2012: Вторая Великая Отечественная. Дилогия
Шрифт:
Сказать, что было страшно, — значит, ничего не сказать. Первые несколько минут все свое самообладание я тратил на то, чтобы после очередной перебежки подняться и снова рвануть на десяток шагов вперед, стараясь забыть про шуршащие над головой пули. Правда, человек ко всему адаптируется. Перебежал, упал, перекатился в сторону, дождался своей очереди, снова вскочил, перебежал, упал, перекатился… Вскоре я выполнял эти памятные еще по студенческим годам приемы с тупостью механического автомата. Опасность не перестала давить на психику, но как-то стерлась, отступила под давлением этой примитивной,
Но вот мы достигли первых домиков. Несколько минут ствол моего настороженно поднятого автомата молчал — шедшая за нами БМП оперативно загасила две проклюнувшиеся огневые точки. А за очередным поворотом… Япона мать! Прямо на нас смотрело орудие фрицевской самоходки Stug III. Я неожиданно для себя самого всадил в лоб «Артштурму» гранату из подствольника (ну, не дурак ли?) и с прорезавшейся во мне юношеской прытью отпрянул за угол дома. БМП, взревев движком, чуть ли не прыгнула назад, одновременно пытаясь развернуться и уйти в проулок. Выстрел «Артштурма» туго ударил в уши, и ближайший ко мне угол дома взорвался обломками кирпичей, пылью, тусклым пламенем…
Меня швырнуло назад и с силой приложило обо что-то спиной и головой. Наверное, на какое-то время я потерял сознание. Очнулся от дикой боли в голове. Как сквозь вату, до меня доносились приглушенные очереди КПВТ, хлопки орудийных выстрелов. Еле слышно стрекотали автоматы. Я чуть приподнял голову, что сделало боль вовсе невыносимой, но успел увидеть на перекрестке два неподвижных тела в нашей форме. Краем глаза я уловил какое-то шевеление и очень осторожно, стараясь не потревожить голову, скосил глаза. В двух шагах от меня на тротуаре сидел человек и пытался вспороть штык-ножом окровавленный рукав на правой руке. Это ему удавалось плохо, штык был, судя по всему, тупой, да и орудовать левой было несподручно, но все же рукав наконец поддался, и боец принялся бинтовать руку. «Кажется, из моего взвода, а как зовут… не помню», — машинально отметил я. Мне захотелось окликнуть его, но язык не слушался, а перед глазами все поплыло…
Второй раз я очнулся уже в машине, когда ее очередной раз тряхнуло на выбоине шоссе. В такой машине мне ездить еще не приходилось. Похоже, это был бронированный «Урал». У задней двери сидел боец с автоматом.
— Эй… — через силу хриплым шепотом позвал я. — Эй, приятель!
Боец повернулся на звук и нашел меня глазами.
— Не знаешь, приятель, Мамоново… взяли? — я обессиленно замолчал.
— Взяли, взяли! Когда вас грузили, только на самой окраине еще немного постреливали.
Так состоялось мое боевое крещение. Уже в госпитале Балтфлота на улице Герцена, куда нас поместили, я познакомился со своим товарищем, раненным в руку рядом со мной при штурме Мамонова, — молодым ефрейтором Васькой Турчаниновым из Колосовки. Он был в отличие от многих из нас ходячий и принес в палату незадолго до ужина не только сигареты для курильщиков (которые ухитрялись дымить, несмотря на строгие запреты), но и свежие новости и слухи. Особенно разочаровали нашу палату сведения о том, что введен сухой закон. Правда, в руках у Васьки все воочию видели пятилитровую бутыль из-под воды, почти под горлышко наполненную пивом, но Васька пояснил:
— Это мне одна продавщица остатки разливного скинула. А бутылочное и баночное из киосков и магазинов уже назад на склады вывезли. Так что надо это растянуть, насколько сможем.
Палата аж загудела. Вот чудаки! Я против пива ничего не имею и изредка сам прикладываюсь, но такие эмоции… Нет, мне не понять.
Слухи заключались в том, что не только сам Васька заметил стремительное исчезновение сигарет из киосков, но и толкущиеся у киосков покупатели в один голос говорили о явном оскудении ассортимента в магазинах. И это касалось не только сигарет. Говорили о том, что на складах еще полно товара, но торговцы усиленно его придерживают, рассчитывая на взлет цен. Еще один слух состоял в том, что все «Су-24» и «МиГ-29» с территории области нацелены на Сувалки — Алитус, работая по складам, мостам, переправам, сжигая бензозаправщики, чтобы затруднить снабжение левого фланга ГрА «Центр».
Сказал Васька про авиацию — и как накаркал. За окном неслабо грохнуло, в окнах жалобно зазвенели стекла, затем грохнуло еще раз, еще и еще — но на этот раз малость подальше. Между разрывами можно было услышать отдаленный лай зенитных скорострелок. Налет? Но как пропустили эти тихоходные винтовые машины люфтваффе до самого Калининграда? Все, кто мог ходить, потянулись к окнам. Тут грохнуло совсем рядом, да так, что здание ощутимо вздрогнуло, и с потолка посыпалась не то пыль, не то старая штукатурка. Любопытные у оконных проемов, все, как один, непроизвольно присели или пригнулись.
— Васек! Ну, что там видно? — с нетерпением воскликнул я. Заработанная мною легкая контузия все же мешала мне встать с постели, при любой попытке сделать это не только отзываясь болью в голове, но и угрожая вывернуть желудок наизнанку. Про приличный кровоподтек на спине я уж не говорю — хорошо, что ребра уцелели.
— Летят, сволочи! Раз… Два… Вот еще два… — пытался сосчитать Васька.
— Есть! — вдруг заорал он синхронно с еще несколькими зрителями.
— Так его! Мочи гадов!
Тут снова грохнули разрывы нескольких бомб.
— Да что там? — зашипел я (хотелось заорать, но было жалко голову, в которой громкие звуки отзывались вспышками боли). — Скажите толком!
Один из мужиков, с туго перетянутой грудной клеткой (касательное ранение, трещина ребра) отвернулся от окна и авторитетно пояснил:
— Одного люфта завалили. То ли «иглой» достали, то ли «стрелой» — так, навскидку, не разберешь.
— Еще один горит! — с энтузиазмом завопил Васька, и его крик был подхвачен еще несколькими молодыми глотками…
Налет длился вряд ли больше двадцати минут, но переживали мы сильно. Было ясно, что на жилые кварталы города свалилось немало бомб. И хотя «Хейнкели», «Юнкерсы», «Дорнье», «Хеншели», «Мессершмиты» — и кто там еще у них был? — отправлялись в преисподнюю один за другим, было понятно, что жертв в городе будет немало. Уже позднее стало известно, что немцы не только выскребли все пригодное из системы ПВО и из учебных частей с территории генерал-губернаторства (то есть Польши) и из тыловых районов Восточной Пруссии, но и оторвали от боевой работы некоторую часть воздушного флота, поддерживающего группу армий «Центр».