1986
Шрифт:
* * *
Гитары стояли, прислоненные к стенам. Музыканты и Юра сидели на стульях вокруг табурета барабанщика. На табурете стояли две бутылки портвейна «777» и несколько разномастных стаканов и чашек.
– Вы автору текста как, заплатили? – спросил, улыбаясь, Юра. – В смысле, «Дяди Степы»…
– Ага. – Вокалист кивнул. – Отправили бандеролью бутылку портвейна. Ему деньги не нужны. Он и так уже миллионер…
– Ну, он, может, и нет, а вот Антонов – точно. – Саша взял стакан, сделал глоток. –
– Кто говорит? – спросил барабанщик.
– У Сэма в Москве живет тетка, а ее муж – какой-то там хрен в «Союзконцерте». Вот он говорил…
– Гонит он. – Барабанщик тряхнул волосатой головой. – Не может быть такого. Ни у кого в Союзе таких денег нет. Даже у Горбачева…
– Ты-то откуда знаешь? – спросил Саша. – Особенно про Горбачева…
Барабанщик пожал плечами.
– Ладно, давайте лучше выпьем, – предложил Саша. – За будущее рок-музыки в СССР.
Парни чокнулись, выпили.
– Шура у нас, можно сказать, потомственный музыкант, – сказал Саша, кивая на барабанщика. – Его дядя еще в начале семидесятых играл в группе. Он тогда в «машинке» учился, и там сделали «бэнд». Типа, художественная самодеятельность. «Снимали» «Лед Зеппелин», «Дип Перпл» – причем целыми альбомами. А в свободное время бухали, пользовали студенток. Потом про их эту малину узнали – «бэнд» разогнали, а в газете напечатали фельетон: типа, советские студенты, а ведут буржуазный образ жизни…
– А начальство училища про твою деятельность здесь знает? – спросил Юра у Шуры. – В смысле, про репетиции…
– А никто не вникает особо. Они знают, что я как завклубом веду вокально-инструментальный ансамбль. И он имеет право репетировать в любые дни – хоть в будние, хоть в выходные…
– А он на самом деле существует – ну, ансамбль?
Шура мотнул головой.
– «Пэтэушникам» ансамбль до лампочки. Мои функции завклуба в общем сводятся к тому, чтобы устроить дискотеку раз в две-три недели. Я специально записал для них музона – Челентано, Тото Кутуньо, «Оттаван», «Рикки энд Повери». Пролетариат тащится…
14 апреля, понедельник
– Ну, вы даете, хлопцы… – сказал Сергеич. Юра и Сергей стояли у его стола. – Стоит взять отгул – и сразу все заглохло. Как дети… Сами, что ли, позвонить на станцию не можете?
– Звонили, – сказал Юра. – Там сказали, что отправят письменный ответ…
– Я им отправлю… Бюрократы недоделанные… Сейчас закончим – сразу позвоню. Так, значится, что мы имеем?
– Почти что ничего, – ответил Сергей. – Вот Королев отпал. Других таких подозреваемых нет – ну, из тех, кто был замешан в изнасилованиях. Связи разрабатывать мы прекратили – вероятность, что знакомый, малая…
– Значится, вы что хотите мне сказать? Что дело надо списывать в архив, так, что ли? Или нет? Не, вы как дети малые! Вас что, в институте не учили? Работаете, что ли, первый день? Раз нет концов, значит, ищите! Вы поймите, хлопцы, это проще всего – сказать, что сделали все, что могли, и все. Расписаться в собственном бессилии. Все, концы в воду, дело – «висяк»… Вы ж молодые еще, мозги свежие должны быть. Надо подумать, здесь покопаться, там… Это не то, что я, старый хрыч…
– Да, старость – не радость, – сказал Шимчук за соседним столом. – Ус ё ёсть: работа – ёсть, деньги – ёсть, только хрен не устаёть. – Он улыбнулся во весь рот.
Сергеич замахал на него руками, поглядел на Юру.
– И когда ты постригешься, а? Две недели назад обещал… Только еще больше зарос.
* * *
По обе стороны путепровода шла индустриальная зона: трубы и корпуса химзавода, мелких заводов и фабрик, железная дорога с грузовыми составами, кучи старых покрышек за забором регенератного завода и горы костей во дворе «клей-завода». По костям бегали несколько пацанов, пытаясь попасть палками по большим серым крысам.
Юра проехал на «Урале» по путепроводу, мимо одноэтажного облезлого здания бани, троллейбусного парка. Впереди показались пятиэтажки Рабочего поселка. На крыше одной был установлен лозунг «Слава КПСС».
Юра подъехал к остановке троллейбуса, остановился. Под навесом столпились несколько пацанов, шла какая-то возня. Юра въехал на тротуар, слез с мотоцикла, поставил его на подставку, подошел к пацанам.
– Э, ребята, что такое?
Двое повернулись.
– А тебе что надо? Иди отсюда… – начал один, но второй схватил его за руку – Половчук.
– Он – мент, – негромко сказал он.
Пацаны расступились. На скамейке сидел длинноволосый парень в кожаной куртке, на запястье левой руки – браслет из кожзаменителя с заклепками. Его волосы с одной стороны были неровно обрезаны. Несколько прядей валялось под скамейкой, среди бычков, пивных пробок и засохших слюней.
– Что происходит? – спросил Юра.
Длинноволосый молчал, смотрел себе под ноги. Один из пацанов спрятал в карман складной нож.
– Еще раз спрашиваю: что происходит?
– Ничего, – сказал Половчук. – Постригли трохи этого. Нельзя ходить с такими волосами…
– Что значит – нельзя?
Ответили сразу несколько пацанов:
– Как баба…
– Нормальные пацаны так не ходят…
– Пидарас…
– Сам ты пидарас, – сказал длинноволосый, злобно глянув на пацанов.
Один замахнулся на него. Юра схватил его за руку.
– Э, руки убери… Кому сказал… Мы ничего не делали… Убери!
– Бурый, не дергайся, – сказал Половчук. – Я ж сказал – это мент.
– Не мент, а следователь, – поправил Юра.
– Ну, тем более… Руку убрал, а то…
Юра резко дернул пацана на себя, отпустил, ударил в грудь. Пацан отлетел метра на три, с громким стуком упал на асфальт.
– Кто еще хочет? – спросил Юра.
Пацаны молчали, глядя в сторону.
– Еще раз увижу, что пристаете ни за что к людям…