200 дней на юг

Кротов Антон Викторович

Мы тронулись — ура! Все прочие ангольцы, мои спутники по предыдущему грузовику, остались на стоянке. Они ждали синего грузовика с рыбой и прицепом, который уже пообещал им всем провезти их бесплатно. На грузовик с пивом «Лубанго» они не обратили внимания, опасаясь почему-то, что этот водитель может заломить плату за проезд… Мы тронулись — ура!

Но проехали мы всего метров сто. Конечно, автотранспорт в Анголе ходит не новый, а колёса и дороги местные не созданы друг для друга. Шины уже не рифлёные, а гладкие, и более того, уже местами стёртые до металлической проволоки, укрепляющей шину, колёса разной величины, старые камеры — заплата на заплате… Особенно страдали колёса на таких горных крутых каменистых

дорогах, которые простирались теперь перед нами и которые никогда не знали асфальта. Поменяли колесо (на это ушло почти полчаса) и наконец поехали окончательно.

Двигались медленно. Перед нами простирались горы, почти лишённые растительности. Оно и хорошо — только здесь, вдоль побережья, где нет лесов и воды, негде скрываться повстанцам Унита. На крутых подъёмах, которые грузовик одолевал со скоростью 2–3 км/час, впереди машины шли "члены экипажа" — отбрасывали с пути большие камни. И всё равно регулярно лопались старые колёса, их медленно отвинчивали, ставили очередную заплатку на камеру и привинчивали колесо вновь. Колёса были тяжёлые и пыльные, ангольцы — неторопливые, и на каждую смену колёс уходило не меньше получаса. Тем более что в ящике для инструментов прятались две сонные курицы и петух, которые ехали с грузовиком в качестве пищевого НЗ, и во время смены колёс куры сии часто уползали из ящика и лениво разбредались по окружающей каменистой пустыне, заставляя экипаж развлекаться вылавливанием и возвращением оных.

Изредка попадались встречные машины. А через некоторое время мы догнали и тот грузовик, что, полный людей, проехал мимо нас утром. Многочисленные люди сего грузовика занимались очень полезным делом. Ввиду того, что подняться на гору грузовик не мог, его разгрузили и оставили внизу половину его мешков; с оставшимися мешками грузовик едва заехал на перевал; там его разгрузили и грузовик вернулся вниз; там пассажиры неторопливо закидали вторую часть груза; на перевале в кузов доложили остававшиеся там мешки и поехали медленно дальше. Мы всё это наблюдали, меняя очередное колесо.

Никто нас не обгонял. На одной из стоянок, пока мы готовили на костре ужин (ангольцы угощали меня белой ишимообразной кашей, которую все ели прямо из кастрюли немытыми руками, заедая сушёной ангольской рыбой), нас догнал синий грузовик с прицепом, на котором ехали все недавно покинутые мною ангольские товарищи. Но вскоре мы вновь обогнали их.

В некий момент пошёл дождь, превратившийся в ливень. Я вымок и замёрз, но потом, по счастью, наводнение прекратилось. Мы ехали и стояли, стояли и ехали, мой третий ангольский день склонялся к вечеру, пятидневная виза неумолимо укорачивалась, а мы продвигались очень тихо. По счастью, водитель не собирался ночью спать и двигался всю ночь — я уже мечтал наутро оказаться в Лобито, но нет: к девяти утра 1 февраля 2001 года мы прибыли только лишь в деревню Домбе Гранде, преодолев 160 километров за 22 часа езды.

1 февраля 2001, четверг. Совсем медленное движение в Бенгелу

Домбе Гранде, переведённое мною как Великое Домбе, находилось при пересечении трассы некоей долиной и походило на оазис, виденный мною позавчера. Великое Домбе, видимо, состояло всего из двадцати соломенных хижин, скопившихся вокруг трассы. Они являлись одновременно жилыми и торговыми. Только я сфотографировал всё сие, как откуда-то появился полицейский — к счастью, мой проступок он не заметил.

Всё утро простояли в деревне. Жители деревни и их дети, завидев нас, потащили из своих лавок ящики с пустыми стеклянными бутылками, желая совершить обмен с доплатой на полные бутылки. Экипаж грузовика работал не меньше получаса, выполняя их заказы. Местные жители суетились, пытались поднять свои

ящики повыше, чтобы обменять их поскорее, а мы, жители грузовика, быстро принимали их и меняли на полные. Даже дети пяти-шести лет занимались торговлей и помогали взрослым в этом пивном бизнесе. Как я понял, деревня сия жила только за счёт перепродажи содержимого одних грузовиков другим грузовикам. Обменяв определённую квоту бутылок, водитель отказался продолжать сей выгодный обмен и отправился питаться в одну из хижин, являвшейся, как и все остальные, также гостиницей, лавкой и харчевней. Угостили и меня — ангольскими грушами, марокканской рыбой из консервов (вероятно, привезённых на другом грузовике) и булочками.

Позавтракав, все разложились спать после трудной ночи на циновках вокруг грузовика. В это время прибывали и другие грузовики в нашу сторону, приполз и синий грузовик с прицепом, рыбой и русскоговорящим ангольцем. Полицейский, которого я заметил утром, ходил вдоль грузовиков и чего-то домогался. Подошёл он и ко мне, я рассмотрел его поближе. Уже старик по африканским меркам — лет пятьдесят, со сгнившими чёрными обломками зубов, в выцветшем на солнце когда-то синем мундире, в старых ботинках а-ля бомж, он подошёл ко мне и попросил 1 кванза на курево. Я отказал, и полицейский отправился далее.

За околицей Домбе Гранде, на том, что здесь можно назвать трассой, стоял небольшой бетонный куб, являющийся военным объектом, судя по большому ангольскому флагу, развевавшемуся перед ним. С этим зданием и было связано наше ожидание. Дальнейший путь, на участке Домбе—Бенгела, был небезопасен, и многие машины должны были скопиться в Домбе Гранде и отправиться в путь вместе, в одной колонне, под прикрытием автоматчиков. Самих же автоматчиков пока не было, они сопровождали другую колонну, из Бенгелы в Домбе, и все жили в ожидании их.

Но вот, наконец, часа в два дня, вдали что-то запылило, поползло, и вот вскоре уже небольшой проезд между торговыми хижинами был заполонён встречной колонной грузовиков — их было около десятка. Некоторые везли огромные связки зелёных бананов из Бенгелы, другие шли «пустые» (10–20 пассажиров в кузове и 30–40 мешков и ящиков не в счёт). На каждом грузовике, среди пассажиров, восседал вооружённый ангольский солдат (своего автотранспорта у сих конвоиров не имелось). Солдаты слезли и отправились в свою бетонную будку, возле которой и стал формироваться великий наш караван на север. Солдаты — кто с патронными лентами через плечо, кто с трубами в руках (миномёты, наверное), пообедав в своём бетонном здании, вышли наружу и расселись на попутных грузовиках, на каждый грузовик — по одному-два солдата. В путь!

Машины в Анголе прямо коллекционируют всякие неисправности. Вот едет грузовик без лобового стекла и вообще без всяких стёкол. Ветер в глаза водителю не ударяет, так как движется со скоростью коровы на прогулке. Вот у грузовика колёса разного размера — одно немного больше остальных, от этого машина идёт кособоко и большее колесо всё время перегревается (и, должно быть, лопается иногда). Вот на одной оси справа два колеса, слева одно, или наоборот. Вот опять протекторы стёрты до проволоки, а вот все дефекты соединились в одной машине одновременно. Техосмотра здесь, я понимаю, нет в принципе. И все машины такие старые, и пыльные, и перегруженные, и куча народу в кузове наверху. Когда едем по краю пропасти (дорога кривая, узкая, и с каждым годом всё уже из-за осыпей и обвалов), верёвки, которым стянут груз, скрипят, кузова скрипят, мы наготове: если машина полетит в пропасть, успеем спрыгнуть с другого борта, только бы в кактус не попасть при спрыгивании. А вот на дне пропасти валяется то, что осталось от упавшей машины, и почему-то живые люди (видимо, вовремя выпрыгнули) перетаскивают груз на удобное для его продажи место.