1991: измена Родине. Кремль против СССР
Шрифт:
– …То есть, по-вашему, причина всех тогдашних бед в измельчавшем уровне личностей, руководивших страной? Но в КГБ ведь тоже не нашлось ни Дзержинских, ни Судоплатовых, ни Андроповых, ни, извините меня, даже своего Ельцина, давно наплевавшего на партийную субординацию… Вы, например, в знак протеста ушли из КГБ. Но вам не кажется, Николай Сергеевич, что это был благородный, но все же «бунт в чайной ложке»?
– Если у вас есть возможности и ресурсы, а вы их не используете – вас в этом случае надо судить. Если вы могли помочь жертве на улице, а этого не сделали – это преступное бездействие. Обвинить же себя в преступном бездействии при всей моей самокритичности я не могу. Могу лишь повторить, что уже отчасти сказал… У меня не было возможности ни на что повлиять.
Что касается Ельцина… Он, наверное, вообще последний политик России, если рассуждать о классическом понимании этого термина. Это был человек, который умел драться за власть, мог принимать любые волевые решения, не считаясь ни с чем. Хотя при этом, конечно, Ельцин не очень ясно представлял себе дорогу, по которой собирался двигаться. Ломился, как медведь сквозь чащобу, а советнички у него были, как вы помните, класса Бурбулиса… А вождя, как известно, иногда делает его свита. А у Ельцина свита оказалась по большей части случайная, чудовищно пораженная своими карьеристскими и шкурническими настроениями. Ведь создалась ситуация, когда в мгновение из ничего можно было стать всем.
– Внутри самого КГБ были сотрудники-диссиденты?
– Если иметь в виду диссидентов, как последующих предателей, то вы можете вспомнить предателя генерал-майора КГБ Калугина… Это был диссидент чистой воды! Это один вид диссидента. А были диссиденты в КГБ, которые высказывали свое суждение прямо, открыто на служебном уровне. Неоднократно. Себя лично я отношу к категории вовсе не правоверных, слепых служак. В моей практике были случаи, когда я по оценкам ситуации в регионах мира или в стране мог расходиться даже с Андроповым. Но дело в том, что действовать сама по себе, как я уже говорил, информационная система не может. Компьютер может дать ответы на многие вопросы, ну а действовать – нет.
– Я имел в виду не столько профессиональные несовпадения во мнениях, сколько человеческую ментальность сотрудников советских органов госбезопасности. В начале 1990-х годов в интервью полковнику КГБ в отставке Любимову тогдашний руководитель Центра по связям с общественностью Службы внешней разведки России господин Кобаладзе прямо говорил: «…Находясь за рубежом и свободно читая западную прессу, мы гораздо острее ощущали весь абсурд советского существования». Скажите, пожалуйста, это допустимо: заниматься обеспечением государственной безопасности и одновременно, не уходя на другую работу, «понимать» «абсурдность» существования защищаемого тобой государства?
– …В разведке были худшие предатели… Беседовали два человека… И оказалось, что то, что было тогда пылью, теперь, замешенное на водичке, стало грязью. Кто такой Кобаладзе сейчас? Руководитель какого-то крупного торгового комплекса. Когда он выступает по телевидению, я сгораю от стыда, что когда-то мы с ним служили в одном ведомстве и исповедовали одинаковые ценности. К сожалению, такого и в разведке бывало предостаточно. Но ведь были и похлеще Кобаладзе! Этот-то хоть остался в России и стал из разведчика торговцем, а есть прямых предателей десятка полтора, а то и два. Которые ушли на Запад, унесли с собой документы. Тот же Митрохин, например, который, работая в архиве разведки, заранее готовился к предательству. Набрал микроматериалов. Увез их. И публикует там. Предостаточно было такого дерьма…
Когда государство начинает разваливаться, а его идеология распыляться – или, как мы говорили о том времени: наступил период идеологического охлаждения СССР, – то, естественно, в среде разведчиков, как бы мы их ни охраняли и ни берегли, появляются такие люди. И не потому, что, как пишет Любимов, они, подобно Кобаладзе, начитались за границей западной прессы. Я ее тоже 15 лет изучал. И не только я, а тысячи моих коллег, работая за рубежом, все смотрели, все видели и все читали. Но из этих тысяч такого дерьма, как Любимов, только три человека. Отсев есть всегда. Возьмите помол муки: у вас будет не только мука, но и отруби.
Любимов?! (Смеется.)Сегодня ветераны-разведчики – а их тысячи – его видеть в упор не хотят. Он для нас, как ветеран разведки, не существует. Условно говоря, его можно сравнить с человеком, который когда-то был в гвардейском полку, а сегодня стал завсегдатаем телевизионных трактиров. А для нас это вовсе не показатель. У нас совершенно другие и моральные, и политические, и личностные мерки. Тем более, что сегодня Любимов больше рассказывает, как он во время службы ходил по западным ресторанам, выпивал там и так далее… Ну, так он действительно в свое время и был отчислен из разведки за связь с очень сомнительными женщинами. О чем тут говорить? Он никогда в жизни никого путем не завербовал, а Северо-Европейский отдел, где работал Любимов, прославился наибольшим количеством предателей. Оттуда Гордиевский и прочая подобная публика.
– Какие из причин развала СССР вы считаете решающими: внутренние или внешние?
– Естественно, внутренние. Во-первых, деградация политического руководства, о которой я уже сказал. Возьмите каждого генерального секретаря после Сталина и поочередно его разберите. Вы увидите, как деградирует верхушка руководства коммунистической партии. Хрущев, Брежнев… потом еще целая плеяда и доехали наконец до Горбачева. Процесс деградации шел изнутри. Никто извне не заставлял нас выбирать руководителей. Мы их выбирали. Не Запад же нас заставил выбрать Черненко и Горбачева, а потом и пригласить своего могильщика – Ельцина? Это, кстати, предмет для анализа: почему Горбачев пригласил Ельцина и почему потом не убрал его. Я думаю, потому, что он был безволен, тряпка и слизняк в политике, случайная медуза, которую занесла другая болезнь – сплошная череда гробов высших партийных лидеров, выморочность руководства страной.
Горбачеву была вообще противопоказана политика. Когда он пришел к власти, все сразу поняли, что можно делать все что хочешь. При этом Запад понятия не имел, что такое может происходить в нашей стране. Он от радости хлопал себя по ляжкам: «Ой! Что происходит! Мы этого никогда не могли предвидеть». То, что тогда творилось в России, Путин правильно назвал геополитической катастрофой. Политические катастрофы похожи на техногенные. Все начинается с какого-то пустяка, а потом превращается в необратимое нарастание разного рода мелких катастроф. Мы, полковники и генералы, неоднократно – в 1977 году, когда отмечали 60-летие советской власти, в 1980 году, – сидели и задавали себе вопрос: «Погибает социализм. А по каким причинам: объективным или субъективным?» Кусок бутерброда не лез в рот. Чай не могли глотнуть. Думали: «Что будет с нашей страной?» Мы видели, что идем не в том направлении, в котором идет большинство стран мира, с которыми мы соревновались. И приходили к убеждению, что в этом виноваты субъективные факторы.
– Гибель СССР была предопределена?
– Нет, конечно. Гибель СССР была предопределена только субъективными факторами. Сколько бы сегодня ни пыжились, хоть до поноса доказывая, что социалистическая модель изначально была нежизнеспособной – это не так. Такие разговоры ведут к утверждению, что либеральная модель общественно-экономического устройства общества – это конечная точка в развитии человечества. А это абсолютный абсурд! Глядя сегодня на другие страны, мы как раз видим, что у них нарастают элементы социальной ориентации в развитии их государств. Везде. В Штатах ли, в Европе, где угодно. Так что объективно социализм мог и должен был развиваться. Была искажена субъективная его часть: система подбора кадров и управления страной.