1968
Шрифт:
— Это газ, — сказала Марианна, снимая платок.
— Она надышалась газа?
— Да, мадам, мы же вам говорим!
Аптекарша собралась открыть окно в другом конце комнаты.
— Ей нужен воздух…
— Там все отравлено этой дрянью!
— Только не во дворе, сюда еще не дошло, — сказала аптекарша, роясь в ящиках и шкафах. Она достала скляночку, глазные капли для Тео, которая открывала рот, как рыба, выброшенная на песок, и стонала.
— Это опасно? — спросила Марианна.
— Не знаю. Прежде всего, ей нужен покой, нельзя ни двигаться, ни пить, ни
— А можно мы тоже останемся? — рискнул спросить Порталье. — Если выйдем, из нас там котлету сделают.
За витринами аптеки сновали жандармы в противогазах, похожие на огромных муравьев, с занесенными для удара дубинками, издавая нечто вроде боевого клича.
Вторник, 7 мая 1968 года
«Ролан, — прошептала она, — мы в раю!»
Сидя в кабинете комиссариата, сто лет назад выкрашенном в светло-зеленый цвет, полицейский Миссон проложил копирку между белыми листами, а потом засунул всю кипу в ящик тумбочки под столом. После пятичасовой передышки он снова еще до рассвета вышел на службу. Сейчас об отпусках и выходных нечего было и думать, мобилизовали весь личный состав. На глазах у Миссона бригадир Пелле тряс какого-то юнца, а у того шла носом кровь. Бригадир вцепился ему в плечо и резко усадил на стул напротив Миссона. Было четыре часа утра, уже наступил вторник, а полиция все допрашивала буянов, схваченных во время беспорядков: фамилия, имя… Обычные формальности. «Этому парню еще повезло, — подумал Миссон, — а то попал бы в Божон…» Туда срочно созвали кабинетных крыс, у которых не было ни малейшего практического опыта в таких делах, и они развлекались тем, что кололи пойманных студентов булавками в зад. Пелле все это забавляло. Он только что рассказал, как накануне ночью зашвырнул гранату в какой-то ночной клуб. В конце концов, разве не детишки этих богатеев выковыривают булыжники из мостовой!
— Со мной грубо обошлись! — жаловался юноша, прижимая платок к расквашенному носу.
— Что-то незаметно, — сказал Миссон, не глядя в его сторону.
— Мне нужен врач! — продолжал возмущаться студент.
— Ты швырялся камнями, — твердил Пелле.
— Нет, гипсом.
— Ты что, издеваешься?
— Я учусь на факультете изящных искусств.
— Да, ручки у тебя, как у барышни, сразу видно, не за конвейером стоишь.
В это время появился комиссар Яамбрини:
— Миссон, вы отвели в камеру молодого Тевенона?
— У которого в машине была граната? Да, господин комиссар.
— Дайте мне протокол…
Миссон покопался в своей папке и протянул начальнику бумагу. Тот разорвал ее и выбросил в урну, поясняя:
— Знаете, кто этот Тевенон? Сын депутата. Его отец только что звонил, он вне себя.
— Мы уже пятого выпускаем…
— Он утверждает, что якобы подобрал гранату на память, допустим, так оно и было.
— Какой тогда от нас прок? — проворчал Пелле.
— Вы что, тоже собрались взбунтоваться?
— Есть от чего, господин комиссар.
— Сейчас не время!
Студент улыбался,
Подъезд здания на бульваре Осман был отделан мрамором, светильники в стиле рококо отбрасывали желтый свет на стены. Возле задернутого окошка швейцарской Порталье громко назвал свою фамилию.
— А что, консьержка никогда не спит? — спросила Марианна.
— Так принято. Не важно, который час, ей надо знать, кто идет.
Поеживаясь, они уселись на диванчик в гидравлическом лифте, напоминавшем роскошный портшез. Марианна беспокоилась:
— Ты уверен, что родителей нет дома?
— Они в Трувиле, вернутся завтра.
Доверив Теодору заботам аптекарши с улицы Ренн, у которой они скрывались от жандармов, друзья долго-долго пробирались пешком к собору Дома инвалидов, задворками обходя зону боевых действий, потом перешли на другую сторону Сены, прошагали по Елисейским Полям, свернули на улицу Берри… На этот раз Марианна согласилась пойти к Порталье. Да и как было среди ночи возвращаться в Нантер? Ей так хотелось спать.
В прихожей стоял сундук, подставка для зонтов, вешалка для пальто. Порталье, позабыв о большой лампе, которая виднелась на столике в углу, взял Марианну за руку, чтобы в полутьме отвести в свою комнату в конце длинного коридора.
— Большая квартира, — сказала Марианна.
— У всего больничного начальства такие.
— Твой папашка врач?
— А ты не знала?
— Слушай, а нельзя мне выписать рецепт на противозачаточные таблетки, раз уж мы здесь?
— Тебе же двадцать один год, ты совершеннолетняя.
— Ну и что? Врачи почти все отказываются, а аптекари тоже не хотят продавать из-за этой их гнилой морали!
Противозачаточные таблетки были официально разрешены с прошлого года, но особым признанием не пользовались, и мало кто из врачей их пропагандировал.
Большинство же утверждало, что это настоящий бич для молоденьких девушек, что таблетки вызывают рак и ожирение. Кто-то из гинекологов предупреждал: «Свобода без достаточной подготовки ведет к распущенности». Первооткрывательницы, не выдавая своего имени, по-заговорщицки поверяли свои тайны «Мари-Клер». Студентки ездили на автобусе делать аборт в Амстердам. 71,4 процента читательниц журнала «Эль» возмущались царящими вокруг фривольными настроениями и считали, что с этим надо что-то делать. Общество жило по устаревшим законам, и молодежь это прекрасно понимала.
Порталье привел Марианну в отцовский кабинет, зажег китайскую лампу, порылся в ящике пузатого секретера, достал бланки рецептов и уселся в кресло, обитое гобеленовой тканью.
— Ты диктуй, а я выпишу.
— Ты умеешь подделывать отцовскую подпись?
— Я много лет расписывался за него в своем дневнике.
Она не знала, как называется лекарство, и они решили спросить завтра у кого-нибудь с медицинского факультета, потом вернулись в комнату или, вернее, в пещеру Порталье, прихватив с собой пачку пустых бланков. Марианна села на кровать, расстегивая молнию на рыжих замшевых сапогах: