1Q84. Книга 1. Апрель-июнь
Шрифт:
– Я-ничего-не-писала.
Тэнго выдержал паузу. Небольшую, но очень увесистую.
– Но тогда кто это написал?
– Адзами.
– Какая Адзами?
– На-два-года-младше. Еще один нырок в пустоту.
– То есть эта девочка написала за тебя целый роман? Фукаэри кивнула как ни в чем не бывало. Тэнго снова напряг извилины.
– Тогда остается одно: ты рассказывала Адзами свою историю, а та ее записывала в виде романа. Верно?
– Набивала-и-распечатывала.
Закусив губу, Тэнго мысленно выстроил в ряд все факты, которыми располагал. Пару раз поменял их местами. И спросил:
– Значит, Адзами сделала распечатку и послала ее на конкурс в журнал? И видимо, сама назвала ее
Фукаэри склонила голову набок, что с равным успехом могло означать как «да», так и «нет». Но возражать не стала. Похоже, все-таки «да».
– Адзами – твоя подруга?
– Мы-вместе-живем.
– Твоя сестра? Девушка покачала головой.
– Она-дочь-сэнсэя.
– Дочь сэнсэя? – повторил Тэнго.- Значит, сэнсэй тоже с тобой живет?
Фукаэри кивнула. «Додумался, поздравляю»,- словно говорили ее глаза.
– То есть сейчас мне придется встречаться с сэнсэем?
Повернувшись к Тэнго, Фукаэри наградила его взглядом, каким исследуют цепочку далеких облаков, предсказывая погоду. Или прикидывают, как лучше поступить с собакой, которая никак не запомнит собственной клички. И лишь затем кивнула.
– Мы-едем-встречаться-с-сэнсэем, – все так же бесстрастно подтвердила она.
На этом беседа закончилась. Оба умолкли и снова стали смотреть в окно. За окном расстилалась огромная плоская равнина, плотно застроенная одинаковыми, ничем не примечательными двухэтажными домами. Бесчисленные антенны, точно усики насекомых, глядели в небо. Все ли их обладатели платят исправно за телевидение «Эн-эйч-кей»? Каждое воскресенье мысли Тэнго возвращались к этому проклятому вопросу. Думать над ним не хотелось, а не думать не получалось, хоть тресни.
В этот солнечный день прояснилось сразу несколько пускай и не самых уютных фактов текущей реальности. Во-первых, «Воздушный кокон» написала не Фукаэри. Если ей верить (а особых причин сомневаться в ее искренности у Тэнго не нашлось), она рассказала свою историю подруге, а подруга эту историю зафиксировала. В техническом смысле точно так же рождались «Записи о деяниях древности»* или «Повесть о доме Тайра»**. Эпические сказания, которые передавались из уст в уста. Именно эту особенность – пускай, к своему затаенному стыду, и облегчая для нынешнего читателя, но по большому счету оставляя как есть,- Тэнго и старался выделить как нечто особенное.
* «Записи о деяниях древности» («Кодзики») – крупнейший памятник древнеяпонской литературы, один из первых письменных манускриптов, основная священная книга синтоизма. Включает в себя свод мифов и легенд, собрание древних песен и исторические хроники. Согласно предисловию, японский сказитель Хиэдано Арэ истолковал, а придворный Оно Ясумаро записал мифологический и героический эпос своего народа, пронизав его идеей непрерывности и божественного происхождения императорского рода. Работа над «Кодзики» была завершена в 712 г., в период правления императрицы Гэммэй.
** «Повесть о доме Тайра» («Хэйкэ-моногатари») – одно из самых значительных и ярких произведений в жанре «гунки» (военная эпопея), созданное в начале XIII в. Описывает историю 13 лет падения могущественной феодальной династии Тайра. По преданию, некий монах Юкинага создал «Повесть о доме Тайра» и обучил бродячего слепца Сёбуцу ее рассказывать. Сам же Сёбуцу много лет до того расспрашивал воинов-самураев об их ратных делах, а затем помог Юкинаге все это описать.
Второй прояснившийся факт: из-за дислексии Фукаэри не могла читать большую литературу. Тэнго попробовал обобщить все, что он знал об этой болезни. Вспомнил лекции по педагогике, что слушал еще в университете. Читать при дислексии можно. Способность соображать не нарушена. Просто для чтения требуется больше времени, чем обычно.
Мешает ли дислексия писать тексты – этого Тэнго не знал. Но в случае с Фукаэри, похоже, именно так и было. Судя по ее реакции, писать ей так же трудно, как и читать.
Что, интересно, скажет на все это Комацу? Тэнго обреченно вздохнул. Семнадцатилетняя пигалица с нарушенной моторикой речи не может толком ни читать, ни писать. Да и в простом разговоре (если допустить, что она не выпендривается) бедняжка не способна составить больше одного предложения. Как тут ни крути, а пытаться выдать ее за восходящую звезду литературы – гиблое дело. Даже если Тэнго перепишет «Воздушный кокон», и роман получит премию, и книга станет бестселлером, долго морочить голову публике им не удастся. Какой бы успех ни пришел поначалу, очень скоро люди почувствуют: что-то не так. И как только правда вылезет наружу, все, кого хоть немного это касается, дружно раздавят весь этот проект, как пустую яичную скорлупу. А писательская карьера Тэнго, так и не начавшись ничем убедительным, потеряет всякие шансы на жизнь.
Все слишком криво для успеха. С самого начала Тэнго ощущал, что они ступили на тонкий лед, но теперь даже это сравнение казалось слабым. Лед трещал еще до того, как они успели сделать на нем первый шаг. Ему остается разве что вернуться домой, позвонить Комацу и сказать: «Извините, господин Комацу, но я выхожу из игры. Все слишком опасно». И это будет единственно верным поступком для человека, который отвечает за свои действия перед другими.
Но стоило Тэнго подумать о «Воздушном коконе», как душу его охватывал хаос, а сознание раздваивалось. Сколь бы опасным ни казался план Комацу, отказаться от правки «Кокона» сил не хватало. Узнай Тэнго все эти леденящие душу подробности до того, как засесть за работу,- возможно, такие силы нашлись бы. Но теперь – бесполезно. В мир этого текста он уже влез с головой. Дышал его воздухом и привык к его гравитации. Соль этой странной истории уже осела на стенках его желудка. Само повествование требовало, чтобы Тэнго его улучшил, а он нутром чуял, как именно это следует делать. Эту работу мог выполнить только он и никто другой. Иначе она лишалась всякого смысла. А значит, не выполнить ее нельзя.
Покачиваясь на сиденье, Тэнго закрыл глаза и попытался найти хоть какое-то, пускай даже самое предварительное решение. Но на ум ничего не приходило. Человеку, который запутался в себе, удачные мысли в голову не попадают.
– И как же Адзами записывала твою историю? – спросил Тэнго.
– Слово-в-слово,- ответила Фукаэри.
– То есть как – ты рассказываешь и она тут же печатает?
– Нужно-говорить-оченъ-тихо.
– А зачем говорить очень тихо? – удивился Тэнго. Фукаэри огляделась. Пассажиров в вагоне почти не
было. Только мать с двумя детьми сидела напротив и чуть поодаль. Вся троица, похоже, ехала куда-то развлекаться. Слава богу, на свете еще встречаются такие счастливые люди.
– Чтобы-они-не-услышали,- почти шепотом ответила Фукаэри.
– Они? – переспросил Тэнго.
Но взгляд ее был таким рассеянным, что нетрудно было догадаться: говорит она вовсе не о матери с детьми. А о тех, кого здесь нет. Кого она знает очень хорошо, но Тэнго никогда не встречал. О ком-то очень конкретном.