2008 № 03
Шрифт:
Поймав непонимающий, полный восхищения взгляд Эла, я скромно шепнул себе под новый нос:
— Звезды — это Сильмариллы, чудо-камни, в которых заключен свет первоначальных небес. Они спрятаны от людей в небесах, воде и земле. Руками людей их пытается захватить Моргот.
— Зато здесь мне все ясно! — воскликнул Слон, подойдя к последней работе. — Это выглядит как коллаж из мелких изображений разной военной формы.
— Это не коллаж. Я все старательно копировал красками на холст из учебников и всяких справочников.
— А почему половина фигур вверх ногами, по диагонали или лежа? Почему часть кусками?
— Для выразительности. Это
Выжатый, как лимон, я брел вслед за Элом оглядеть место, где будут развешены мои работы. Слон провел меня через огромный зал с белыми стенами к пустому дальнему углу и ткнул в него пальцем. Я кивнул. Слева от пустого угла стояло огромное зеркало, а перед ним зеркальные осколки, сваленные в замысловатую блестящую кучу. Я смотрел в громадный мерцающий прямоугольник на свое лицо, которое больше не выдавало ни усталости, ни напряжения. Эл встал поодаль, и его голос гулко отдавался от стен полупустого зала:
— Ну вот! Когда будешь давать интервью, все поймут, что перед ними гений. А то ж пожалеть тебя хотелось, поплакать от сострадания при виде этих твоих голубеньких глазенок и подбородка в черной щетине! — Эл собрал пальцы в горсть, приставил их к своему подбородку и сделал рукой резкий рывок вперед, обозначая утраченный выступ моей нижней челюсти. — Ты выглядел как какой-то… герой-любовник из приключенческого фильма! Ну, не будем о прошлом. Теперь-то все изменилось, теперь ты пошел зрителям навстречу и сможешь работать для людей.
Он бодрой походкой отправился обратно в свою комнату, и его звучные шаги торжественно стучали в белом зале галереи. В зеркале передо мной над фигурой в серой тройке отражалась голова с черными круглыми ушами и белыми щеками.
— Эй, Микки, ты Эла не видел? — окликнул меня парень со шваброй в руках.
И правда, какая разница, что меня зовут Джон Грейсмит, если я выгляжу как диснеевская мышь?
ВИДЕОДРОМ
СПЕКТАКЛЬ ОДНОГО АКТЕРА
Аркадий ШУШПАНОВ
Он приходит на экраны снова и снова. Последний человек на Земле, который всегда оказывается не один. Его не заслонить другим, более популярным киногероям. Ведь он — легенда.
Однажды, более полувека назад, писатель Ричард Мейтсон (Матесон) смотрел классический фильм «Дракула» с Бэлой Лугоши в главной роли и вдруг подумал: если пугает один вампир, то целый мир вампиров напугает еще сильнее. Из этой мысли-песчинки выросла одна из жемчужин американской фантастики. В 1954 году на свет появился едва ли не самый знаменитый роман Мейтсона «Я — легенда» («Последний»). Книга только в XX веке трижды переносилась на экран: вышли две полнометражных картины и одна короткометражная. Правда, автора, который в свое время тесно сотрудничал с кино и телевидением, не устроили ни «Последний человек на Земле» 1964 года, ни «Человек Омега» 1971-го.
Но вот «Я — легенда» третьего тысячелетия. Первая и явно не последняя.
Разумеется, трудно было бы ожидать, что создатели блокбастера попытаются воспроизвести ту атмосферу страхов и надежд середины прошлого века, которой пропитана книга Мейтсона. А ведь в этом «вампирском» романе были вполне прозрачные отсылки к французскому экзистенциализму, особенно к «Чуме» Альбера Камю. Фильм, как ни странно, интересен в тех моментах, где он отступает от книги и впускает в себя страхи и надежды уже нашего времени. Именно их присутствием, а не только участием Уилла Смита, можно объяснить шумный успех картины, снятой в нарочито замедленном ритме и с минимумом эффектных сцен.
Иначе подана и сама тема. В книге вампиризм тоже трактуется как заразная болезнь, но у Мейтсона эпидемия, подобно упомянутой «чуме», приходит как бы ниоткуда. В киноверсии ее вызывают эксперименты с генетикой, объявленные всеобщим благом. Собственно, вампиры здесь отнюдь не живые мертвецы, а всего лишь больные люди. Но в кадре они появляются редко. Основная часть экранного времени отведена единственному герою, блуждающему по вымершему мегаполису в компании овчарки. Действие перенесено из пригородов Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, видимо, чтобы добавить повествованию культурных кодов: чего стоит одна только реклама «Бэтмен против Супермена» над пустой улицей. «Большое яблоко» стало городом-побратимом Лондона из похожей ленты Дэнни Бойла «28 дней спустя».
«Средний американец» Роберт Невилл превратился в чернокожего военного медика. Он не пьет горькую и не испытывает экзистенциального ужаса, как его книжный тезка, а борется, движимый чувством долга и ответственности. Даже оставшись один, продолжает искать вакцину от эпидемии, которая уже победила. Хотя и ему не чуждо ничто человеческое, в том числе приступы отчаяния.
На долю Уилла Смита досталось решение сложнейшей исполнительской задачи. Этот фильм — «кино одного актера». Собака-напарник и еще несколько сценарно-режиссерских находок позволяют иногда говорить в кадре, однако львиную долю эмоций Смит выражает бессловесно. Возможно, для того, чтобы сделать последнего человека еще более «человечным», зараженных вампиризмом играют не живые актеры, а их оцифрованные копии. Прорисованы эти вампиры по современным меркам грубовато, отчего сцены с ними напоминают компьютерную игру, а «лица не общее выражение» среди кровососущей братии имеют только вожак и его подруга.
Финалы романа и его экранизации диаметрально противоположны, однако противоположности ухитряются все же сойтись. У Мейтсона вампиры смогли построить свое общество, где единственный здоровый человек был не нужен и опасен. Авторы киноверсии не рискнули нарисовать социум иного плана, чем тот, в котором живет их сегодняшний зритель. «Иные» тут просто не смогли бы одержать верх, а неудобный вопрос книги: что есть норма, когда все ненормальны? — остался за кадром. Однако и в этом мире Невилл становится не просто «человеком-легендой», а мессией. Безлюдное пространство Нью-Йорка оборачивается американской Зоной, а Роберт Невилл — местным Сталкером. Его блуждания по городу оказываются поиском еще и духовного избавления.
Что любопытно, режиссер Фрэнсис Лоуренс уже проводил другого героя по краешку такого пути в своей дебютной работе «Константин». Можно по-разному отнестись к тому, что мировая арена борьбы добра и зла в который уже раз сузилась до размеров Манхэттена, а ответы на все вопросы сведены к сказанному две тысячи лет назад. Важно, что эти вопросы все-таки подняты. Значит, герой постарался не зря. Герой «несуществующий, а следовательно, легендарный».
НА ФОНЕ СТАЛЬНЫХ КОРАБЛЕЙ