2015-й: пора Пробуждений, или Проспать нельзя проснуться
Шрифт:
Вот и в начале марта 1895 года, Илья со старшим восемнадцатилетнем сыном спешил докушать приготовленное женой с вечера: еще теплую, золотисто-пшенную на постном масле кашу; и отправиться на длительные заработки – за уловом. Но вот младшенький сын – Ванька, явно не желая отпускать, ежесекундно отвлекал: не давая доесть. Ведь не принято разговаривать с набитым ртом – это раз. А во вторых: не умел Илья не ответить на вопросы деток. Беседа продолжалась.
Малой сам соскочил с теплой печи и теперь все расспрашивал и допрашивал, начиная даже докучать: в общем, мальчишка так просился в помощники. И хотя минуло только двенадцать, но независимый был норовом – весь в отца. И такой же сильный, ну – для своих лет…
Даже, – вспоминал сейчас Строгов: старший стал помощником в четырнадцать. Ведь тяжело и холодно весною в море. А вот младшенький, теперь сам(!) настойчиво просится.
Вот Илья Степанович и попросил жену Марфушу: и Ваньку покормить. Чтобы хоть рот его занялся делом, пока сам старательно объяснял: детям в море не место.
– Вот подрастешь, тогда обязательно возьму, – почесывая кудрявый подбородок, привычно вразумлял своим басом Илья, и поглаживал своей здоровенной – как у медведя лапа рукой, небольшую для нее головку сына.
Очень любил Илья Степанович своих детей, да и жену тоже. И хотя суров был от рождения – климат, но воспитывал деток по новому: уговорами – поучениями, без малейшей силы. Ведь его руками, которые с легкостью по полста верст невода да сетей с рыбой, или сработавший многоверстовый ярус – снасть для ловли на живца за день перетягивали; можно зашибить любого. Хотя не мог знать он: о том прогрессивном методе воспитания, что откроет в будущем двадцатом веке, наш замечательный педагог Антон Макаренко. А просто так чувствовал Илья Строгов: со своими родными людьми нужно лаской, а не силой и приказами. Вот и повторял сейчас старательно своему Ване.
– Да я сейчас хочу, батька. – Не соглашался юный Иван Ильич, доедая быстрей своих старших мужчин столь сытный завтрак. Ведь он еще и смышленым рос, и поэтому понимал: голодным его, ну точно никто не возьмет.
– Какая сила остается у работника, у которого желудок забирает все? Когда в поисках съестного тот так сосет, что и трудиться нет мочи. Голод – это не тетка, – так поучал детей, всезнающий отец.
– Ешь лучше, давай добавку положим, – стоявшая рядом супруга, понимая полувзгляд мужа, добавляла горку распаренной каши.
– А то силы не будет, какой тогда с тебя рыбак, – снова упоминал старший Строгов.
– Ведь мы – рыбаки, в основном руками работаем. И мой отец рыбаком был и вам – моим детям, также придется эту лямку тянуть. Тяжелая работа – ничего не скажешь. Но зато голодать никогда не будете. Море Белое – оно доброе, а вот Баренца – сурово бывает. Зато, там всегда улов. Я вас, – он обнял сыновей в охапку, – всему научу, как меня обучала семья ремеслу.
– Главное, хорошо запоминайте, – необходимо не уставать. Никогда! Мне такой наказ дали родичи, и я вам, их внукам – правнукам, завет передаю: Страху не иметь ни перед чем, ни перед кем. Никогда ни от кого не зависеть. И помощи не просить и даже не принимать, если сами предложат. Вот! Ведь если ты просишь у того кто сильнее, автоматически попадаешь в положение униженного и слабого. Так в будущем станешь надеется не на себя лично, а на чью-то стороннюю помощь. Привычка дети – это такое дело…
– Возьмите, батька, – не сдавался несговорчивый Ваня. – Я пригожусь, буду рыбку солить – складывать или еще что на берегу. Костер, просушка одежды…Как прошлым летом, уже помогал вам.
– Это верно, но понимаешь сын, – проговаривал Илья, одновременно понимая, что внутренне уже давно одобрил этот замечательный порыв. Поэтому, даже незаметно кивнул женке: Мол, видела, какой наш северным растет? Работящий, настоящий наследник будет. И продолжил:
– Одно дело, это вдоль берега ходить по Белу морю, а другое – в даль. Мы сегодня далеко пойдем, на месяца два – три где-то. Насолим рыбы и только тогда вернемся. А без улова, не видать нам родного берега. Море наше поле, быть помором – значит жить и кормиться морем. Вот и пословица наша о том же: Была бы рыба, тогда и хлеб будет!
Теперь и старший сын, важно показывая – что он-то уже совсем большой, тоже решил рассказать про весенний тресковый промысел:
– Холодно там и мамки нет. И не видно бывает, куда плывем. Что ты будешь делать? А вот летом, в июле – августе, переместимся на восток – к дому ближе. Тогда можем и взять.
– Да, верно, – поддерживал первенца отец. У нас так заведено:
– На одной стороне – рассудок, на другой – Вера. Пока видны приметы на берегу, плывешь и читаешь одну сторону книги жизни; а когда берег исчезнет, и шторм вот-вот разобьет судно – переворачиваешь, и с другой стороны книги жизни обращается к Николаю Угоднику. Молишься, значит…
Марфа – мать детей и жена, все это время только молчала; сдерживалась – не вмешиваясь в мужские разговоры. Часто вздыхала… Так заведено на Севере: хозяйке без хозяина нельзя. Вот и сориться нельзя. Но всегда глазами подсказывала, когда муж привычным взглядом просил одобрения. Ведь помнил Илья: как тяжело без него будет. И хотя отложил ей приличную сумму денег, на всякий случай – мало ли? Когда он назад вернется? Чтобы хоть не голодала здесь, без него. Ведь она у него не какая-то зубатка – злющая женщина; а самая настоящая – любящая. А вдруг, он вообще не вернётся? Вот и старался поддержать русскую женщину.
Помнил еще: как побегут они по морю на скромных баркасах – в след встанут жены с родными смотреть. Мерзнуть на холодном ветру – согревая теплом своих душ, отправившихся на опасный промысел. И молиться также будут…
– Да верно, возьмем летом. Когда работа переместиться поближе, к Териберке. – Подтвердил Илья.
– Так у нас же надежный карбас: льды его не берут, поднимают вверх. И под парусом я ходил, – все бурчал и бурчал, не собираясь сдаваться младший.
– Нет. Станешь старше, поймешь меня. Не отчаивайся… А пока, я хочу тебя попросить что-ли. Поможешь, своему бате? Я могу на твою помощь рассчитывать? – с невероятно серьезным видом – откладывая в сторону ложку, поинтересовался отец. Удивленный такому резкому повороту, второй сын трижды повторил:
– Да, да, да. – И сразу затих. Непривычно было.
– Ты остаешься старшим мужчиной всего хозяйства. Будешь мамке помогать и защищать, – на ходу придумывал Илья.
– Я заметил, гнус появился амбарный. Надо его изжить. Кошку хорошо кормим, вот она и не ловит. Мамке без тебя справиться. Береги ее, – он протянул свою ладонь и пожал ладошку сына. И тут же, в этом догонял старший – соскочил. Не принято было кушать до и после хозяина дома.
– Хорошо, – соглашался с такой постановкой вопроса Ваня. И не желая так быстро отпускать любимых, вспомнив, что отец всегда говорил в такой ситуации, быстренько предложил: