1941: Время кровавых псов
Шрифт:
– В машину, – возразил Костя. – И в Москву… Тебе нравится Москва? Мне – очень. Все никак не могу к ней привыкнуть…
– Что так? Ты разве не в Москве живешь? Жил до войны?
– Нет, конечно… Средняя Азия, Дальний Восток… К Москве попал уже перед самой войной… Ты вставай, времени совсем нет.
Севка сел, свесив ноги на пол, медленно открыл глаза. Голова гудела, за правым ухом пульсировала боль. Севка осторожно пощупал рукой. Шишка. Небольшая, но вполне серьезная.
– Это кто меня? – спросил Севка.
– Никита, а что?
– Ничего, – сказал Севка, вставая. – Форма
– Чистое, красивое, с орденом, портупеей и кобурой. И у тебя есть на переодевание пять минут.
– А иначе? – спросил Севка, собираясь отыграться хоть так, словесно. – Меня расстреляют?
– Зачем? Тебя вырубят, стреножат, сунут в машину… – лениво перечислил Костя. – Тебе нужны лишние хлопоты? А кроме того, Евгений Афанасьевич просил передать, что твоя учеба закончена и пора прекратить строить из себя гимназистку и приниматься за работу. Со всеми вытекающими…
– Какими именно?
– Денежное содержание, например… Или расстрел за невыполнение. В общем, служба.
– А я присягал независимой Украине, – возразил Севка. – По закону…
– Ты присягу принесешь только через хрен знает сколько лет, Сева, – засмеялся Костя. – А расстрелять тебя могут хоть сегодня. Мне будет тебя жаль, но к дереву я тебя привяжу. Слезами умоюсь, а повязочку на глаза нахлобучу и буду стоять рядом, пока…
– И кто же меня пристрелит? – Севка встал и стащил с себя мятую, порезанную гимнастерку. – Никита?
– А пусть это будет для тебя приятным сюрпризом, если что. – Костя хлопнул Севку по плечу. – Ты одевайся, думай и через четыре с половиной минуты появись возле машины. Доступно?
– Более чем, – ответил Севка. – Более чем…
«Действительно, – подумал он, стаскивая сапоги и галифе, – какого хрена я выделываюсь? Решил умереть? Сбежать и попытаться где-то пристроиться, используя новые знания и умения?» Но эти новые знания как раз и подсказывают ему, что ни хрена не получится у него спрятаться. Да и зачем? Ради чего? У него есть… появилась работа. Крыша, если хотите, появилась, и не самая плохая, между прочим. Нет, добрый Евгений Афанасьевич, конечно, и на ноль помножить может, и на смерть послать, но это все равно будет не фронт и не лагерь где-нибудь за Уралом. За Уралом, конечно, будет безопаснее, но не в лагере же?
Севка надел чистую отутюженную форму, шинель. Затянул портупею. Протер рукавом орден на груди. Тут Красную Звезду еще носят на левой стороне груди, он при вручении чуть не поправил генерала. Вот было бы смеху…
Достал из кобуры «наган», проверил барабан и скептически поцокал языком. Патроны как патроны. Но, знаете ли, дорогие товарищи, оружие – это такая хрень, что доверять его кому бы то ни было не стоит, особенно во время войны…
Он прихомячил два десятка патронов на стрельбище. По одной-две штуке зараз уносил в кулаке и прятал в корешках книг, стоявших на полке. «Вы там как можете, а я – как знаю», – пробормотал Севка старую присказку, доставая патроны и перезаряжая барабан. На те патроны, что из револьвера достал, посмотрел задумчиво и бросил на постель. Оставшиеся свои, украденные, высыпал в карман шинели.
Уже совсем собрался уходить, но спохватился. А если еще придется сюда вернуться?
Севка выключил свет и быстрым шагом вышел на улицу.
Никита сидел за рулем, Костя, Евграф Павлович и комиссар сидели на заднем сиденье. Севка, не раздумывая, устроился на переднем, захлопнул дверцу. Их компания напоминала семью, возвращавшуюся с дачи. Обычно места хватает для всех, но в последний момент сосед дядя Вася попросился, отказать нельзя, вот приходится сидеть, плотно прижавшись плечом к плечу.
«Ну да ладно», – подумал Севка. Он даже не стал спрашивать, куда и зачем едут. В Москву так в Москву. Как у одного классика. Хотя, возможно, лучше было бы как у другого – сюда я больше не ездец. В смысле, не ездун.
«Но у тебя служба, Сева, – напомнил себе Севка. – И не исключено, завтра или послезавтра тебя сунут в самолет и прикажут выпрыгнуть в тылу врага с целью убивать, наносить и совершать… И ты послушно прыгнешь и будешь наносить, убивать и совершать прилежно, от всей души, надеясь, что слова комиссара были не просто словами, не морковкой перед мордой у осла, а обещанием».
Было темно, над Москвой метались три или четыре прожекторных луча, пытаясь ухватиться за прорвавшегося немца, западнее и южнее Москвы все небо было в искрах разрывов зенитных снарядов и в зареве прожекторов – какой-то немец влетел в прожекторное поле, и зенитчики дружненько пытались воспользоваться оплошностью фашистского стервятника, зачем-то рискнувшего в такую погоду лететь к столице великого и могучего…
Несколько раз машину останавливали патрули, проверяли документы и пропускали. На въезде пришлось съехать на обочину и ждать, пока пройдет длиннющая колонна грузовиков.
– Это они куда? – спросил Севка как бы сам у себя. – На фронт?
– В тыл, – сказал сзади Костя. – Отдан приказ об эвакуации…
– Кстати! – провозгласил Евграф Павлович. – Может, по этому поводу?..
– И все закончится к двадцатому? – с сарказмом спросил комиссар.
– В конце концов, ждать осталось недолго, – сказал старик. – Как сказал Людовик шестнадцатый своей Марии-Антуанетте…
– Только не теряй головы, – закончил за него комиссар. – Когда вы в первый раз декламировали эту шутку, она уже была скорее цитатой…
Старик не ответил. Но его молчание было преисполнено такого презрения, что Севка даже оглянулся.
До квартиры Евграфа Павловича они добрались без проблем. Севку разместили на диване, Евграф Павлович ушел спать в спальню, комиссар устроился в кабинете старика, Никита лег на раскладушку, а Костя отправился на кухню, прихватив с собой автомат и пару гранат. Автоматы были вручены также Никите и Севке, их Костя достал из багажника «эмки».
Инструкция по применению оружия была короткой – без приказа огня не открывать, в случае нападения – стрелять на поражение. «В Орлова?» – уточнил Севка. «Особенно в Орлова», – сказал комиссар.