2012: Вторая Великая Отечественная. Дилогия
Шрифт:
Я заскочил в аппаратную, радист торопливо перекоммутировал оборудование:
— Внимание, прямая трансляция.
Из динамика послышалось шипение, затем появился голос: «Специальное сообщение Берлинского радио. Сегодня части Берлинского гарнизона подняли мятеж против Фюрера, части, верные законному правительству…»
— Идиоты, — не выдержал я. — Слушай, Усольцев, мне надо попасть в Боргсдорф, надо вытащить наших.
— Без тебя обойдемся, ты здесь нужнее.
— Не обойдетесь, вы там ничего не знаете и без меня пропадете.
Поздно вечером два вертолета поднялись с прифронтового аэродрома рядом с Багратионовском.
Жизнь продолжалась.
Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Кобрин
О
— Головатов, Министерство обороны. — А после так властно: — Докладывайте!
О как! Сейчас, шнурки поглажу — и метнусь. Очередной допрашиваемый немец между тем отреагировал четко — вскочил со стула, на котором он сидел, и, щелкнув каблуками грязных сапожищ, вытянулся в струнку — слов полкана он, конечно, не понял, но гордый профиль (где такие носы выдают?) и самоуверенный вид произвели на ганса впечатление. Интересная, кстати, особенность. Вот что у немцев, что у братьев с юга, несмотря на географическую отдаленность друг от друга, есть одна общая черта — врожденное чинопочитание. Такое ощущение возникло, что немец сейчас закричит «началнык», а потом мы услышим от него незабвенную фразу «не имеете права, старший приказал». Что-то я отвлекся со своими размышлениями. Надо брать ситуацию в свои руки.
— Потрудитесь представиться, как положено, будьте любезны! — сказал я, накидывая на себя ранее снятую куртку, которую Головатов явно не заметил. О! — появление фигуры равной весовой категории произвело на него впечатление. — Боец, посадите немца. — Ботаник-лингвист надавил на плечи здоровенного фрица, который так и стоял по стойке «смирно», тот послушно плюхнулся на стул. — Товарищ Кулькин, продолжайте, пожалуйста. — Саня, тоже офигевший от вида полковника, продолжил печатать недоконченное предложение.
— Полковник Головатов, пресс-служба Министерства обороны.
— Замечательно, полковник. И что же вы хотите?
— Я направлен вместе с общественной комиссией для изучения военных преступлений немецко-фашистских захватчиков на временно оккупированной территории. Комиссия создана и направлена по распоряжению Президента с целью документирования преступлений в зоне боевых действий. Члены комиссии ждут в коридоре.
— Давайте договоримся так: мы сейчас закончим допрос, а после этого вы позовете сюда членов комиссии, и мы подумаем, чем мы сможем вам помочь.
— Вы что, не понимаете? Комиссия направлена Президентом. На вашем месте я бы…
— Вы не на моем месте, поэтому потрудитесь подождать. Товарищ капитан, много еще осталось? — спросил я Саню, подмигнув ему. Саня понял с полуслова.
— Где-то полчаса, никак не меньше.
— Значит, полчаса. Пока у вас есть время выйти на футбольное поле, там сейчас работают наши сотрудники, так что с картиной того, что здесь происходило, вы сможете ознакомиться, так сказать, прямо на месте. Там находятся наши сотрудники, они вам помогут.
— Хорошо. Надеюсь, что те сотрудники будут более любезны к представителям командования, — процедив сквозь зубы эту фразу, полковник «очистил помещение».
Ха-ха. Три раза. Сейчас ты посмотришь, что такое настоящая любезность.
На самом деле с очередным унтером мы уложились в десять минут. Саня побежал проверить, как тащат службу его подчиненные, а я обошел комнаты, в которых содержались пленные. Хорошо, что приехавшие из Минска эксперты привезли нам в качестве презента от «братьев по разуму» из белорусского комитета неслабую охапку пластиковых одноразовых наручников — они нам сейчас очень пригодились. С учетом того, что народу у нас было немного, а «объем работ» — наоборот, очень большой, каждого из фрицев упаковали в «подарки». На кой черт нам нужны приключения с попытками к бегству?! Немцы, как уже допрошенные (большинство), так и пока не отработанные (ух ты, всего пять человек осталось, да мы просто стахановцы, оказывается), лежали вповалку в отведенных им помещениях — мужской и женской раздевалках. Спите? Ну, спите, спите. Мешать не буду. Спали, впрочем, не все. Зейберт о чем-то шушукался с двумя своими э-э-э… подельниками, один из которых, кстати, владел русским языком. Собственно, ничего страшного в этом не было. Они уже допрошены и сговариваться им вроде не о чем, но… Что-то в их поведении заставило меня насторожиться. Надо, пожалуй, к ним пару человек из Саниных поставить — блюсти, так сказать, порядок содержания под стражей.
Когда я вернулся к допросной, члены комиссии и полковник были уже на месте. Видок у них был… Прямо скажем, не очень был видок. Ба! Знакомые все лица!
— Здравствуйте! Рад вас видеть!
— Здравствуйте!
А уж я-то как рад… Член Совета Федерации, которого мне в свое время довелось допрашивать (в Совете Федерации он тогда, правда, не был), видимо, представлял здесь Всероссийский еврейский конгресс (а вот там уже был — причем гмм… на первых ролях). Помнится, мы с ним тогда на «ты» перешли. Ну, Борей я тебя называть не буду, неправильно поймут, но персонально пожать лапу — стоит. Остальные тоже были частично опознаваемы — Борщов, Лучкин, какая-то дама — судя по всему, из их компании, а кто у нас с другой стороны? Слизова, Торкин, еще какой-то мужик. А эти кто? Судя по бэйджикам с надписью «пресса» — корреспонденты. Ух, ты! Латыпова! Живьем! Кто ж тебя пустил-то сюда? Надо было еще Масюрик с собой прихватить для полного счастья. Так… Этот в форме — видимо, военкор. А этот, бородатый… Блин, Паша Фельгауэр! Да они что, издеваются, что ли? Еще несколько корреспондентов были мне незнакомы, понять, кто и откуда, было сложно, но, судя по всему, баланс изданий как-то соблюдался. Странно, неужели телевизионщиков не прислали?
Словно угадав мой вопрос, Головатов сообщил, что журналисты программ «Человек и закон» и «Специальный корреспондент» вместе с операторами находятся на съемке и присоединятся к нам немного позже. Ну, позже, так позже. Я представился всем присутствующим и предложил пройти в кабинет, где стараниями Сани уже были подготовлены стулья, а стол застелен какой-то зеленой бархатной скатертью.
Когда все расселись, я предложил присутствующим задавать вопросы. Только было корреспонденты собрались воспользоваться предоставленной им возможностью, как с места вскочил Борщов.
— А почему нам не показали немецких военнопленных? Где вы их содержите?
— Где и положено находиться военным преступникам — под стражей.
— Вы же юрист, вы должны понимать, что преступниками их может назвать только суд, после тщательного и всестороннего расследования!
Ну, дает. Смотрю — у Сани и его бойцов, отобранных для беседы с комиссионерами по принципу наибольшей фотогеничности, заходили желваки.
— Уточняю. Немецкие военнопленные, подозреваемые в совершении военных преступлений, находятся в специально отведенном помещении, где содержатся под охраной.