2008_35 (583)
Шрифт:
Я позвонил Артёму:
— Что ты лапочешь, старая кочерыжка? Ведь тебе скоро девяносто. Павел Степанович Кутахов, член партии с 1942 года, при всей своей яркости и самобытности получил две Золотых Звезда да еще стал Главным маршалом авиации. Главным!..И одних только орденов Красного Знамени — пять. А ещё…
— Да я… да мы… да вы…
Словом, трудно поверить похвалам роману. Боюсь, не даёт ли он основание повторить нечто подобное тому, что Сталин в 1933 году написал драматургу А.Н.Афиногенову об одной его пьесе, которую прочитал в рукописи:
«Тов. Афиногенов, идея пьесы богатая, но оформление вышло небогатое. Почему-то все партийцы у Вас уродами вышли — физическими, нравственными, политическими уродами… Выпускать пьесу в таком виде нельзя. Давайте
Есть опасение, что и в романе Анфиногенова мы обнаружим что-то похожее. Но я верю в чудеса и потому не выношу оценку роману. Да и не о нём, собственно, пойдёт у нас речь, а о статье А. Туркова, о его суждениях, касающихся войны.
В прошлом году я имел приятную возможность поздравить Андрея Михайловича со статьёй в «Литгазете», где он напомнил некоторым суперпатриотам об истинной сути таких фигур, как Бенкендорф, Победоносцев и т. п. Вот и недавно в той же «ЛГ» была его язвительная статья о книге одного английского автора о Чехове. Критик возмущенно писал, что сочинителя интересует не рабочий кабинет писателя, а его спальня, рассмотренная сквозь замочную скважину. Что ж, и за эту статью спасибо. Но об Анфиногенове… Прежде всего, статью трудновато читать. Уж очень много в ней кавычек, скобок, затасканных «крылатых слов» вроде таких, как «дела давно минувших дней», «племя молодое», «русские медленно запрягают», «сороковые роковые»… А тут ещё и такой язычок сам по себе, такие словечки… Однако удалось дочитать до конца.
Так вот, прежде всего надо заметить, что критик плохо знает то, о чем пишет, как видно, давно не читает о войне и событиях, с ней связанных. Поистине, сужденья черпает из забытых газет ельцинских времён. Так, Тухачевского до сих пор числит невинной жертвой репрессий. Но ведь ещё в 1991 году в «Военно-историческом журнале» (№№ 8 и 9), затем в первом выпуске «Военных архивов России» за 1993 год, в книге А.Залесского «И.В.Сталин и его противники» (Минск, 2002), в книге Валентина Лескова «Сталин и заговор Тухачевского» (М.,2003), наконец, в приложениях к книге А.Мартиросяна «22 июня» (М., 2005) и в других изданиях были напечатаны убийственные архивные документы о Тухачевском. В частности, его признательное заявление, сделанное на четвертый день после ареста в Куйбышеве, на второй день после прибытия в Москву и после двух очных ставок. А также собственноручно написанный после этого «план поражения» Красной Армии в будущей войне на 143 страницах. Никакой следователь сочинить это не мог. Тут — рука высокопоставленного военного специалиста, прекрасно осведомлённого о положении дел в этой области. А вы с Анфиногеновым, Турков, будете рассказывать нам о розовой книжечке Льва Никулина столетней давности да ссылаться на реабилитацию от 31 января 1957 года. Лучше почитайте хотя бы ВИЖ.
Для обстановочки, в которой совершалась эта реабилитация, для тогдашней атмосферочки в обществе весьма характерен, например, такой эпизодик. На ХХ11 съезде КПСС, состоявшемся в октябре 1961 года, председатель КГБ А.Н.Шелепин огласил вот это письмо командующего Киевским военным округом командарма Первого ранга И.Э.Якира, привлеченного к суду вместе с Тухачевским:
«Родной близкий тов. Сталин. Я смею так к Вам обращаться, ибо я всё сказал, всё отдал, и мне кажется, что я снова честный, преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и её руководителей — потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства... Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства. Теперь я честен каждым своим словом. Я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма».
Якир обратился с письмами также к Ворошиову и Ежову.
Обратили внимание на текст, выделенный жирным шрифтом? Эти слова признания Якиром своей вины Шелепин выкинул, т. е. совершил самое настоящее преступное
А что можно было ждать от такого военачальника, окажись он в плену у немцев? Держался бы он перед лицом опасности, перед угрозой смерти так, как держались генералы Карбышев и Лукин?
Всюду выискивая разного рода несправедливости, мерзости и негодяйства в советской жизни, правозащитник Турков ещё о предвоенной поре укоризненно пишет, цитируя и пересказывая соответствующие страницы романа Анфиногенова: участники гражданской войны в Испании «Гольцев, Шестерин и другие благодарно поминаемые автором «першероны» ВВС (да почему же не русские «битюги»? — В.Б.) пребывали в тени героев челюскинской эпопеи, рекордных трансарктических перелетов». Вот, мол, она, вопиющая несправедливость! Но позвольте, челюскинская эпопея и знаменитые перелёты Чкалова и Громова действительно были выдающимися делами и совершались на глазах всего мира, а участие наших генералов и офицеров в испанской войне на стороне республиканцев, мягко говоря, вовсе не афишировалось. Да что там! Это было тайной. Как и участие немецких военнослужащих на стороне генерала Франко. Неужели для Туркова, современника тех событий, это новость? На что же тут сетовать? Кого обвинять? Молчание о героях испанской войны было государственной необходимостью, подобной той, которая вынуждала молчать о создателях атомной бомбы и других важных видов вооружения. А наградами, званиями тех и других при этом отнюдь не обходили.
Между прочим, сам Анфиногенов в книге «Любимые сыновья» с восхищением писал о небрежно помянутых Турковым делах: «На просторах Арктики происходили события, отражавшие человечность, духовность и могущество социализма. Челюскинская эпопея, завоевание Северного полюса, трансарктические перелёты… Каждый дом, каждая семья преисполнялись гордостью за свою принадлежность к Союзу народов, строящему под руководством партии новый мир. Каждый подвиг был отмечен достойной наградой. Это были акты, формирующие доверие к государству, о чём так заботился Владимир Ильич Ленин» (с.56). И ни слова о несправедливости к «пребывавшим в тени» «испанцам». Но как бы то ни было, а Турков, видимо, убеждён, что ещё в одном позорном грехе он уличил Советскую власть.
Кроме того, с самого начала автор старается убедить нас в «безумии владык». Каких владык? Турков со студенческих лет — мы однокашники — осторожен, осмотрителен, чутконос, очень бдителен в отношении разного рода писем: нет его подписи ни среди 82 подписей членов ССП, выступивших в мае 1967 года в поддержку Солженицына, ни под письмом совершенно другого характера — среди 42 подписей тех, кто 5 октября 1991 года требовал от власти «Раздавить гадину!». Хотя под первым письмом подписались довольно близкие Туркову люди, например, даже столь же осмотрительный его друг Владимир Огнев. Право, очень удивительно, как это в своё время он опростоволосился — превозносил в «Известиях» такого голого негодяя, как А.Н.Яковлев.
Но тут-то хоть и никто не назван, но ясно: автор имеет в виду тех политических и военных «владык», которые, будучи «безумными», привели страну и её армию к победе над умными немецкими генералами, над фашистской Германией. Объяснил бы хоть кратко, как же это произошло.
Читаем дальше: «Начальник гитлеровского генштаба (сухопутных войск, между прочим — В.Б) Гальдер писал о вроде бы триумфальном для фашистов начале войны». Почему «вроде бы»? В короткий срок они захватили всю Прибалтику, Белоруссию, Молдавию, почти всю Украину, Киев, за пять с небольшим месяцев допёрли, доползли до Москвы — это ли не триумф? И им рукоплескали все антисоветчики мира, включая русских, подобных Ивану Ильину. Другое дело, что немцы рассчитывали на гораздо большее: по их планам через два-три месяца Красная Армия должна была быть разбита и Советский Союз должен был рухнуть. В октябре Гитлер уверенно заявил: враг разбит и никогда уже не поднимется. Но — увы им…