21.12

Томасон Дастин

— Как только смогу.

— А куда ты так спешно отправилась?

— Поговорить с человеком, который знает о Киакиксе намного больше, чем я сама.

Массивные бронзовые двери храма Богоматери Всех Ангелов, которые менее недели назад показались Чель воплощением чрезмерности, теперь воспринимались поистине даром Божьим. Она несколько раз постучала в них кулачком. Но когда они наконец приоткрылись, ее встретил ствол пистолета, направленный прямо в лицо.

— Боже, Йиналь, это же я, Чель!

— Извини, — сказал он на к’виче, убрал оружие

в кобуру и закрыл за ней дверь. — Здесь совсем недавно собралась толпа демонстрантов. Им хочется, чтобы нас всех отправили туда, откуда мы прибыли. Ты ведь знакома с Караной Менчу? Так вот, у нее кончалось лекарство, и она вышла наружу через черный ход. Но они все равно схватили ее и начали издеваться.

— Она цела?

— С ней все обошлось, но, когда я видел ее в последний раз, она все еще плакала.

— Полицию вызвали?

— Да, — ответил Йиналь, — но только наша охрана сейчас не входит в число их важнейших задач.

Чель видела, как он взвинчен. Этого молодого человека она знала с 2007 года, когда он приехал из Гондураса, где прежде гнул спину на табачных плантациях. Чель коснулась его руки.

— Спасибо, что взял на себя заботу об общине, Йиналь, — сказала она.

— Посчитал, что это мой долг.

— Ты не видел мою маму? — Незадолго до этого Чель удалось все же убедить Хаану укрыться в церкви вместе с остальными членами «Братства».

Йиналь кивнул:

— Думаю, она в главном святилище.

Чель прошла мимо кабинета настоятеля и спустилась по ступенькам в колумбарий, где Гутьеррес впервые показал ей кодекс. По пути она миновала кафетерий, где несколько женщин в защитных козырьках как раз возились с огромным чаном, чтобы приготовить еду для большой группы людей. При входе в святилище ей, как всегда, ударил в нос сладковато-горький аромат благовоний. В свое время древние майя использовали в качестве благовония только издающий сладкий запах кротон, но их современные потомки стали предпочитать добавку копала. Его горький привкус казался им более подходящим при поминовении всех, кто отдал жизнь во благо аборигенов.

У алтаря молился Луис — один из младших жрецов.

— Пусть души их очистятся, чтобы эти люди снова обрели способность спать. Да спасутся они от саморазрушения и приникнут к матушке-земле, дабы восстановить связи со своими духовными животными.

Майя традиционно считали сон актом религиозным, временем единения людей с богами. Для них любая бессонница могла быть только результатом недостатка благочестия, и, как знала Чель, многие сородичи видели в появлении ФСБ наказание, ниспосланное небом. В этом мнении, сами того не сознавая, они полностью сходились с протестующими за стенами храма.

Чель прикинула, сколько спала сама за последние четыре дня. Ей удавалось ненадолго прикорнуть на диванчике у себя в музейном кабинете, но в общем и целом это было очень похоже на то, что происходило на ранних стадиях заболевания ФСБ. Она не веровала всерьез в божества своих предков, но ощущение было такое, что и ее тоже постигло общее наказание.

Ей навстречу по коридору шел мужчина в черных брюках и серой рубашке на пуговицах. Сейчас, когда все носили защитные козырьки, узнать

человека было трудно. Только подойдя совсем близко, Чель разглядела седую бороду. Это был редкий случай, когда она видела Мараку не в традиционных одеждах жреца.

— Чель, хвала богам, с тобой ничего не случилось! — воскликнул Марака, обнимая ее.

— Здравствуйте, великий жрец, — прошептала она.

Марака бросил взгляд в сторону алтаря.

— Луис молится без остановки день и ночь, — сказал он, не считая нужным переходить на шепот. — Мне кажется это лишним. Боги всемогущи. Они и так слышат нас, поверь.

Чель не без труда улыбнулась в ответ.

— Однако, как я полагаю, сама ты пришла сюда не для молитвы?

— Мне нужно повидаться с мамой.

Марака указал ей в противоположный конец святилища, где вдалеке от алтаря на скамьях расположились несколько женщин из их племени.

Заслышав приближение Чель, Хаана оторвала взгляд от страниц журнала «Пипл» [31] , который в этот момент читала. Она встала и привлекла дочь к себе. Чтение подобного журнала не было чем-то неожиданным для Чель, но вот пылкие объятия застигли врасплох — прошли, должно быть, годы с тех пор, как мать открыто проявляла к ней столь нежные чувства. И потому она вдруг почувствовала душевную слабость, грозившую позволить волне усталости овладеть всем ее существом.

31

Журнал о светской жизни в США с очерками о звездах кино, политики и большого бизнеса.

— Похоже, ты совсем не спишь, — заметила Хаана.

— У меня слишком много работы.

— Ой, только не смеши меня, Чель! Работа! Что в ней может быть такого уж важного?

В западном приделе храма они нашли небольшую пустую комнату, похожую на школьный класс, где подковой были расставлены стулья. Стены здесь украшали акварели с библейскими сценами жития Иосифа, обладателя знаменитого покрывала. Чель едва ли была готова показать матушке кодекс именно в таком окружении, но ничего другого не оставалось. И она рассказала ей историю книги, о том, как она связана с возникновением новой эпидемии, и что Киакикс, возможно, имеет огромное значение для обнаружения источника болезни. При этом Чель намеренно умолчала о неприятностях, возникших у нее с ИТС и в музее Гетти, посчитав, что на это нет времени. К тому же именно сейчас ей совершенно не хотелось давать Хаане повод разочароваться в дочери.

Они быстро просмотрели страницы кодекса на дисплее портативного компьютера. Что значило для Хааны увидеть нечто подобное, а тем более узнать, что деревня, покинутая ею много лет назад, могла стать вероятным источником ФСБ, осталось для Чель загадкой. Лицо матери как было, так и осталось невозмутимо спокойным.

— Так вот, мама, — сказала потом Чель, — мне сейчас очень нужно, чтобы ты постаралась вспомнить все случившееся, когда Чиам отправился на поиски затерянного города.

Хаана положила ладонь поверх руки дочери: