2024
Шрифт:
— Я уверяю Вас, пенсионный возраст перестанут поднимать тогда, когда мы овладеем собой. Когда мы докажем, что готовы работать всю жизнь и что больше не нуждаемся в пенсиях. И этот день, по сведениям надёжного источника, недалёк.
Олег встрепенулся — у него появилась бодрость. Помогли слова Дорожного. Помогли хоть немного понять, что делать дальше. Нужно было уходить отсюда. По крайней мере, цель была известна — лаборатория Кречетовой. Он пошёл вниз по улице, застроенной мрачными кирпичными пятиэтажками с вывесками закрытых кафе и магазинчиков на первых этажах. Олег заметил, что даже не обернулся, завидев двух членов
— Не подходить!
Олег посмотрел исподлобья, зло усмехнулся и пошёл дальше, оставив позади недоумевающего «стража порядка». Госкавалерист никогда не видел подобного: эти мягкотелые овцы-«граждане» всегда трясутся при виде дубинки и формы с нашивками. А взгляд этого человека был словно выставленная вперёд щетина: не встанешь на пути — не напорешься. Этот человечишка не задрожал. Он усмехнулся, или госкавалеристу показалось?
Олег и не заметил, спеша уйти с улицы, как в другом её конце плотным кольцом госкавалеристы окружили неподвижное окровавленное тело какого-то гражданина, повторяя прохожим: «Назад! Не подходить!». Олег увидел вход с улицы во двор и зашёл туда. Двор был по-своему уютным. Окружённый с трёх сторон домами, он вмещал в себя останки гаражей, детскую площадку, газон с сухой пожелтевшей, но всё же травой и даже голые и сухие, но всё же деревья. В бетонных джунглях мегаполисов это — непозволительная роскошь. Двое мужчин лет сорока пяти стояли у подъезда и наблюдали за группой госкавалеристов, вбегающих в соседний подъезд.
— Вот так всегда. Сначала одно здание, а затем весь квартал, — проворчал один из граждан.
— Но к нам-то они не нагрянут, — неуверенно ответил второй.
— Не беспокойся, был бы человек, а причина найдётся.
Олег заметил, что его, наконец-таки, не очень боятся. Он приветственно кивнул обоим и решил с чего-то начать. Думать пришлось недолго.
— Парни, а что случилось в том доме? — Спросил он, кивая на двух людей в форме, оставшихся у дверей подъезда.
— Да ничего, как всегда, — ответил один, — кто-то написал позорища про президента…
— Я слышал, — шёпотом сказал второй, — что вчера в том доме один гражданин ударил члена «Госкавалерии»…
— Давно пора, — усмехнулся Олег, отыскивая взглядом выход.
Оба мужчины переглянулись и как-то подобрались. Ну, вот. Не хватало ещё стукача на их головы! Недавно в соседнем дворе был один такой — тоже подбивал всех на критику Правительства, а потом… Штурм и оцепление.
— Слушайте, парни, — тихо обратился к ним ничего не подозревающий Олег, — скажите мне, что здесь происходит?
Долгое молчание.
— Ничего не происходит… — Промямлил один, потянув за локоть второго, — у нас всё очень хорошо.
— Мы живём в замечательной стране! — Осторожным голосом сказал второй, отступая на шаг, — всё в порядке… Простите, нам надо идти…
— Да что же вы? — Растерянно воскликнул Олег, потянувшись к ним, — я же только спросил… Вы чего?
— Мы ничего! — Отчаянно заверил его один, подталкивая второго в двери подъезда и заходя за ним следом, — всего хорошего! Хвала Дорожному!
Двери захлопнулись, оставив растерянного Олега одного. «Вот ведь… Наверное, за шпиона приняли…». Олег невесело побрёл в глубь двора в надежде отыскать хоть какой-то выход — возвращаться ему было уже небезопасно. Когда он прошёл мимо госкавалеристов возле подъезда, вслед донеслось уже привычное «Назад!», но Олег даже не оглянулся. Выхода из двора не было — лишь какая-то старая дверь с растрескавшейся коричневой краской.
Ещё раз вздохнув, Олег зашёл в дом. Сначала было тихо, но затем воздух начал наполняться хоть какой-то жизнью. Здесь пахло сырым бельём и варёной капустой, начали слышаться звуки телевизоров, разговоры людей, позвякивания посуды, шум воды в трубах.
Олег даже как-то повеселел, но внезапный топот ботинок и короткие фразы сразу же отбили у него всё хорошее настроение. Едва он поднялся по дощатой лестнице на второй этаж, как увидел, что коридор в самом его конце преграждён ещё одним патрулём. Один из людей в форме, держа пистолет наготове, молотил кулаком в дверь, остальные терпеливо ждали с дубинками наперевес. Олег медленно начал приближаться, и один из них крикнул: «Не подходить!». Олег усмехнулся, но рисковать не стал. В ту же секунду старший госкавалерист мощным ударом выбил дверь, и вся группа ввалилась в квартиру.
— Не двигаться!
Олег, поняв, что и здесь дело серьёзно, быстро скользнул в первую попавшуюся квартиру и оказался в обветшалой кухне. Сидящий за столом унылый парень резко обернулся, неловким движением опрокидывая бутылку.
— Это ты стучал? — Неясный взгляд скользнул по Олегу и упёрся в стену, — а я и не знал, что у нас ещё есть дверь.
— Там к вашим соседям пришли… — Расплывчато пояснил Олег не совсем трезвому собеседнику.
— А, как всегда… — Парень уронил голову на руки и тут же задремал.
Олег осторожно прошёл в другую комнату, из которой слышались скрип полов и бормотание телевизора. Едва он появился в дверях — какой-то чернокожий мужчина оглянулся на него, но потом снова уставился в окно, пробормотав:
— А, это ты… Я думал, копы…
— Успокойся, Сэм, — сказала подошедшая женщина и сочувственно глянула на Олега, — он же на нашей стороне.
— На вашей, — задумчиво проговорил Олег и тоже посмотрел в окно: ещё одна группа людей в камуфляже и шлемах вбегала в здание.
— Ну, вот… Они и до нас добрались… — Прошептал мужчина, прижимая к себе женщину, — не думал, что это будет сегодня.
— Может, всё обойдётся? — Неумело попытался утешить их Олег, но был награждён лишь снисходительным взглядом.
— Приезжий, наверное…
«Вы даже не представляете, насколько…» — подумал Олег.
Он тихо вышел на лестничную площадку, обойдя патруль через квартиру. По нему скользнули сочувствующие и полные отчаяния глаза, и все вновь потеряли к нему интерес. Они уже давно потеряли интерес ко всему, кроме денег и допросов. К деньгам — поближе, от допросов — подальше. Это — формула жизни граждан этой страны. Многие ещё помнили, какова была жизнь до этого, но и они боялись её вспоминать. Когда не вспоминаешь, то не так тяжело переносить всё это. Можно забыться. Можно уйти в себя или убежать от реальности, читая какую-нибудь из запрещённых книжек. Но когда начинаешь вспоминать, и без того тусклый мир блекнет вокруг. И уже никуда не убежишь — ведь от себя не убежать. И теперь та мысль, которая поначалу пугала и приводила в отчаяние, как-то утешала. Да, это даже хорошо, что подняли пенсионный возраст. Быстрее помрёшь от перегрузки, чтобы не думать об этом.