1941: Время кровавых псов
Шрифт:
Утром Никита приготовил завтрак, а Костя помыл после завтрака посуду. Севку ночью не будили, дежурить не заставляли, что, конечно, радовало, но, с другой стороны, получалось, что его, чего бы там ни говорил Костя, не воспринимали как своего. Смешно было бы называть рыбаком червяка на крючке.
Даже для червяка смешно.
К десяти утра Севке и Косте приказали пойти прогуляться по Москве. Крючок подергивают, понял Севка, но говорить ничего не стал. Все равно сидение в квартире, заполненной тревожным ожиданием, удовольствия не
К тому же с Костей иногда получалось и более-менее нормально поговорить, с Никитой – никогда.
Небо над Москвой было затянуто тучами, не тревожными черными, а серыми, скучными и ленивыми. Бомбить немцы в такую погоду явно не станут, поэтому людей на улицах было много. «Даже слишком много для рабочего дня», – сообразил Севка.
А вот патрулей – мало. До неприличия мало. Милиционеры стоят с какими-то отрешенными лицами, словно ждут чего-то… Или чем-то недовольны.
К одному из них Севка подошел, чтобы вроде как уточнить дорогу к Петровке. Это была единственная улица, название которой с готовностью всплыло в голове Севки и вроде как было для этой улицы постоянным, не советским-антисоветским. Севка чуть даже не уточнил, как пройти к Петровке, тридцать восемь, вовремя спохватился.
Постовой вначале проверил документы, потом объяснил дорогу, помогая себе рукой.
– А что столько народу на улице? – как бы между прочим спросил Севка.
– Так ведь приказ – эвакуировать Москву, – хмуро ответил милиционер. – Всех уволить, выдать по пуду муки или зерна и уволить. И зарплату выдать, только куда ее потом девать, эту зарплату? Столовки закрыты, магазины почти все закрыты…
Милиционер сплюнул на мостовую, искоса посмотрел на лейтенантов и затер носком сапога плевок.
– Говорили, что по шоссе Энтузиастов сплошным потоком движутся машины… – сказал милиционер.
– Госучреждения? – спросил Костя.
– Ага, – кивнул милиционер. – Учреждения. Директора с женами, детьми, буфетами и собачками. И фикусами…
Постовой снова сплюнул, на этот раз растирать не стал, а посмотрел на лейтенантов даже с каким-то вызовом во взгляде.
– У них, значит, эвакуация… Детишек спасать нужно… А у меня? У меня дома – двое. Их как же? Оставляем? Они будут столицу оборонять? И я буду оборонять? – Милиционер хлопнул ладонью по кобуре. – Танки все подобью из «нагана». Навылет!
– Не будет уличных боев, – сказал Севка. – Не волнуйтесь.
– То есть без боя сдадим? – зло усмехнулся милиционер.
– Немцы не возьмут. Я вам точно говорю – не возьмут. – Севка попытался говорить твердо и уверенно.
– Да? – На лице постового уже была не улыбка, а волчий оскал. – Ах, извините, товарищ маршал, не рассмотрел петлицы. Вы, никак, усы сбрили, товарищ Буденный? Значит, вам в Генеральном штабе точно обещали, что немцы сюда не доедут? А немцев вы предупредили, что они город не возьмут?
В очереди, выстроившейся возле магазина на углу, возник гомон, люди о чем-то горячо спорили,
– И брата моего вы не предупредите, часом, чтобы он не слишком там на фронте геройствовал? Все одно – ведь Москву отстоим. Прикажут – и отстоим.
– Что ж ты, батя, такими мыслями с первым встречным делишься? – с укоризной спросил Костя.
– А ты не первый встречный сегодня, – зло бросил милиционер. – Ты уже сотый командир Красной армии, который по улицам бродит. А кто на фронте красноармейцами командует? Что ж это вас столько в тылу околачивается? Или вас вызвали к товарищу Сталину, чтобы спросить? Возьмет Гитлер столицу нашей родины али нет? Нет, товарищ Сталин, нипочем не возьмет, пока мы здесь, на улицах столицы. Да из ваших «кубарей», товарищи командиры, можно баррикады по всей Москве сложить да шпалами припереть… Звезд – да, звезд негусто. Звезды куда-нибудь в Куйбышев уехали… Или Саратов…
В очереди закричала женщина, пронзительно, с надрывом. И крик внезапно прервался на самой высокой ноте, будто кричавшей заткнули рот. Что-то выкрикнул мужчина, громко вскрикнула женщина.
Милиционер вздохнул и, не торопясь, двинулся к очереди.
Севка и Костя переглянулись и пошли следом. Делать им все равно было нечего. Им было приказано побродить неподалеку от дома, каждый час-полтора возвращаясь. До первого возвращения оставался почти час.
Женщина ничком лежала на тротуаре, неловко согнув ногу. Юбка задралась выше колена, открывая длинные рейтузы и край чулка, прихваченный широкой белой резинкой. Какой-то мужик в черном пальто и кепке, надвинутой на глаза, размахивал руками и что-то кричал на женщин в очереди, а те возмущенно галдели, но не разбегались и не пытались звать на помощь.
– Что случилось? – подходя, спросил милиционер.
– Он! Он! – закричали женщины наперебой. – Он без очереди полез, а Марковна ему сказала, чтобы в очередь, а он ее…
Мужик оглянулся на милиционера, шмыгнул носом и утерся рукавом.
– Раскудахтались, куры! – бросил мужик. – Рабочему человеку в магазин нужно… Рабочий человек…
Из-под головы лежащей женщины появилась тонкая струйка крови.
– Ты что же сделал? – усталым голосом спросил милиционер. – Как же это ты?
Мужик разжал правый кулак и показал небольшую гирьку.
– А вот это видел? Рабочий человек может за себя постоять… – От мужика разило перегаром. Севка остановился в двух шагах, но все равно поморщился.
– Что там с ней? – спросил постовой.
Одна женщина из очереди наклонилась над лежащей, приподняла голову и вскрикнула.
– Убил! Убил, проклятый! – Женщина выпрямилась, голова трупа с явственным звуком ударилась о бордюр.
– Сволочь, гад! – закричали женщины, но из очереди не вышли. – Да что ж это творится?