2048
Шрифт:
Вэри посмотрела вниз. Человек в белом френче носил неброские чёрные туфли с острыми носками и мягкой, довольно толстой подошвой. Обувь как обувь — без декоративной пыли, но и не самомоющаяся. Ни германских реактивных движков, ни испанских биозастежек с глазами. Да и аудиоприставки как будто нет: никакого цоканья, хлюпанья, скрипа. Стоит себе тихо. Точнее говоря, почти незаметно качается, мягко так переносит вес с пяток на носики и обратно… Ха! У него пъезоаккумуляторы! Потому и подошва такая толстая.
Ну, этому нас и до Марты учили. Как там старшая фея Ванда цитировала из книжки? «Скажи мне, чем ты питаешься — и я скажу, кто ты». Оптимисты обычно обклеиваются эпитаксами из оксида титана, надеясь на солнечную погоду. Пессимисты —
Усатый вежливо кашлянул. Ох, да он ведь ждёт, когда ты сделаешь заказ!
— Спасибо, я не голодна.
Двухметровый усач продолжал смотреть сквозь неё. Марта опять покачала головой.
— А что бы вы порекомендовали? — Вэри попыталась поймать глаза усатого.
Не удалось. Верзила с усами отвёл в сторону руку с планшетиком, словно издали ему лучше видно. Прищурился, что-то там разглядывая. И медленным басом прогнусил в усы:
— Вам лично? Ы-ы-ы… Суп «Три сыра и трюфель». Тыквенные оладьи с томатным повидлом. На десерт… ы-ы-ы… мороженое из сирени с миндалём. Липовый чай. И ещё… ы-ы-ы… новый ремешок для правой сандалии.
— Да, — только и выдохнула Вэри.
А что тут ещё сказать? Она уже представляла в общих чертах, чем занимается Артель. Сбор и анализ огромных массивов данных, в том числе — личных. Работая младшей феей, она полагала, что персональные выкройки клиентов моделируются в самих добрелях. Но после знакомства с Мартой стало ясно, что это — лишь самый нижний уровень Ткани. А владелец добреля, вездесущий Марек Лучано — лишь один из так называемых «Поставщиков Сырья».
Но чтобы так точно просчитывать вкусы… Да и на какой основе?! Конечно, в её личной выкройке зафиксировано, что она потребляет не меньше двухсот граммов сахара в день. Там наверняка учтено и сиреневое мороженое, к которому она неравнодушна. Но усатый назвал не сиреневое, а сиреневое с миндалём. Плюс ещё три блюда, которых она и не пробовала. Хотя про одно из них слышала и собиралась попробовать. Но разве невысказанное желание может попасть в базу данных?
Тем не менее, стоило усатому произнести все вместе — сразу стало ясно: это её меню. Только для неё. Про неё. Включая и порванный ремешок.
Вслед за восторгом пришла насторожённость. Даже самая юная фея знает, что такие подробные данные о клиентах можно использовать по-разному… Вэри непроизвольно запахнула сари поплотнее. Но волна протеста уже бурлила внутри, требовала выхода. Неужели этот верзила так и уйдёт с довольной ухмылкой к своей палатке? Вэри упёрлась глазами в широкую белую спину.
— И ещё яблоко!
Усатый обернулся с озадаченным видом. Марта вздохнула. Женщина в клетчатом хмыкнула.
— Поздравляю, полковник, — скривился седой. — Профессиональная привычка к погрешности в десять процентов не подвела вас и здесь.
— Прошу меня извинить… — Взгляд усатого нервно забегал между синим камзолом и жёлтым сари. — Я и предположить не мог, что это такой… ы-ы-ы-ы… то есть такая… Вы бы хоть предупредили, господин профессор!
— Моя работа состоит не в том, чтобы предупреждать. Я председатель экзаменационной комиссии. А за безопасность здесь отвечаете вы! Сегодня вы не озаботились тщательным изучением личной выкройки новой сотрудницы, решили блеснуть оперативной разработкой. А завтра что? Перестанете подключаться к ботам наблюдения, и на кого-нибудь из членов Совета прыгнет с крыши взрывчатый таракан?
Белый френч стал оправдываться. Но теперь он сыпал такими терминами, что Вэри практически сразу перестала что-либо понимать. Другое дело — слова седого о таракане. Она огляделась, прикидывая возможные источники опасности.
Маленькую площадь окружало четыре высоких здания, не имеющих ничего общего с общегородским ракушечником. Вспомнив Старый Город, Вэри пришла к выводу, что здесь и был свой исторический центр. Точнее, историко-религиозный.
Пока в развитых странах пробовали свои силы многочисленные молодые секты, на отсталых континентах вели борьбу за умы старые, проверенные веками религии, которые лишь слегка сменили одежды. Будь на то воля Вэри, она предпочла бы вообще ничего не знать об этих крайне иррациональных системах, каждая из которых на свой лад внушала людям одни и те же несбыточные мечты. Но как об этом не знать, если в любом добреле даже на младшую фею сваливается такая гора информации из клиентских выкроек! А пока ты, пользуясь этими данными, проводишь свою терапию, клиент и сам рассказывает что-нибудь, пополняя базу, помогая Ткани узнать побольше о мотивах своих поступков. Но ведь и у феи есть память…
Вот, например, индуизм, розовая безвкусица на противоположной стороне площади. Помешательство на мифических тварях, свойственное всем первым поселенцам, удивляло Вэри своей устойчивостью даже на её родном континенте. В Старом Городе на обликах зданий можно было найти с десяток голографических львов. И все были настолько разными, что становилось ясно: их дизайнеры никогда не видели этих биоргов вживую.
Здесь тот же самый абсурд обострён до предела. Храм Кали напоминает четырехмерный «Эротетрис», в который любят играть молодые феи во время пересменок. Ни лепестков «умного стекла», ни ветвящегося металлопластика — лишь сплетённые каменные тела змей, слонов и ещё каких-то промежуточных монстров. Кое-где торчат человеческие, то есть вполне женские груди. А вся оргия вместе — многоэтажная женская голова, с тремя прожекторами вместо глаз и воротами в качестве рта. Наглядная иллюстрация к бесчеловечным опытам тхагов.
Именно к этой опасной группе генетиков тянулась строчка в выкройке того индуса, что приходил в добрель позапрошлой зимой. Очень весёлый был парень, улыбался как заведённый. Вэри сразу же заподозрила, что все его байки о «перерождении» и «чистке кармы» — не просьба о помощи, а форма вербовки: тхагам требовались покорные производительницы эмбрионов. Пришлось сдать его полицейским ботам, как требовала инструкция.
Зато небольшая мечеть, справа от змееслоновника, навевает приятные воспоминания. Пара стройных голубых минаретов из суперкоралла, ажурные белые решётки на окнах… О да, это был настоящий клиент! Пожилой араб-терраформщик, один из строителей того самого континента, где она родилась. Бум искусственных континентов заканчивался, и почётного гражданина города очень мучила мысль, что потомственная профессия вымрет. С ним пришлось провести четыре сеанса, прежде чем наметилось просветление. Но зато какое! На последнем сеансе почётный старик со слезами каялся, что всю жизнь в погоне за барышом думал только о крупных проектах — а ведь его великие предки даже в скромных оазисах посреди пустынь создавали шедевры гидродизайна, привносящие мир в души путников всех сословий и рас.
Но такой успех — редкость. Чаще случаются недоделки, как с тем русским. Зато знаешь теперь, что сверкающие икосаэдры куполов и шестигранные призмы-модули напротив мечети — вовсе не орбитальная станция, рухнувшая вскоре после запуска. Нет, господа экзаменаторы, это лишь православно-оздоровительный монастырь. Но и сходство со станцией не случайно. Двадцать лет назад Святороссия почти монополизировала космический извоз. Однако системы телеиммерсии, позволяющие подключаться к телам космонавтов и других экстремалов, гораздо активнее развивал Фалуньгун. Когда в моду вошёл иммерспорт, у этой китайской оздоровительной секты уже имелась готовая армия олимпийцев, чьи телетела сдавались за бешенные гигаватты. Естественно, Русская Церковь не хотела смириться с тем, что косые фалунные братья, которые подорвали её табачный бизнес в Сибири своими дыхательными упражнениями, теперь ещё и на небесах верховодят.