1917. Кара до покаяния
Шрифт:
Примечательно, что ещё со времён Ивана Третьего на Руси действовал такой специфический и «демократичный» механизм избрания царской супруги как смотр невест – когда красивых девиц собирали в буквальном смысле со всей России и (после нескольких «отборочных туров») представляли царю. Судя по всему, именно этот способ считался на Руси предпочтительным. Ибо даже в тех случаях, когда у царя или его окружения уже была на примете определённая девушка – всё равно, хотя бы «для проформы» проводился смотр невест.
Примером такого вынужденного подчинения обычаю была первая женитьба Фёдора Алексеевича (на Агафье
§ 1.2. Всё изменилось в 18-м веке. «Великий» Пётр, круто повернув русскую государственную ладью на Запад, «задал направление» для своих преемников и в брачном вопросе. Сослав законную русскую жену в монастырь и женившись на иноземной пленнице сомнительного происхождения и сомнительного поведения, он же начал старательно распихивать своих родственниц по захудалым европейским владетельным домам. Даром, что у многих его подданных и земель и денег было побольше, чем у этих «высочайших особ»!
Эта «ориентация на Запад» сохранялась и при преемниках Петра. Забавно, что впервые требование о «равнородстве» супругов было выдвинуто первой иноземкой на русском троне – императрицей Екатериной Первой, которая сама была не породистее дворняжки!
Окончательно же положение о «равнородстве» было закреплено только Александром Первым в 1820 году, – после чего наличие у претендента нерусской матери из какого-нибудь европейского монархического дома стало непременным условием для вступления на русский престол. Требование – по сути своей комичное. Хотя справедливости ради надо сказать, что требование «равнородства» супругов закрепилось к тому времени и в германских владетельных домах, столь милых сердцу Романовых.
Решение Александра Первого вызывает недоумение по нескольких причинам. Во-первых, родственники – родственниками, но… зачем следовать нелепым примерам? Только из-за того, что они «европейские»? Во-вторых, во многих европейских странах, более влиятельных, нежели германские микроцефалы, такого требования не было. В-третьих, у самих Ольденбургов, к Голштейн-Готторпской ветви которых принадлежал по отцу родоначальник всех последующих Романовых – Пётр Третий, такое требование не было закреплено. И в-четвёртых, именно в России требования к «равнородству» оказались наиболее строгими – даже более строгими, чем во взятых за образец германских государствах: в Германии в брачном вопросе высшая аристократия традиционно считалась «равнородной» представителям владетельных домов.
Однако преемники Александра Первого продолжали следовать по указанному им пути – аккуратно женясь на иноземных принцессах. Это привело к тому, что российские императоры стали «русскими только по паспорту». По крови же – этническими немцами, с всё более гомеопатической примесью русской крови.
Этот горестный процесс постепенной «европеизации» российских владык стоит привести полностью. Любимая дочь Петра Первого (от Марты Скавронской) Анна Петровна, по-видимому, была русской только по отцу – то есть на 1 /2. Её сын Пётр Третий был русским на 1 /4. Его сын Павел Первый (если опустить скандальную «салтыковскую» версию) был русским на 1/8. Его сыновья Александр Первый и Николай Первый были русскими на 1/16. Сын Николая Александр Второй был русским на 1 /32. Его сын Александр Третий – на 1 /64. Его сын Николай Второй – на 1 /128. Несчастный цесаревич Алексей был русским лишь на 1 /256.
Такая брачная практика имела множество негативных последствий. Русская дипломатия получала тягостное обременение в виде необходимости учитывать интересы многочисленных «августейших родственников» (воистину – «бедных родственников» Российской Империи!) и их мелкие взаимные дрязги и интриги. А взамен российский царствующий дом получал цесаревен (будущих императриц) иноземной выделки – не знающих России, чуждых всем её обычаям и традициям, не знающих русского народа. Да что там! – порой так и не выучивших толком русского языка… Приобретение это было весьма и весьма сомнительное.
Самое интересное – то, что этот обычай поздних Романовых никак нельзя считать «монархическим принципом». Строго говоря, к монархической форме правления (и даже конкретно – к введённой Павлом полусалической примогенитуре) этот установившийся брачный порядок прямого отношения не имел. Однако за него держались до конца: так, в очередной раз требования к «равнородству» при вступлении в брак членов императорской фамилии были ужесточены Александром Третьим в 1886 году.
Кстати сказать, с петровских времён Романовы и «по паспорту» стали какими-то сомнительными иноземцами с германскими корнями! – ибо, следуя нелепой моде бердичевских мещан, нарекли себя потомками «прусского короля Вейдевута».
§ 1.3. Брак императора Николая Второго имел столь печальные последствия для России и династии, что дал пищу для целого ряда конспирологических теорий. Вплоть до обвинений злокозненного «кузена Вилли» в том, что он – дабы погубить геополитического противника – нарочно подсунул «кузену Ники» порченую невесту…
Всё это, разумеется, досужие домыслы. Действительность была куда проще: порочная система рано или поздно должна была принести свои плоды! – для этого стоило лишь нескольким негативным факторам наслоиться друг на друга. Такой «сочетанной травмой» стало последовательное вхождение в российский Царствующий Дом трёх европейских принцесс – Марии Софии Фредерики Дагмар Глюксбургской, Елизаветы Александры Луизы Алисы Гессен-Дармштадтской и Виктории Алисы Елены Луизы Беатрисы Гессен-Дармштадтской.
Датская принцесса Мария София Фредерика Дагмар (дочь короля Кристиана Девятого) была невестой русского цесаревича Николая Александровича (старшего сына императора Александра Второго). Однако после безвременной кончины жениха у неё устанавливаются близкие отношения с его младшим братом Александром Александровичем (будущим императором Александром Третьим). В результате брака с ним в 1866 году она становится цесаревной Марией Фёдоровной, а в 1881 году – после гибели Александра Второго – русской императрицей.