2007 № 08
Шрифт:
— Не стану? — Глаза мальчика потемнели от огорчения.
Винкас вытянул вперед руку, и на его раскрытой ладони появилась изящная медная шкатулка.
— Потрогай ее и скажи, что ты чувствуешь. Мальчик подчинился.
— Она… Поверхность намного грубее, чем кажется, и она ужасно холодная.
— Ого! Ты не смог бы почувствовать мнимую температуру без помощи контролирующего узла. Это значит, что такой узел у тебя действительно есть, и он развивается. Если так будет продолжаться и впредь, то не исключено, что в конце концов он разовьется в полноценной микроимп.
— И тогда я стану магом?
— Ну, если ты готов много работать, если ты жаждешь учиться, тогда у тебя
— А вы согласны учить меня, если у меня заведется имп, мастер? Винкас заколебался:
— Возможно. Коли сумеешь преодолеть первые трудности, мы подумаем, как быть дальше.
Арджун улыбнулся, и его глаза весело заблестели.
— Спасибо, мастер! — Он повернулся, чтобы уйти, но снова остановился. — Я думал, имп есть у каждого, — сказал мальчуган.
— У большинства людей существует некое внутренне пространство, в котором при определенных условиях может развиться имп, но, к сожалению, в наши дни это происходит все реже и реже.
— В наши дни, мастер?
— В это время, Арджун. Ученые утверждают, что в Древние времена каждый человек был магом, способным создавать неотличимые от реальности иллюзии, которые держались сколь угодно долго. Однако с каждым последующим поколением магические способности в людях ослабевали.
— Мне бы не хотелось, чтобы все люди могли создавать иллюзии, мастер. Какой тогда интерес быть магом? А если магия никого не удивляет и не восхищает, зачем она в таком случае нужна?
Винкас уставился на мальчика. Он почти забыл о предстоящем Состязании.
— В самом деле — зачем?… Знаешь, Арджун, я прожил долгую жизнь, но за все эти годы ни разу не задумывался над этим вопросом. Мне представляется, что Древние создали джиннов в качестве некоего необходимого дополнения к обычным человеческим способностям, но даже для них это была непростая работа. Джинн дает человеку силы и укрепляет здоровье — эти его свойства трудно переоценить. Вот почему я уверен, что и у магии должно быть какое-то весьма важное предназначение… — Винкас покачал головой. — Ты показал себя проницательным и вдумчивым пареньком, Арджун, и я обещаю, что мы обязательно вернемся к нашей сегодняшней беседе, как только твой имп начнет разговаривать с тобой.
Мальчик низко поклонился и убежал. Винкас допил остывший чай и вслед за Арджуном вернулся в гостиницу. Кивнув на ходу нескольким незнакомым и полузнакомым людям, которые приветствовали его почтительным поклоном, маг выбросил чашку в мусорную корзину и быстро пошел через вестибюль к входным дверям.
Выйдя на улицу, Винкас остановился на крыльце, пораженный плачевным видом, который приобрел город за прошедшую ночь. Стоявший тут же Таката Хаи тоже разглядывал жалкие остатки своих многоцветных миражей, и вид у него был самый печальный. Вместо прозрачного льда, в котором еще вчера вспыхивали яркие бриллианты, дома и храмы были укрыты пеленой серого дыма или тумана, напоминавшего грязный весенний снег. В тумане уныло тлели крошечные огоньки, похожие на остывающие угли.
— Мне очень жаль, Таката-сан, — негромко проговорил маг. — Вчера вечером мой имп внезапно сменил гнев на милость и даже предложил свою помощь, но ничего путного из этого все равно не вышло.
Через силу улыбнувшись в ответ, мастер иллюзий махнул рукой.
— Тут, как видно, ничего не поделаешь. Тем не менее я благодарен тебе за усилия.
— Ты великодушный человек, Таката. Ведь не исключено, что это я стал невольным виновником твоих неприятностей.
— Никто не обвиняет тебя, Вин. Что касается Кирстану, то… Словом, если он действительно виноват, наша следующая встреча вряд ли придется ему по душе. Проводить тебя до «Колеса»?
— Мне будет очень приятно, — сказал маг, хотя он и предпочел бы побыть в одиночестве, чтобы как следует настроиться на Состязание.
— По крайней мере, сегодня стоит отличная погода, так что украшения, наверное, не так уж важны, — вздохнул Таката. — Посмотри: на небе ни облачка! Кстати, можешь не обращать на меня внимания, а я, со своей стороны, постараюсь не отвлекать тебя пустой болтовней.
— Ты очень любезен, Таката-сан.
Пока двое магов шагали вверх по холму к главному городскому парку, носившему название «Колесо», с Винкасом внезапно заговорил Панкс.
— Не хочешь поделиться со мной своими планами на предстоящее Состязание? — голос импа, поступавший непосредственно на слуховой нерв мага, казался дружеским. В нем даже звучало что-то вроде воодушевления.
— Я собирался, — ответил Винкас при помощи все тех же внутренних слуховых цепей, — создать иллюзию, в которой было бы, так сказать, четыре слоя, четыре уровня. В первом слое будет вид долины Зен с высоты птичьего полета. Только цвета нужно сделать поярче, а размер как раз такой, чтобы видели зрители даже с последнего ряда. На втором этапе я покажу им с птичьего полета город — его я тоже намерен раскрасить как можно ярче. В третьем слое будет парк, а в четвертом — зрители, которые как будто смотрят сверху на себя самих; при этом каждое лицо должно быть минимум втрое больше естественного размера. Раскрашивать лица я не собираюсь, но их нужно немного… идеализировать, облагородить. Особенно это касается жюри.
— Кажется, мне ясно! Хочешь победить с помощью грубой лести?
Услышав эти слова, маг вздохнул с облегчением. Последнее ироничное замечание было совсем в духе прежнего Панкса, к которому он привык и которого ему так не хватало в последнее время.
— Я обещал праправнучке, что обязательно выиграю, — с достоинством ответил Винкас.
Широкая травянистая лужайка, на которой исстари проводилось Состязание магов, находилась в южной части парка, где деревьев было совсем немного. Одним своим краем она упиралась в обрыв, с которого открывался очень красивый вид на холмы. На одном из холмов высилась Энергетическая Станция долины Зен — приземистая, массивная белая башня, отдаленно напоминающая индийскую ступу, только вместо шпиля ее венчал блестящий белый купол, похожий на шляпку гриба. В парке близость Пагмаса ощущалась даже теми, кто не имел о магии ни малейшего представления, однако что он такое и в какой части башни обитает, не знал ни один человек, потому что даже несчастные, родившиеся с нефункциональным джинном, не могли подойти к холму ближе, чем на несколько сот ярдов. Легкое покалывание, которое Винкас ощущал, глядя на Станцию с расстояния в десять миль, вблизи купола превращалось в острую боль, вынести которую было выше человеческих сил.
Солнце встало всего час назад, но на влажной от росы траве вокруг сцены, где сегодня должна была твориться высшая магия, уже собралось немало зрителей, причем каждый притащил с собой собственное сиденье. Винкас насчитал десять мэнских непромокаемых ковров, на которых восседали младшие клерки, и семь мини-тронов — пока пустовавших — для жюри Состязания. Что касалось складных стульчиков, скамей и табуретов, то их количество не поддавалось исчислению. Проходы между рядами оставили самые узкие. Пожалуй, впервые на памяти Винкаса они были размечены не при помощи иллюзий, а посредством цветных лент и мела.