2066
Шрифт:
С силой опустив меня на эшафот, клоны отошли в сторону. Ваш несчастный слуга медленно снял робу и застелил ею и без того горячий камень. Затем остановив взгляд на своем уже порядком выцветшем номере, я стал смиренно ждать мета.
Палач появился перед огромной ревущей толпою клонов спустя полминуты. Увидев мета, крепко сжимающего твердую, как камень, плеть, бездушные номера вскочили с земли и наперебой закричали в спину несчастной жертве:
– Убей его насмерть, мет!
– Сделай его калекой!
– Отправь его тело в огонь!
Мет хитро прищурил под маской глаза и, обратившись
– О великий иверетский народ! Сегодня снова один из наших жителей нарушил закон Великой Матки. Я01, который все это время здравствовал, вдруг решил заболеть. Но зато Е02 наконец-то изволил выйти на работу. Но прежде, чем он будет допущен к добыче великой желтой энергии, я хочу спросить вас, достоин ли он состоять в ваших великих рядах? Он, пролежавший целых девяносто дней в теплой капсуле в обнимку с любимой игрой? Ведь в это время вы, его бедные товарищи, должны были гнуть спину, чтобы прокормить нашу Великую родительницу.
– Позор Е02!
– Позор Е02!
– Проучи его хорошенько!
Мет, видимо довольный грозными возгласами, доносившимися из каждого уголка площади, поднял вверх правую руку. На Лобном месте воцарилось молчание.
– Я согласен, что виновник должен быть жестоко наказан. Сколько ударов заслуживает Я01?
С всех сторон, словно из открывшегося фонтана, посыпались цифры:
– Сто!
– Триста!
– Тысяча!
– Пятьсот!
Мет расплылся в злорадной улыбке и громко крикнул толпе:
– Я буду бить Я01 до тех пор, пока кто-нибудь из вас не крикнет: «Довольно!».
Я кротко посмотрел в красные от крика лица толпы. Но в безумных глазах моих собратьев по цеху не было места жалости. Они пылали одним лишь гневом.
«Я буду забит до смерти, – отчаянно простонал я про себя, – и даже не попрощаюсь с Е02. А он, как он будет переживать, что отправил меня на погибель! Несчастный мой Е02!».
Еще по дороге к Лобному месту я решил про себя, что во все время порки буду лежать на камне с закрытыми глазами и молча отсчитывать удары. Но сейчас, когда мет оглашал приговор, я вдруг понял, чем должна была закончиться моя казнь. Мне захотелось вдруг снова, в последний раз насладиться бездушным видом Иверетких просторов, которым я отдал всю свою пышную юность.
Попрощавшись мысленно с горячими каменными стенами шахты, я поднял взгляд на стоящий прямо напротив мнея интернат, где прошли, пожалуй что, самые солнечные дни моей мрачной подземной юности.
В окнах душного Красного дома горел тусклый свет, которым щедро делились расставленные по всему залу керосиновые лампы. Несколько детских глаз смотрели с любопытством на несчастную жертву. Мне нравились маленькие лица клонов, которые все, как один, были розовощекие, круглолицые с большими серо-зелеными зрачками, в которых еще можно было разглядеть сострадание к замученным работникам.
В эту секунду я вдруг вспомнил, как вот так же когда-то на моих глазах был казнен один из клонов, над которым мет произнес такой же в точности суровый приговор. Но тогда я, маленький и покорный воспитательской воле, промолчал предательски и жестоко. Ваш герой всегда боялся суровых метов, учивших детей, что провинившихся работников нельзя жалеть, а тем более миловать. Долго еще серое бездыханное лицо забитого насмерть клона теребило мою хрупкую детскую душу. Забыть его окончательно помогла лишь тяжелая кирка, которую вручили мне сразу же после того, как мы с Е02 покинули стены Красного дома.
Выждав несколько секунд, пока клоны смолкнут, мет ударил плеткой по иверетской земле. Желтая пыль стройным столбом взвилась в горячий воздух шахты. Несколько громких вздохов просочилось из толпы к самому месту эшафота.
Следующий удар уже пришелся по моей спине, гладкой и черной от робы, никогда не видавшей стирки. Я стойко выдержал первые тридцать прикосновений плети. Но уже на тридцать первом ударе боль наконец-то дала о себе знать.
Мне показалось, что кожу мою содрали заживо, и теперь плеть гуляет лишь по оголенным белым костям. Я смотрел на детей, в их круглые глаза, в которых читался животный страх, перемешанный с нездоровым зверским любопытством. Они следили внимательно, следили, не отрываясь ни на миг, за этим мучеником, прощавшимся с жизнью прямо у них на глазах.
Я начал кричать, мне вдруг показалось, что крик сможет хотя бы на несколько мгновений заглушить эту непроходящую и все нарастающую боль.
– По – по – щадите! – прорвалось у меня из горла.
Среди клонов раздался чей-то дерзкий смешок.
– По-по-щади! – прорычал я, повернув голову к палачу.
Но тот продолжал равнодушно размахивать плетью. И вдруг откуда-то сверху, с самой крыши Красного интерната раздался чей-то тоненький, едва слышный голосок:
– Довольно! Пожалуйста, довольно!
Я, мет, а вместе с нами и вся толпа клонов подняли головы вверх. Из распахнутого настежь окна второго этажа на толпу смотрел маленький пятилетний ребенок. Его крошечные кулачки спешно вытирали слезы, лившиеся дружным потоком из испуганных глаз.
Палач в ярости отбросил в сторону почерневшую от крови плеть и недовольно прокричал воспитателю, стоявшему за спиной мальчика:
– Уведите ребенка! Спектакль окончен.
А затем также недовольно прошипел над самым моим ухом:
– Что ж, в кровь твою, Е02, видно были подмешаны счастливые гены. Благодари дурака-мальчишку за свое избавление. Только вот недолго тебе придется нежиться на камешке. Чтобы после завтрака вернулся в шахту и выполнил сегодня двойную норму, а иначе завтра получишь вдвое больше ударов!
Для меня, задыхавшегося от счастья, слова мета прозвучали в ушах победною песней. Я радостно покачал головою в ответ. Медленно и осторожно, будто опасаясь, что мои кости вот-вот рассыплются, я поднялся с земли и сел на камень.
Клоны, внезапно лишившиеся представления, разочарованно бродили по Лобному месту в ожидании завтрака. На меня уже никто не смотрел. Видимо, живой и почти здоровый, я никому из них не был нужен.
Через несколько минут двери Красного интерната растворись, и несколько метов-воспитателей, облаченных в серые засаленные халаты, вынесли на каменных подносах железные миски с вечно зеленой овсяной кашей, в которую словно колья были воткнуты такие же железные плоские ложки. Небрежно оставив их на пороге, они удалились обратно.