2008
Шрифт:
— Игорь, на прошлой неделе не доложил, сегодня не докладываешь, что, ничего не нашел?
— По Роснефти, Владимир Владимирович, или по Киеву?
— Игорь, ептыть, ты можешь оставить в покое свою Роснефть, ты кулачок, ептыть, Игорь, ты не способен ни на чем сосредоточиться, если речь не о твоем кармане. Ты помнишь, о чем я сказал разузнать?
— Так точно, все помню, Владимир Владимирович.
— Так вот, в двенадцать у меня Кожин, потом Сурков. Будет представлять кандидатов в губернаторы. Троих, что ли. Ты будь на месте и присматривай там. Как дело к концу подойдет, будь поближе, сразу зайдешь.
— Вас понял, Владимир Владимирович.
— Захвати все, что достал по теме.
— Понял вас, Владимир Владимирович. Разрешите добавить, Владимир Владимирович, Кожин предлагает администрации поменять
— Знаю. Вы что там с Кожиным, сервис-центр мерсовский построили, нет?
— Владимир Владимирович, Кожин с цифрами в руках, доказательно обрисует ситуацию.
Путину нравилось, что его окружают мотивированные люди. Он с иронией думал о приближенных, с иронией же и поругивал. Они знали, что он не злится по-настоящему. И демонстрировали мотивированность во всяком деле. Расшифровывались, если угодно, перед шефом. Человек, мотивация которого не видна как на ладони, подозрителен, знаете ли. Фанатик какой-нибудь — «За Родину, за Сталина» — ломанулся бы в Кремль и обломался бы немедленно. Фанатик — неуправляем. По правилам конторским, гэбушным, либо компромат должен быть, либо просчитываемая и наглядная личная заинтересованность. Лучше — и то и другое вместе. Тогда человеку есть что терять. То, что можно потерять, прямо и непосредственно должно быть связано с местом работы. И он не захочет остаться без такого места. А если его перекупят, скота продажного? А наоборот если — он с ума сойдет и станет после кражи определенной суммы нестяжателем, подобно монаху-францисканцу? Тогда другое дело, тогда пойдет в ход компромат. И товарищ сам знает, что у него в плюсе и что в минусе в каждый данный момент. Каждый про себя что-нибудь да знает. Но если знает про себя и таится, скрывает — ненадежный человек. Честный должен поделиться инструментом педагогического на себя воздействия с начальством. Вот они и делились. Но по себе редко докладывали. Больше всего любили делиться сведениями о товарищах, не было в них настоящей открытости, да что же делать, слаб человек! Зато интересно было ловить их, засранцев, за руку. Иногда полунамеком, иногда в лоб огорошить. А то, другой раз, изящненько так дать понять, что око государево не дремлет, а компроматик собирает. Разволнуются, будут выяснять кругом, нет ли опалы. Сильнее любить будут руку дающую и позволяющую. Шеф любил, чтобы они как на ладони. Кадровая политика такая у них там. Простенько, но эффективно.
Игорь Иванович страшно был озадачен. О чем таком должен он был доложить? Что-то срочное. Он нажал кнопку, секретарша ответила. Он сказал: «Зайдите».
— Наталья, когда я на прошлой неделе возвращался от шефа, кого вызывал, звонил кому? Какие давал поручения? По каждому дню отдельно посмотри и немедленно дай мне данные.
Она нашла ему список заданий. Ничего сверхъестественного, в компьютере все сохранилось. Звонки кому, звонки от кого и встречи с кем. Штабная культура, знаете ли. Советского еще разлива. Список был немаленьким, но интересной оказалась только часть его. Вот какая: «Вторник: до обеда просили соединить с Патрушевым, Ивановым Виктором Иванычем, с Лукьяновым Андреем Петровичем, с Фридманом…»
— Хватит, немедленно найдите Лукьянова. И скажите, чтобы набрал меня с мобильного, в дороге уже пусть звонит. И пулей сюда выезжает. Срочно нужен.
— Андрюша, ты почему не докладываешь? Я тебе не говорил ежедневно докладывать? Ты, может, считаешь, что я клоун? Я похож на клоуна? Может, я пошутил? Ты не делай умное лицо, я тебя очень прошу, мне больно на тебя смотреть. Что сделано?
— Я несколько раз звонил на неделе. У ваших секретарей должно быть отмечено.
— Андрей, я сколько работаю с тобой, столько тебя учу: никого твои оправдания не чешут, ты бабам своим звонишь, а мне ты докладываешь. Знаешь такое слово? Ты мне сколько раз доложил? Ни разу, Андрюша. Давай о деле, хватит болтать.
Андрей Лукьянов состоял в генеральском звании. И был старше Сечина. Немного старше. Но робел очень. Приятно так томился робостью в присутствии начальства. Андрей Лукьянов состоял на должности помощника директора ФСБ. И был чем-то вроде придворного кремлевского Мерлина. Отвечал за специальную группу астрологов и за контакты с представителями нетрадиционной медицины. С экстрасенсами разными общался. Мерлины за последние полторы тысячи лет измельчали, как видите — они все еще вхожи на самый верх, но
— Разрешите присесть, Игорь Иванович, у меня много тут. — Генерал показал на папочку.
Сечин сам сел напротив с бумагой и карандашиком тонко отточенным.
Андрей прежде всего рассказал, что по календарю майя мир погибнет в 2008 году. И проблема долголетия человечества вообще и человека в частности получит такое вот отрицательное решение. Сечин нарисовал цифрами «2008», потом обвел в траурный квадрат. Потом перечеркнул одной диагональю из верхнего правого в нижний левый угол. Получилось очень аккуратно. Он любил тонко отточенные карандаши и аккуратность. У шефа научился.
— А вывод какой? — Сечин спросил строго. Кто его не знал, подумал бы, что угрожающе. А это он так — торопил просто.
Генерал Лукьянов продолжил, совершенно не реагируя на вопрос. Пояснил, что еще есть исследования, абсолютно доказательные, по которым конец мира у тех же майя планировался на 2012 год. И, вдобавок, мир не исчезнет совсем, как многие надеются, но исчезнут ныне живущие, и мир будет сотворен снова.
— Хотел бы обратить ваше внимание, если майя нам не подойдут, что по календарю мексиков век продолжается 52 года, и последний век начался в 1975 году. До окончания века в 2027 году вселенской катастрофы не может произойти. А в 2027 придет «новый огонь», под которым следует понимать солнце. Новое солнце.
Сечин с недовольным видом слушал. Подумывал, для чего вся эта информация может пригодиться. Он не слишком понимал, как всех этих мексиканских оборванцев вплести в то, чего требует от него шеф. Не очень понимал, что тут городит похвальбушный всезнайка Андрюша. И заранее недоволен был на случай, если придется отругать подчиненного.
— Нынешний мир был сотворен, как считали майя, 13 августа 3114 года до Новой эры. И разрушен он будет опять 13 августа. Так что, даже если шарахнет в этом году, то времени до 13 августа еще навалом. Это у нас известно из раскопок городов Тикал, Дзибилчалтун и Уаксактун. Но по другим данным, которые абсолютно фундаментально обоснованы, земля в нынешнем виде и все ее обитатели погибнут 22 декабря 2012 года. В этот день попросту календарь майя заканчивается, и никакой жизни за пределами этой даты не предвидится. Вы, Игорь Иванович, уточните, пожалуйста. Нам как требуется обосновать — 2008 год или 2012 в качестве конца мира и лекарства от долголетия?
— Это все у тебя? — спросил Сечин. — Ты этим все это время занимался? Раскопки производил? Тикал этот раскапывал? Во славу науки? Нам не надо конца мира. Это мы можем хоть научно, хоть антинаучно сами устроить кому хочешь. Нам нужны исследования по долголетию.
— Игорь Иванович, вы распорядились подыскать всю имеющуюся информацию. Сказали, что теще вашей понадобилась вечная жизнь. Я так понял, что это у нее старческое, и наш с вами подход должен заключаться в разъяснении ей бренности, тленности и конечности сущего. Но чтобы ей не скучно было готовиться к неизбежному в одиночку, мы бы, я бы, могли бы обосновать, так сказать… Если надо на 2008 год, на 13 августа, нет вопросов. Сезон дождей как раз, сезон активного роста маиса, который не суждено убрать. И все дела. А если на 22 декабря 2012 года потом перенести — еще проще. Что, мол, ошибка с восьмым годом связана с позднейшим влиянием тольтеков. Что истинный календарь майя непреложно указывает на более позднюю дату. А, скажем, пережила она и этот срок, мы уже, развенчав майя, обосновываем календарь мексиков и уговариваем пожилую даму перенести мысленный взор на двадцать седьмой год. Нормально, я считаю.
— Да, очень хорошо. — Сечин опустил голову к столу. Перед ним лежали два расчерченных листа. Поработал он на славу. Цифры 2008 перечеркнутые в рамке и без рамки. Стрелки векторов. Слово МЕКСИКИ, потом МАЙЯ. И даже — ТОЛЬТЕКИ. А под тольтеками стояли слова САПОТЕКИ, ОЛЬМЕКИ и АЦТЕКИ. Вектора от всех этих волшебных названий шли к прямоугольнику, внутри которого было начертано TequilaSiqueiros. Самопроизвольное начертание на бумаге слов, не произнесенных генералом Лукьяновым, доказывало глубинную врожденную интеллектуальность и благоприобретенную образованность Игоря Сечина. А ведь многие тогда про него напрасно думали, что он наоборот.