2017
Шрифт:
Когда же это было? Году примерно в девяносто четвертом – девяносто шестом. Рушились финансовые пирамиды, у плотины митинговали, с каждым днем все более женским и все менее мужским составом, обманутые вкладчики. В бывших парадных, в перестроенных общественных туалетах, чуть ли не в телефонных будках торговали плоскими кожаными куртками, паленым алкоголем и большими, как коробки пластилина, шоколадными плитками. Рубли мутировали ежемесячно, точно поколения мушек-дрозофил. Полунищие рублевые миллионеры носили плечистые цветные пиджаки поддельного кашемира, на ощупь вроде крашеного крахмала. Братки разъезжали по городу на ржавых иномарках, оглушая мощным роком, будто музыкальные киоски. Именно тогда Тамара купила свой первый спортивный «БМВ»: таких шикарных машин в рифейской столице было наперечет, и прохожие
И тогда же были эти странные командировки с телефонным молчанием и поездки на чьи-то дни рожденья на первые каменные дачи, где чадили, как везувии, отделанные малахитом мощные камины и поражала варварская мебель, крытая парчой. Там уже мелькали кое-какие нынешние лица, ничем особенно не выделявшиеся среди прочих лиц и даже менее заметные, чем те, кого впоследствии стерло. Павел Петрович Бессмертный, средний хозяйственник и вечный зам какого-то начальства, носил тогда полушерстяной коричневый костюм, подходивший по цвету и фактуре к его заостренным усам. Аспирант Володя Гречихин представлял собой нечто размытое и угнетенное, девушкам явно не нравились его чрезвычайно прозрачные длинные уши, торчавшие из тонких волос, отпущенных до плеч. К Тамаре хозяева тогдашних праздников относились с отеческой добротой и слушали ее толковые речи с умилением, как взрослые слушают ребенка, читающего стишок. Что именно она говорила упитанным дяденькам в золоченых узеньких очках, какие сдавала экзамены, Крылов не знал – его всегда отвлекали в сторону чем-нибудь неинтересным, демонстрацией каких-то пересохших птичьих чучел или полированной яшмовой плитки, которой предполагалось оклеить туалеты. Ему, тогда еще кормильцу семьи, выполнявшему деликатные поручения Анфилогова плюс неплохо торговавшему видеокассетами, было неуютно оттого, что затеваются какие-то дела, но при этом не с ним.
– Ты бы просто на это не подписался, – сообщила Тамара, прочитавшая, как это с ней бывало, крыловские мысли. – Ты был уже недоверчивый, тертый, поглядывал волком. И ты бы точно задал себе вопрос, не слишком ли задешево тебя хотят использовать и не слишком ли круто подставляют. Ну, а мне хотелось отличиться. Хотелось похвалы, и чтобы все твердили, что я само совершенство. И я, представляешь, сама в ответ на их аккуратные пожелания разработала схему, максимально для них приятную. Я чувствовала себя их любимой помощницей. И тоже их любила, за то, что они, такие продвинутые, взрослые, приняли меня в свою игру. Хотя в комбинациях, которые тогда осуществлялись, было место чему угодно, но только не чувствам.
– То есть тебя, разбежавшуюся им навстречу, предполагалось стереть в порошок, – угрюмо уточнил Крылов.
– Вот поэтому я и не посвящала тебя ни во что, – упавшим голосом ответила Тамара. – Мне казалось, что ты слишком злобно думаешь о людях. Что ты вмешаешься и оконфузишь меня перед моими друзьями, которые еще ничего плохого мне не сделали, а наоборот, только помогли.
– Ничего себе! – возмутился Крылов. – Хорошие открытия делаю я на старости лет! Значит, пока тебя не посадили и не пристрелили, не навесили долгов со счетчиком, они святые люди, не верить которым смертный грех. Несмотря на то, что именно они создали себе и другим все эти возможности.
– Я и сама создала, – тихо напомнила Тамара. – Я тоже в этом участвовала, причем с большим энтузиазмом.
– Ну и как же у тебя получилось выкрутиться? – саркастически осведомился Крылов, которому наконец открылся пакостный подтекст солидных толковищ, доносившихся до него сумбурными звуками, похожими на жирное воркование грудастых голубей.
– Не через постель! – вспыхнула Тамара, нечаянно толкнув Крылова локтем.
– Это не обсуждается, – отмахнулся Крылов. – Говори по существу.
Тамара ссутулилась, стиснув руки между колен, потирая ладони и колени друг о друга, точно стреноженный кузнечик. Это была ее подростковая, гимназическая привычка, проявлявшаяся только в минуты растерянности, очень редкие у взрослой успешной Тамары. Так она сидела, если знала, что никто чужой на нее не смотрит.
– Мне это стало понятно две недели назад, – произнесла она наконец, глядя в горбатый паркет. – Тогда мне казалось, что
– То есть как? – изумился Крылов.
– Вспомни начало девяностых. Вспомни, какие были времена, – терпеливо продолжила Тамара. – Все были как пьяные. Казалось, будто вот-вот новые экономические гении отгрохают у нас капитализм. Каких только проектов не пиарилось! Народные хлебопекарни, сеть быстрого питания «Русские блины». Дескать, заткнем за пояс все ихние «Макдоналдсы»! Под это брали кредиты, да еще и продавали населению сертификаты акций. Не акции, заметь! А население разницы не видело, знай несло свои денежки в эти хитрые фирмы. В очередях стояло. Потому что рублей получало все больше, а стоили они все меньше. Потому что их миллионы таяли в каждую полночь, будто золушкины кареты. Ну, и плюс коллективизм: мол, всем миром, в складчину, так оно вернее…
– Но потом никто не увидел ни русского фаст-фуда, ни хлебопекарен, – вспомнил Крылов. – И почему-то очень быстро забыли, даже как назывались эти предприятия.
Вот именно! – подхватила Тамара. – То было мошенничество в чистом виде. Никто ничего не собирался строить. Вот этих иллюзионистов и постреливали, и сажали, особенно после обвала «МММ». Помнишь процесс ТОО «Василиса»? Та самая народная булочница, Василиса Чуркина, такая громадная баба, руки величиной с ноги, прическа как боярская шапка, глазищи с куриное яйцо. Она из СИЗО давала интервью, что, дескать, только собралась строить первую пекарню, как государство налетело и отняло деньги, принадлежащие вкладчикам. Ее, между прочим, пощипали и быстренько выпустили. Потом она стала народной целительницей, снимала порчу по телевизору, к ней в баню гадать записывались на полгода вперед. Еще лет пять назад я видела на прилавке брошюрки: Василиса Чуркина, потомственный народный экстрасенс, заговоры на любовь и на деньги. Двести тысяч тиража!
– Пока не понял, какая связь, – перебил Крылов, раздосадованный призраком Чуркиной, которую смутно помнил по издательской рекламе в метро, в черной шелковой шали, перед оплывшей пирогом громадной свечой.
– Еще раз объясняю. Я думала, что «Северзолото» такой же фантом, как «Русские блины». Когда иллюзионистов стали сажать, хотя не всех, я была уверена, что меня прикрывают друзья. А на «Северзолоте» и правда велось строительство, неважно какого качества. Вот почему по «Стройинвесту» тогда не возникло расследования. – Тамара прерывисто вздохнула и вдруг зевнула вязко, заслезившись, не разжимая челюстей. – «Строй-инвест» был фирмой-однодневкой, – продолжила она с комом зевоты во рту. – Мне на счет упали деньги, тот самый кредит, и пробыли там неделю с небольшим. Не буду вдаваться в подробности. Себе я заплатила якобы за проект, которого не было. На том все кончилось. Сама теперь удивляюсь, как сильны были тогда финансовые виртуальности. Ведь дожила до сорока с хвостом, а ни разу не удосужилась хотя бы поискать «Северзолото» в Интернете.
– В студии ты что-то кричала по поводу времени съемки, – сурово напомнил Крылов.
А, так ты смотрел! – оживилась Тамара. – Только не говори сейчас, что ты предупреждал. По крайней мере, Дымов получил свое. Сотрясение мозговой горошины плюс повреждение личика. Любящий Бессмертный унес его на перепончатых крыльях за океан, к американским докторам. Думаешь, мне все эти годы не хотелось сделать что-нибудь подобное? Еще как хотелось! – Тамара засмеялась недобро, утробно, отчего сделалось заметно, что без режима и фитнеса у нее обозначился животик. – Теперь что касается фильма. Снимали на старую цифру, и в углу студийного экрана иногда выскакивала дата. Август две тысячи десятого! То есть об утечке цианидов знали семь лет назад. Знали – и не предприняли ровно ничего! А теперь со всех сторон вешают все на меня. Ну, это мы еще поглядим! Если как следует копнуть, то господин Бессмертный, например, не соберет своих костей. Вот мои лойеры сейчас и торгуются. Черт, мне бы только разблокировать счета! Я еще соберусь с силами. Еще вернемся к вопросу, кто кого потопит!