2007 № 08
Шрифт:
— Что ни говори, а это действительно порок, — заметил он, вскидывая на меня серые глаза, в которых так редко светились искорки юмора. — Я знал человека, потратившего все свои деньги на безделушки. Он мог выбросить целое состояние на коллекцию пробок от парфюмерных флаконов, на элегантные головки шпажных эфесов, на монеты прославленных государств, давно ушедших в прославленное прошлое. Потом подобные ценители отправляются на тот свет, а обедневшие потомки разбрасывают эти сокровища по всему миру за малую часть их истинной стоимости. Так что собирательство, Фолко, не что иное, как дорогостоящее тщеславие.
— Насколько я понимаю,
— А собиратели теней хуже всех, — объявил он, — поскольку не только сами предметы стоят безумных денег, но приобрести к ним тонкий вкус и чутье — и трудно, и дорого. А во сколько обходятся уход, хранение и, при необходимости, реставрация!
— Но все же большую часть дохода вы получаете именно от коллекционеров.
Астольфо тяжело вздохнул и поморгал красноватыми веками.
— Я веду бесплодное существование. И не могу понять, почему тебя влечет столь никчемный образ жизни.
Я мог бы разразиться длинной тирадой об очаровании этого бизнеса и о том, почему в моем представлении он был и остается самым деликатным, самым умным, самым сложным способом заработать на жизнь. Но я слишком часто испытывал на себе кнут ядовитого сарказма своего злоязычного наставника. И поэтому всего лишь осведомился, какое занятие он считает более достойным.
— О, я бы просто ушел на покой и посвятил себя серьезному изучению трудов древних мудрецов. Пытался бы достичь невозмутимости ума и уравновешенности характера. Старался бы всегда оставаться жизнерадостным в этом мире бесплодного соперничества и злобных раздоров.
— Большинство из тех, кто знает вас, сказали бы, что вы уже достигли желаемого. Вас трудно назвать меланхоликом.
— Уныние вредит торговле, — изрек он. — Увидев меня хмурым, клиенты могут заподозрить, что я разорился, и пойдут к другим продавцам.
— Значит, ваши слова не просто философские рассуждения? Нас ждет новое предприятие, верно?
— Так оно и есть.
Он не возразил против местоимения во множественном числе.
— И это имеет какое-то отношение к собирательству теней?
— Как только приведешь себя в порядок и будешь достаточно презентабелен, чтобы появиться в приличном обществе, мы едем в дом сьера [9] Плермио Рутилиуса, — объяснил Астольфо. — По пути я расскажу о нем.
— Мютано будет нас сопровождать? — спросил я. Если Астольфо испытывает необходимость в немом гиганте-слуге, значит нас ждет не слишком приятное дельце.
— Нет, — покачал головой Астольфо. — Узрев нас втроем, хозяин может усомниться в моих возможностях. Ты вполне сойдешь за приличного компаньона, и не более того. Он увидит, что ты безвреден. О Мютано такого не скажешь.
9
Сокр. синьор (ит.)
Я согнулся в почтительном поклоне, надеясь, что учитель заметит мою ироническую гримасу, выражающую несогласие.
Путешествовали мы со всей возможной роскошью, поскольку сьер Рутилиус прислал дорогой экипаж, запряженный парой лошадей, чтобы доставить нас в его шато, находившееся в двух лигах от особняка Астольфо. Пока экипаж неспешно катился по дороге, вьющейся через весенние зеленеющие поля, Астольфо сообщил, что хозяин шато — отпрыск древнего рода воинов, нанимавшихся к королям, герцогам и князьям с целью защиты их от мародеров, врагов, а заодно и друзей. Поскольку наша провинция Тлемия пребывала в мирном покое, наследственные таланты Рутилиуса никому не требовались. В молодости он предавался разгулу, опустошая подвалы, заставленные бочками с тонкими винами, заказывая у портных наиболее дорогие и роскошные плащи и камзолы и соблазняя самых красивых женщин знатных семейств.
— Короче говоря, — добавил Астольфо, — наш наниматель вел такую жизнь, о которой ты, Фолко, лишь мечтаешь: безделье, развлечения и удовольствия, догоняющие друг друга, словно дождевые капли. Разве не этого ты все еще жаждешь?
Я ничего не ответил.
— Но Рутилиус — умный молодой аристократ и, перебесившись, сумел отречься от прошлого. Теперь он изучает науки и искусства. Фермы его находятся в прекрасном состоянии и приносят немалые доходы. Он отточил и усовершенствовал свои боевые навыки, сделался известным знатоком и ценителем живописи, гобеленов, скульптур и архитектуры. Его чувства и ощущения стали такими утонченными, что, вполне возможно, он придет к собирательству теней, ибо это занятие чрезвычайно трудно постичь. Но хотя подобные причуды весьма дороги, они одновременно и наиболее увлекательны, ибо пробуждают в коллекционере бесконечный интерес и восторг, как ты уже успел заметить.
Я молча согласился, втайне завидуя тому, что человек, занимающий такое положение, как Рутилиус, способен стать приверженцем теней, не испытывая того физического дискомфорта, который был вынужден терпеть я во время обучения.
Астольфо, казалось, угадал мои мысли.
— Не стоит считать его мягкотелым, изнеженным дилетантом. Он превосходный фехтовальщик, заядлый охотник, ловкий делец и бесстрашный боксер. Правда, о его подвигах с женщинами я ничего не слышал. Может, одна из городских девок уже успела что-то тебе нашептать?
Я покачал головой.
— Итак, заранее понятно, что любое его поручение окажется достаточно сложным, тем более, что сам он обладает большими возможностями и неистощимыми способностями.
— Да, и судя по этим возможностям вполне может позволить себе ту зубодробительную плату, которую вы запросите.
— Потому мы и едем к нему, — хмыкнул Астольфо. — Тем более, что я уже в том возрасте, когда обычные трудности не привлекают… А вот мы уже на месте.
Лошади остановились, кучер открыл дверцу, опустил лесенку и помог нам спуститься по золоченым ступенькам. Мы оказались на выложенной зеленым дерном дорожке, перед массивными дубовыми дверями шато.
Дворецкий немедленно проводил нас в вестибюль, где уже ожидал сам Рутилиус. Я огляделся. Просторное помещение с высокими сводчатыми потолками из кедрового дерева. Три ступеньки вели вниз, к небольшому круглому бассейну, выложенному голубой мозаикой. Там, медленно шевеля пышными прозрачными хвостами, плавали золотые и серебряные карпы. Цветы в изысканных вазах радовали глаз. Из соседней комнаты доносились нежные звуки лютни, на которой играла чья-то невидимая рука.
А я-то считал верхом роскоши особняк Астольфо, расположенный вблизи самого центра портового города Тардокко, с его садами, газоном и конюшней. Но теперь понял: какое бы состояние ни сколотил Астольфо, по сравнению с деньгами Рутилиуса это всего лишь песчинка в пустыне.