Начальник милиции 2

— Кто вас послал? — я сел на какой-то ящик и разглядывал пленников.

Выглядели они жалко со своими пожеванными псом конечностями. Тот, что в штормовке — худосочный и желчный, зыркает, будто прожечь глазами меня хочет. Второй габаритов совсем не маленьких. Морда кирпичом, но тупая, что валенок с заплатками.

Если бы не их обозленный и забитый вид и не синева наколок на запястьях и пальцах, то можно было запросто их принять за обычных мужиков-работяг. Молчат. Сопят. Только прокушенные руки к себе прижимают.

— Ладно… — хмыкнул я. — Тогда, может, пёс вас разговорит?

Я

— Не по закону, мусор, задержанных псиной травить, — пробурчал тот, что в штормовке.

Ему досталось больше всего — прокушены правая рука и левая лодыжка. Штанина и рукав пропитались кровью.

— По закону, значит, хотите? Ладно… А вы знаете, что поправка новая вышла в кодекс уголовно-процессуальный?

— Нам на твои поправки насрать, — пробурчал здоровяк. — Вези уже в КПЗ, ни х*ра мы тебе не скажем, ментяра!..

— Так поправочка эта как раз для таких как вы… — с серьезным и невозмутимым видом проговорил я. — У меня даже с собой выписка имеется, вот…

Я достал из кармана листочек Пистона с картой, но при тусклом свете бандитам не видно, что это. Писульку вполне можно было принять за некий документ.

С важным видом я уперся взглядом в бумажку и стал зачитывать вслух несуществующий текст, не забывая бегать глазами по воображаемым строкам. Мол, Указом Президиума Верховного совета РСФСР от первого июня 1978-го года внесены поправки в УПК РСФСР в части, касающейся статьи 191–2 Уголовного кодекса «Посягательство на жизнь работника милиции». А именно, с июня сего года приказано установить наказание за деяние при отягчающих обстоятельствах, когда преступление совершено группой лиц — в виде смертной казни. В исключительных случаях, когда доставление задержанных лиц в орган милиции представляет угрозу для жизни сотрудника либо он не имеет возможности доставлять задержанных, сотруднику милиции разрешается применять крайнюю меру наказания — расстрел на месте.

— Мне с вами возиться не с руки, — спокойно проговорил я. — Буду вас расстреливать, закон на моей стороне.

— Ха! Брешешь, мент! — воскликнул щуплый. — Берега попутал? Без суда и следствия? Не верю!

— А я этой бумажке верю, — я бережно свернул листочек и убрал в карман. А потом повернулся к Пистону и скомандовал. — Задержанный, встать к стене!

Алкаш на трясущихся и подгибающихся ногах, хромая, сделал два шага и встал у стеллажа рядом с каким-то тряпьем и порыжевшим ватным матрацем. Зажмурился, что аж уши в стороны повернулись.

— В соответствии с указом Верховного совета РСФСР, вы, гражданин Пистонов, будете расстреляны.

Гаврик сглотнул, но глаз не открыл. Я невозмутимо навел пистолет на его трясущуюся тушку и нажал на спуск.

Бах! — выстрел в гараже прогремел слишком оглушительно, даже у меня от звукового удара по перепонкам чуть ноги не подкосились. А Пистон так вообще упал замертво. Как и договаривались. Ему и притворяться особо не пришлось, настолько он был напуган, что рад был грохнуться даже и о бетонный пол. Все же не до конца был уверен, что я мимо него, возле уха пулю пущу в матрац, а не ему в лоб. Чувствовал свой косяк передо мной, а в силу юридической и элементарной социальной неграмотности, кажется, даже поверил в Указ Президиума.

Пистон лежал дохлой тушкой и не шевелился, даже дышать перестал на всякий случай, чтобы я не передумал и взаправду его не пришил, для достоверности. Молодец, Зарыбинский Оскар я бы ему вручил, жаль, нет такой награды.

После представления с расстрелом мужики стали гораздо сговорчивее, причитали и молили о пощаде. Разве что ноги не ползли целовать.

Сломались урки… Да какие они урки? Я же разглядел наколки уже потом — не настоящие они воровские, а так, для понтов в СИЗО набитые, сявки это, а не бандиты. Труханули они знатно — ну и выложили все как на духу.

— Не стреляй, начальник, — заикались оба в голос. — Все скажем, только не стреляй. Под протокол расскажем. Мы в гараже выпивали давеча. Пришел к нам хмырь один в квелых очочках, челка набок, как у Гитлера, зализана, только что усов таких паршивеньких нет. Но взгляд точно как у фашиста — твердый, колкий такой и с лисьей хитрецой, будто тебя насквозь видит. Есть, говорит, мужики, работка для вас непыльная, плачу тыщу. И машет этот прилизанный такой пачкой денег, а мы в жизни таких барышей в руках не держали. Сделать-то нужно плевое дельце — отмудохать одного паренька в гараже. Придет он тогда-то и тогда-то. А мы ему — да запросто, не мокруха же! Да, говорит, без убийств. Так, ребра пересчитать да нос свернуть. Но он, говорит, ментяра.

— Я вижу, вы не испугались? — подковырнул я их.

Они на минуту замолкли.

— А…. мы ему заявили, что это еще и лучше даже, ментов мы не шибко жалуем, — выговорил первый. — Прости, начальник. Но ты сам сказал правду говорить. Вот и согласились мы сдуру. А кто он такой и где его искать, не ведаем. Вот хоть расстреливай, больше ничего сказать не можем.

— Гараж чей? — хмуро спросил я.

— Так это Игнатича. Дедок, наш сосед по гаражу. Он пальцы отморозил по пьяни, и теперь сюда не ходок. Дома выпивает. Да он не знает ничего! Мы у него ключи сперли втихаря и копию в Доме Быта заказали. Все рассчитано было, что один ты придешь, а оно вон как получилось. Не злись, начальник, мы тебя мочить не собирались. Так, зубы пересчитать да бока помять.

— Деньги где? — хмуро спросил я.

— Вот… — вытащил из кармана щуплый тонкую пачку соток.

— Денежные средства, нажитые преступным путем, подлежат изъятию, — грозно проговорил я, пересчитывая купюры (ни у кого, естественно, не возникло возражений). — Тут стольника не хватает. Куда дели?

— Прости, командир, на нужды… — проблеял щуплый. — Нам бы в больничку… А? Кровью изойдем… Зверь у тебя, а не собака.

На Мухтара они старались не смотреть, зато он всё ещё не сводил с них взгляда.

Я прикинул, что с ними дальше делать… Вызывать опергруппу и оформлять, как покушение на сотрудника? Оно, конечно, можно, только вот терпилой я никогда не был и быть им не собираюсь. Это же мне что? Заяву придется катать прокурорскому, мол, напали… Тьфу.

И потом… Если Интеллигент в этом замешан, то и Антошенька в курсах. А я не хочу, чтобы он знал, что на хвост я ему уже сел. Пусть думает, что ничего не знаю. Стало быть, дельце с несостоявшимся моим избиением лучше затихарить пока. Ну и финт с расстрелом, так-то, тоже не вполне законный. Я, конечно, отбрехаюсь, мол, привиделось товарищам со страху, но ко мне вопросы могут возникнуть, а я на испытательном, мать его в пассатижи, сроке. Патроны проверят, пистолет тоже. Патрончики запасные я у птички-кадровички взял, она меня не сдаст, а вот копоть и нагар в пистолете надо срочно почистить. Да и легко пробить, получал я оружие в этот вечер или нет. Баночкин расскажет, что действительно получал, да и запись в журнале выдачи табельного имеется с моей подписью. А это уже так себе, хреново.