2:36 по Аляске
Шрифт:
Запись
Что первым приходит вам на ум, когда вы слышите слова «конец света»? Атомная война? Космический корабль пришельцев, повисший в темном бархате неба? Смертоносный вирус, превращающий людей в бездумных голодных зомби? Вам приходит на ум все что угодно, и это «все» обязательно ассоциируется с массовой паникой и хаосом. В голове зреет любой сценарий, кроме одного: конец света необязательно должен быть шумным и даже заметным.
Это случилось тихой ночью в конце августа, когда еще достаточно тепло для барбекю, но уже не так, чтобы готовить его в одной майке. Лето на Аляске куда холоднее обычного, но мне все равно нравилось проводить каникулы здесь. Правда, мой энтузиазм
27 августа. 2:36, застывшее на всех часах – настенных, наручных, настольных. Те, кто еще не спал в это время суток, вдруг разом уснули. И уже не проснулись. Во всем студенческом городке под названием Фэрбенкс в штате Аляска утро наступило лишь для меня одной.
Первой я попыталась разбудить свою соседку Верити. Когда, столкнув ее с постели на пол, я не услышала привычного ворчания, я первым делом приложила два пальца к артерии на ее шее. Хватило пары секунд, чтобы убедиться: сердце не бьется. Бледная, почти лиловая, она отчетливо выделялась на фоне дубового пола. Рыжие волосы, словно языки пламени, пожирали осунувшееся лицо.
– Стефани! Верити мертва, Стефани! – вопила я так, что начало саднить горло. Меня била дрожь, я бездумно накинула на Верити одеяло с эмблемой нашего университета – полярным медведем – и ринулась к стоящей в углу кровати Стефани.
Честно сказать, Стеф никогда не была мне близкой подругой, в отличие от Вер. Нам не удавалось найти общий язык, но мне было достаточно и того, что она показывала себя примерным сожителем. Никогда не забывала выкинуть просроченное молоко или вовремя вернуть одолженную книгу. У Стефани были черные волосы и серые глаза – идеальное сочетание холодности и великолепия. Помимо красоты и хозяйственности, она обладала невероятно острым умом. Но даже этот ум не уберег ее от вечного сна.
– Стефани! – снова вскричала я, дергая за рукав фланелевой сорочки, и Стефани неуклюже соскользнула с постели вниз вместе с подушкой.
Вот уже два мертвых тела лежали у моих ног.
Съежившись на коврике посреди комнаты, я просидела так около пятнадцати минут, молча приходя в себя, пока не грянула истерика. И я заплакала. Не знаю, сколько именно я рыдала, размазывая следы вчерашнего макияжа по лицу. Но когда это закончилось, я не могла даже говорить.
В глубине души я верила, что кто-то придет на мои завывания. Героически ворвется в комнату и спасет меня от трагедии. Две смерти за ночь в одной спальне без очевидных причин – такого ведь просто не бывает! А еще не бывает того, чтобы меня никто не услышал и не пришел. Чтобы точно так же, как Верити и Стефани, меня покинули все остальные.
Но в этом мире случается даже то, чему случиться на первый взгляд просто не суждено.
– Томми…
Это было третье имя, сорвавшееся с моих уст в то утро. Затем Лен. Кирилл. Айзек. Глория. Приветливый белокурый парнишка по имени Мишель. Здешняя «малышка на миллион» Виви. Даже преподаватель микробиологии со своей женой Стэйси…
Их было много, точнее – все. Общежитие превратилось в мавзолей. Если зайти в комнату и оглядеться, то все кажется нормальным: уютная спальня подростков, отсыпающихся после напряженной учебной недели. Но это не подростки. Это Тела. Так я стала звать их, чтобы лишний раз не смаковать слово «трупы». Они – моя единственная компания, потому что за все сорок семь дней я не встретила никого, у кого в груди по-прежнему бы билось сердце.
В кармашке осталась последняя пачка мармеладных мишек. На одних сладостях с бесконечным сроком годности долго не продержаться, но я пыталась. Мой путь был и остается дальним. Я шла в истоптанных кедах к границе, с походным рюкзаком за плечами и с почти разрядившимся плеером. Лишь музыка скрашивала мое путешествие до Орегона, куда я направлялась, чтобы вернуть родных. Ну или то, что от них осталось.
После заката на улице становилось небезопасно. Медведи гризли любили бушевать под конец летнего сезона. Я почти не спала. Лишь окончательно выбившись из сил из-за странствий или рыданий взахлеб, я проваливалась в долгожданное забытье. А проснувшись, снова погружалась в неизменный кошмар. Единственным утешением стал алкоголь, но он слишком задерживал меня: за целых полтора месяца я не преодолела и половины Аляски. Однако пережив шестое по счету похмелье за две недели, в приступах рвоты я сердечно поклялась бросить – и завязала. Наверно, это был самый короткий период алкоголизма за всю историю.
Пересекая речной мост, я притормозила, чтобы глянуть на отражающую гладь воды как на своеобразное зеркало. Видеть собственное лицо было трудно, ведь в нем прослеживаются чужие черты – моих родителей, сестры и брата. Каждая линия так или иначе связана с ними и навевает воспоминания. От отца мне досталась смуглая кожа с россыпью веснушек, гроздьями усеявшими тело, и высокий рост, в котором я уже к четырнадцати годам превосходила свою мать, хрупкую и русую, как коренные прибалтийцы. У нас с ней были одинаковые глаза – зеленые. Но в остальном во мне было больше от юга – темные волосы и страсть к испанской сангрии. Джесс – моя младшая сестра – ненавидела сангрию. Да и меня иногда тоже. Севера от матери в ней было даже больше, чем во мне юга от отца, и под «севером» я подразумеваю совсем не внешность.
Джесс была младше меня всего на шесть лет, но пропасть между нами была на все двадцать. Однажды, когда я только пошла в школу, мама подозвала меня к себе и ткнула пальцем в свой живот.
– Смотри, здесь растет твоя сестренка. Скоро вы будете играть вместе и заботиться друг о друге, – сказала она.
Мама еще никогда так не ошибалась.
– Почему он выбрал тебя?
Джесс буквально выхватила у меня из рук расческу, когда я, проигнорировав ее угрожающий тон, продолжила невозмутимо приводить в порядок прическу. Неохотно взглянув на сестру, я обнаружила уже знакомое зрелище: пылающие от гнева щеки и пухлая нижняя губа, дрожащая от обиды.
– Не молчи!
Тяжело вздохнув, я подобрала с туалетного столика шпильки и закрепила ими локоны на затылке.
– Что ты хочешь услышать?
– Почему вместо меня он выбрал тебя?!
Я закатила глаза и, обернувшись на Джесс, потянулась к своей расческе. Она упрямо отдернула руку.
– Он все равно не подходит тебе, – скривилась я.
– Почему это?
– Тебе тринадцать, Джесси.
– Ну?
– А ему двадцать три.
– И что?
– И, как все тринадцатилетки, ты слишком подвержена гормонам, чтобы думать головой! – простонала я и, все же опередив реакцию сестры, вырвала расческу обратно. – Макс для тебя слишком взрослый. Да и это уже четвертая твоя «большая любовь» за последние полгода. Может, хватит убиваться по пустякам? Лучше помоги мне отыскать земляничные духи. Ты их случаем не брала?
Я услышала, как Джесс зашипела сквозь сжатые зубы, а затем она резко подалась вперед и хлопнула ладонью по моей укладке. Острые шпильки со звоном посыпались на пол, а заколка болезненно царапнула кожу над шеей. На глазах у меня едва не навернулись слезы, но торжествующее лицо Джесс в отражении зеркала помогло удержаться от слабости.
– Ах ты маленькая!..
Джесс попятилась, когда, схватив накаленный утюжок для волос, я развернулась к ней всем корпусом.
– Я все расскажу тете Лар! – испуганно заверещала она, когда утюжок оказался в опасной близости от ее щеки. – Расскажу, как ты поступаешь со мной и какая ты… гадина!