2:36 по Аляске
Шрифт:
– Эй, не смей ругаться!
– Иначе что? – воскликнула она снова, и я вдруг замешкалась, когда из-под ее век тут же хлынул поток горячих театральных слез. Ох, только не снова! – Сама идешь на свидание с ним, а меня оставляешь здесь, совсем одну! И когда начнется учебный год, снова оставишь, как Эш оставил! Ты ничем не лучше его. Почему я тогда не села в машину вместе с мамой и папой?!
От надрывного воя, на который сошел ее плач, я содрогнулась и моментально сдалась, опустив вниз плойку и выдернув ее из розетки.
– Не надо, – попросила я тихо и, подойдя к сестре, обхватила
– Как? – жалобно всхлипнула Джесс в моих объятиях. – Как Эш позаботится обо мне из соседнего штата?! А как это сделаешь ты из Аляски?..
– Джессамина! – резко оборвала я начинающуюся истерику, и сестра наконец-то затихла. Склонившись к ее волосам, я зарылась в них носом. – Тетя Ларет присмотрит за тобой до моего возвращения, а уже через год Эш устроится на работу, и ты переедешь к нему. Следующее лето мы, как обычно, проведем вместе. Никто никого не бросает. – Я сдавила пальцами плечи Джесс, выбивая из нее неохотный кивок. – И не смей говорить, что тебе жаль, что не поехала тогда вместе с родителями. Я, ты и Эшли – мы все еще живы, и это главное. Ты правда думаешь, что такие проблемы, как Макс или учеба в университете, столь важны по сравнению с этим?
Джесс шмыгнула заложенным носом и опустила глаза. Ее лицо приобрело недоверчивое выражение, и мне это не понравилось.
– Только посмей сказать, что имеют, и я измажу тебя в… – Я бросила беспомощный взгляд на туалетный столик и выпалила: – В геле для волос! Ясно?
Джесс вяло хихикнула. Когда я отпустила ее, она снова потупилась, и «север» в ее крови возобладал: взгляд сделался сухим и резким, а мимика непроницаемой. Уставившись куда-то на собственные ладони, Джесс уже знакомо задрожала, и я тут же прикусила себе язык, пожалев о ненароком вылетевших словах про укладочный гель.
– Надо помыть руки.
И Джесс пулей бросилась в ванную комнату к стойке с антибактериальным мылом и влажными салфетками.
Не считая этого случая, в последний раз мы с Джесс обнимались на день рождения отца, когда выносили фруктовый торт. Стоило родителям погибнуть в автокатастрофе, как и поводов мириться у нас не стало. Я и Джесс окончательно утратили взаимопонимание. Наш старший брат Эшли пытался склеить семью буквально по кусочкам, но семья – это не хрустальная ваза. Такое проще выкинуть на помойку, чем починить.
– Однажды мы снова будем вместе. Я найду жилье, и вы переедете ко мне в Неваду. Обещаю не развлекаться без вас в Лас-Вегасе, – с улыбкой произнес Эшли перед отъездом. У него на руках уже лежал билет в один конец и приглашение из университета Рено.
Я улыбалась в ответ, искренне радуясь его поступлению, к которому он готовился два с половиной года. Джесс же молчала, растирая руки влажными салфетками до болезненного покраснения. Ее рипофобия, появившаяся после аварии, обострялась каждый раз, стоило ей занервничать. В глубине души Джесс знала, что скоро уеду и я. К несчастью, она была права.
Фэрбенкс был единственным университетом, предложившим мне стипендию, и Джесс осталась в Орегоне один на один с тетей Ларет. Благо та оказалась слишком умна, чтобы пытаться заменить нам родителей, и потому стала самой классной тетей в мире. В этом Джесс повезло: в отличие от меня, они были вдвоем, и, вероятно, выживали тоже вдвоем. Они обязательно проснулись, как и я – другой вариант даже не рассматривался. Ведь зачем я тогда пересекаю Аляску, чтобы добраться до Орегона, а затем и до Невады, где Эшли? Умереть вместе с остальным миром и потратить мои силы впустую – слишком жестокий поступок с их стороны. Такое я Джесс, в отличие от кражи моих земляничных духов, уже не прощу.
Быть порознь с семьей, какой бы она ни была, – неправильно, тем более когда с миром происходит такое.
Итак, сколько уйдет консервированных ананасов, сосисок и паштета за неделю пути? Хм, было бы неплохо раздобыть еще складную палатку. Значит, придется отклониться от магистрали, заскочить в ближайший супермаркет и…
2. Голос в тишине
Ш-ш-ш.
– Что такое? Черт! Я же еще не закончила!
Диктофон в моих руках издал неестественный скрип, не предвещающий ничего хорошего. Я озадаченно уставилась на маленькое устройство, умещающееся в ладони, и неожиданно переносицу мне обжег едкий запах плавящейся пластмассы.
Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Выругавшись, я подскочила с табурета и швырнула дымящийся диктофон в коробку с таким же бесполезным барахлом. Стрелка на часах, что я заводила интуитивно, уже подбиралась к полудню. Теперь вокруг действительно было тихо. Тише, чем я могла вынести. Запись истории о гибели мира и болтовня вслух – все, благодаря чему я держалась. Больше месяца я говорила, говорила, говорила… Идиотский способ не сойти с ума. Видимо, пора перестать отвлекаться на всякую ерунду и идти дальше.
Походный рюкзак, одолженный у моего мертвого соседа Томми, что страстно любил походы в горы. Фонарик – из его же шкафа. Свежая одежда, дорожная карта, спички, эластичный бинт, пластыри и пенициллин из студенческого лазарета. А еще кухонный нож из закусочной – сносная альтернатива охотничьему. И, конечно же, очки, на которые мне упрямо не хочется менять изношенные и сухие контактные линзы.
Я натянула на голову капюшон, прячась от назойливых москитов, и покинула придорожный отель, ставший мне домом на последние два дня передышки.
– Не хворайте, мистер Бейтс, – весело махнула рукой я мужчине в кресле, давно покрывшемуся слоем пыли, как и бейдж на его груди.
Мистер Бейтс был единственным Телом во всем мотеле, которое я нашла. Иногда спящий консьерж даже служил мне неплохим собеседником, учитывая, что собеседников у меня не было вовсе. Все портил лишь синеватый цвет его лица и абсолютное безразличие к нашей дискуссии. Мистер Бейтс, как и другие Тела, совсем не выдавал признаков разложения. У них даже не было трупного запаха. Я старалась не заострять на этом внимание, чтобы не бояться еще сильнее.