м корпусом 5-й армии. Телефоны в дивизии отсутствовали. Ежедневно большой наряд казаков шёл на розыски штабов, обозов, на обслуживание пехоты. Люди и лошади устали, измотанные не столько боями, сколько бесконечными перемещениями днём и ночью. По мнению старшего адьютанта дивизии И.Г. Акулинина, 18 (31) августа «не было ясного представления – ни о задачах дивизии, ни об окружающей обстановке». Считалось, что впереди находятся два полка австрийской пехоты. На самом деле путь «колонне генерала Волошинова» на Красностав преградила целая усиленная дивизия.
Не имея истинных сведений о противнике, «колонна» шла «на авось». 19 августа (1 сентября) в 6 часов утра её боковой авангард двигался от деревни Седлиска Велька к фольварку Марысин. Головные русские разъезды ещё не достигли фольварка, когда австрийцы открыли по «колонне» мощный пулемётный и ружейный огонь. Первые же минуты боевого столкновения принесли большие потери необстрелянной пехоте 325-го Царевского полка. Его командир полковник Кириллов получил смертельную рану в числе первых.
Разыгрался ожесточённый встречный бой. Русская пехота с одними винтовками густыми цепями атаковала австрийские пушки и пулемёты. Главные силы генерала Волошинова вытянулись в походную колонну от южной окраины деревни Суходолы к шоссе на Красностав. Австрийцы атаковали её со стороны деревни Лопенник Ляцкий. Неожиданное появление противника привело к суете и неразберихе. Неприятель решил взять «колонну» в клещи, обходя её с обоих флангов. Цепи австрийской пехоты развернули решительное наступление одновременно от фольварка Марысина и Лопенник Ляцкий. В ответ батальоны 326-го Белгорайского полка развернулись в боевой порядок, но не выдержали натиска противника и начали отходить. На винокуренном заводе в господском доме Сельдиска Вельке прогремел взрыв и вспыхнул пожар. Вокруг обозов и штабных повозок началась паника. Она быстро передалась в войска, приближая трагическую развязку неравного боя. Густые клубы дыма, объятые пламенем постройки, беспорядочно скачущие повозки, испуганные возгласы обозных, вносили смятение в ряды солдат и казаков. Общие потери необстрелянной «царицы полей» доходили до шестидесяти процентов личного состава. Несмотря на энергичные усилия офицеров, на мужество и стойкость отдельных рот и взводов, отступление местами превратилось в беспорядочное бегство. Паника передавалась в войска. Основная масса солдат неудержимо покатилась к деревням Пяски и Бискупице. Некоторые казачьи сотни не выдержали огня противника и в замешательстве отскочили за железную дорогу и в северо-западном направлении. Сохранившие боеспособность части 3-й Донской дивизии пытались удержаться на высотах восточнее Красноставского шоссе, но, теснимые австрийской пехотой с фронта и с левого фланга, постепенно отошли к деревне Олесники. Деревня и вся окружающая местность находились в сфере артиллерийского и пулемётного огня неприятеля. Вскоре казакам пришлось искать другой рубеж обороны.
К десяти часам утра деревни Седлиска Велька, Суходолы
Днём 19 августа (1 сентября) в Люблин поступили донесения, что колонна генерала Волошинова разбита, что обозы в панике бегут в Люблин, что горят интендантские склады в Травниках. Командующий 4-й армией вызвал к себе начальника 1-й гвардейской дивизии генерала Олохова {7} с его начальником штаба полковником Рыльским. По свидетельству офицера лейб-гвардии Егерского полка Н.И. Скорино, состоявшего в те дни при генерале Олохове в качестве ординарца, генерал Эверт кратко обрисовал обстановку на фронте. Он указал на угрозу железнодорожной линии Ивангород – Холм, на потери армии и предложил утром следующего дня дать встречный бой в районе деревень Суходолы и Седлиска Вельке. Генерал Олохов высказался, что для наступления сил недостаточно, что на 19 августа (1 сентября) в его распоряжении только Петровская бригада, лейб-гвардии Егерский полк и три батареи лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады. Не желая слушать возражения, генерал Эверт категорическим тоном подтвердил приказ – утром следующего дня атаковать противника и отдал распоряжение о подчинении гвардейцев командиру Гренадерского корпуса генералу Мрозовскому. Далее Н.И. Скорино пишет: «Около пяти часов дня в Штаб дивизии прибыл офицер из Штаба Армии и передал мне кусок бумаги, на котором было написано всего несколько строк. Взяв в руки бумагу, я прочел с удивлением подписанное генералом Эвертом приказание дивизии немедленно выступить на фронт и утром 20-го атаковать и разбить противника. Меня очень удивило, что такой важный документ был прислан в виде простой записки и при этом даже не в конверте» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 57). Н.И. Скорино передал приказ генерала Эверта старшему из присутствующих в штабе 1-й гвардейской дивизии начальников – командиру лейб-гвардии Егерского полка генералу Буковскому. В своих воспоминаниях «Лейб-егеря в Великую войну (воспоминания командира полка)» он подтверждал, что получил его на клочке бумаги, и привёл текст приказа: «Противник в превосходных силах прорывается к станции Травники. Гренадерский Корпус, изнемогая в борьбе, понес большие потери; предписываю дивизии немедленно выступить в направлении на… и разбить противника».
7
Олохов Владимир Аполлонович (21.01 (02.02).1857 – 14.12.1920, Петроград). Из потомственных дворян Лифляндской губернии. Отец: Олохов Аполлон Алексеевич (1815–1866): генерал-майор. В.А. Олохов образование получил во 2-й Санкт-Петербургской военной гимназии (1873). В службу вступил 16 (28).08.1873. Окончил Михайловское артиллерийское училище (1876). Выпущен подпоручиком (10 (22).08.1876) в 3-ю гвардейскую и гренадерскую артиллерийскую бригаду. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Поручик (18 (30).12.1877). Переведён в лейб-гвардии 2-ю артиллерийскую бригаду подпоручиком гвардии (10 (22).01.1878). Поручик (28.03 (09.04).1882). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1882; по 1-му разряду). Штабс-капитан гвардии с переименованием в капитаны Генерального штаба (04 (16).04.1882). Отбывал лагерный сбор при войсках Петербургского военного округа. Помощник старшего адъютанта Виленского ВО (05 (17).12.1887 – 21.06 (03.07).1889). Штаб-офицер для поручений при штабе Виленского ВО (21.06 (03.07). – 11 (23).11.1889). Подполковник (30.08 (11.09).1889). Старший адъютант штаба Виленского ВО (11 (23).11.1889 – 31.01 (12.02).1891). Штаб-офицер для особых поручений при штабе Виленского ВО (31.01 (12.02).1891 – 23.01 (04.02).1893. Цензовое командование батальоном отбывал в 105-м пехотном Оренбургском полку (01 (13).11.1892 – 25.10 (06.11).1893). Полковник (30.08 (11.09).1893). Штаб-офицер при управлении начальника Виленской (бывшей 5-й) местной бригады (23.01 (04.02).1893 – 04 (16).09.1896). Начальник штаба 2-й кавалерийской дивизии (04 (16).09.1896 – 27.03 (08.04).1898). Начальник штаба 27-й пехотной дивизии (27.03 (08.04).1898 – 10 (23).12.1900). Командир 112-го пехотного Вяземского полка (10 (23).12.1900 – 09 (22).06.1903). Генерал-майор (09 (22).06.1903). Командир лейб-гвардии Литовского полка (09 (22).06.1903 – 31.08 (13.09).1908). Командир 2-й бригады 3-й гвардейской пехотной дивизии (31.08 (13.09).1908 – 13 (26).02.1909). Генерал-лейтенант (13 (26).02.1909). Начальник 22-й пехотной дивизии (13 (26).02.1909 – 30.05 (12.06).1912). Начальник 1-й гвардейской пехотной дивизии (с 30.05 (12.06).1912). В этой должности в августе 1914 г. выступил на Великую войну. Награждён орденом Святого Георгия 4-й степени (Высочайший приказ 04 (17).11.1914). С 28.12.1914 (10.01.1915) – командир 23-го армейского корпуса. Генерал от инфантерии (22.03 (04.04).1915). Награждён Георгиевским оружием (Высочайший приказ 02 (15).06.1915) «за то, что в бою 3–6 ноября 1914 г. в районе дд. Сулошов, Ржеплин и пос. Скала, командуя 1-й гвардейской пехотной дивизией, лично находился в течение всех четырех дней боя под действительным артиллерийским огнём противника и руководил отбитием повторных атак превосходных сил противника, настойчиво пытавшегося в течение всех этих дней овладеть флангом дивизии. Удержав позиции своей дивизии, он 7 ноября передал свой участок другим частям». 01 (14).06.1915 под командованием генерала Олохова на стыке 3-й и 8-й армий Юго-Западного фронта была образована армейская группа в составе 29-го, 23-го армейских корпусов, 2-го и 5-го Кавказских армейских корпусов и 4-го конного корпуса. В ее задачу входило прикрывать намечавшийся разрыв между армиями и сообщения на Холм и Владимир-Волынский. 07 (20).06.1915 вместе с 8-й армией группа была выбита с Городокских позиций и откатилась за линию Львова. 12 (25).06.1915 группа генерала Олохова была передана Северо-Западному фронту. 12 (25) июня противник нанес удар на стык 3-й армии и группы генерала Олохова. В ходе Томашевского сражения 13–17 (26–30).06.1915 войска генерала Олохова были отброшены на Грубешов. Получив из резерва 31-й армейский корпус, генерал Олохов получил приказ удерживать Холм. В конце июня 1915 г. группа генерала Олохова была преобразована в 13-ю армию, командование которой поручено генералу В.Н. Горбатовскому. С 25.08 (07.09).1915 командир Гвардейского корпуса. С 08.12.1915 командовал 2-м гвардейским корпусом. С 27.05 (09.06).1916 член Александровского комитета попечения о раненых. В 1917 г. вышел в отставку. В 1918 г. зачислен на службу в РККА (Рабоче-Крестьянскую Красную Армию), где был сотрудником Главархива до 1920. Включён в список Генштаба РККА 07.08.1920. 14.12.1920 скончался в Петрограде после продолжительной болезни. Похоронен на Новодевичьем кладбище. Ю.В. Макаров в своих воспоминаниях «Моя служба в Старой гвардии 1905–1917» писал о нём: «Был он мужчина высокий, представительный, с окладистой бородой и приятный в обращении. В августе – сентябре 1914 г., во время Галицийской битвы, когда наша гвардия колошматила австрийцев и гнала их перед собой, Олохова можно было иногда видеть довольно близко от боя. Во время позиционной войны он сидел в штабе, приезжая в полки только тогда, когда они стояли в резерве, и то по торжественным случаям, на раздачу крестов и т. п. Относились к нему безразлично, но не помню, чтобы его особенно ругали, что, при общем ругательном настроении офицеров на войне, само по себе уже хороший знак».