2012: Вторая Великая Отечественная. Дилогия
Шрифт:
— Очень хорошо, господин Михайлов, — на лице Шелленберга появилась улыбка. — Я лично доложу о вашем отчете. Для вас заказан номер в местной гостинице, — добавил он.
То, что я проснулся и пил принесенное молодой служанкой кофе, лучше всего говорило об успешности моего экспромта.
Я побрился, привел себя в порядок и ровно в девять часов утра стоял у кабинета Оскара Штайна. Единственное, что удивило меня, это вытянувшийся во фронт часовой у входных дверей бывшей гимназии,
— Доброе утро, герр Михайлов, — услышал я голос Шелленберга. — Присоединяйтесь к нам.
Он, вместе с Оскаром, стоял у маленького столика, держа в руках коньячные рюмки.
Штайн с улыбкой протянул мне третью рюмку:
— Мы выпили за тебя, Петер.
— По какому поводу пьянка? — поинтересовался я.
— Мы пьем за твое производство, — Оскар вынул из кармана удостоверение СД. — Тебе присвоено звание гауптштурмфюрера. Официальную присягу СД давать не надо.
Я даже не думал, что моя вчерашняя инициатива приведет к таким последствиям.
— Поздравляю! — Шелленберг пожал мне руку. — Вы растете быстрее самого Райнхарда.
Будто я не знаю, кому обязан столь головокружительной карьерой.
Когда мы со Штайном остались в кабинете одни, он сказал:
— Ты понимаешь, что это не совсем настоящее звание. Как у вас говорят, ты осиновый гауптштурмфюрер.
— Не осиновый, а липовый, — поправил я, разглядывая свою фотографическую карточку в удостоверении. Даже форму приладили, порадовался я за мастеров фотолаборатории СД.
Но, как говорили классики: бойтесь данайцев, дары приносящих.
— Петр, это настоящее удостоверение, оно избавит тебя от множества проблем.
— И породит огромное количество новых, — ответил я.
В кабинет вошел Вольф:
— Доброе утро, коллеги. Сегодня ночью привезли пленных, и оберштурмбаннфюрер просил вас присутствовать на допросах.
Мы спустились по лестнице и, перейдя в левое крыло здания, остановились у железной решетчатой двери, закрывавшей коридор. Пауль с гордостью показал на новые решетки, закрывающие окна:
— Как видите, мы тоже не сидим без дела.
За громоздким столом, одиноко стоящим в середине большой классной комнаты, сидел седой коренастый мужчина в гражданском костюме. Он аккуратно заполнял лист бумаги ровным почерком, не обращая на нас внимания. Напротив него, со скованными за спинкой стула руками, сидел молодой парень в простой рубашке и рабочих штанах. Его лицо украшали заплывший глаз и синяк на скуле. Лицо Вольфа начало багроветь:
— Кто ударил арестованного?
Стоявший у двери охранник нервно сглотнул, кивнув на коренастого.
— Это не я, господин гауптштурмфюрер, это он.
— Сегодня утром пришел закрытый
— Все равно вы от меня ничего не узнаете, фашисты проклятые, — сказал по-русски пленник и добавил грязное английское ругательство.
Я знал о широком распространении английского языка у русских, но такая языковая конвергенция мне в голову даже не приходила.
Я подошел к столу и взял бумаги. Сидевший за столом встал и, зло глядя на меня, заговорил по-немецки:
— Я штабс-капитан Рыбников и веду допрос, как считаю нужным. У меня эта большевистская сволочь заговорит.
— Вы не штабс-капитан, вы неизлечимый идиот, — я сунул ему в лицо протокол допроса. — Что это за допрос? Что это за вопросы? — продолжал я на русском языке. — Вы член Коммунистической партии большевиков? Ваш отец был членом партии большевиков? Вы бы его про бабушку спрашивали, была ли она членом партии большевиков?
— А че? Моя бабушка была членом компартии, — подал голос наш заключенный.
— Я не потерплю такого отношения к себе! — завизжал штабс-капитан, вспомнив язык предков. — Кто вы такой, молодой человек, чтобы указывать мне?
Я, как и он, был в партикулярном платье, и ему было трудно определить мое положение. Как я ненавидел этих напыщенных индюков, закостеневших в злобе к отвергнувшей их родине.
— Я, гауптштурмфюрер СД Михайлов, отстраняю вас от следствия. Дураки нам не нужны.
— Зачем так резко? — встрял в разговор Пауль. — У нас не хватает следователей, нет толковых переводчиков, кругом сплошная импровизация. Рыбникова я получил из Берлинского отделения РОВС по рекомендации гестапо, они сказали, что раньше он неплохо вел допросы.
— Вот так? — я показал на избитого арестанта. — Сейчас такой фокус не пройдет.
— Да знаю я, прекрасно знаю, — отмахнулся Вольф. — Думаете, только вы слушаете радио? Там одни предупреждения о гуманном обращении с военнопленными и бесконечные списки попавших в плен и погибших в России.
Оскар взял у меня протокол допроса:
— Этот Рыбников даже не смог правильно заполнить протокол.
Пленник с интересом слушал спор:
— Скажите, а вы на самом деле эсэсовец, как Штирлиц?
Я с интересом посмотрел на него:
— Какой Штирлиц?
— Вот болтливый язык, — зашипел он сам на себя, а затем улыбнулся. — Штандартенфюрер СС Макс фон Штирлиц, он в шестом отделе РСХА работал у Шелленберга, а почему они в форме, а вы нет?
Штайн прошептал что-то Вольфу, и тот, вытолкнув Рыбникова с охранником, вышел из кабинета.