22 дня в «Барбаре»
Шрифт:
Вероятно, я забыл массу всего, но и так хватит, ибо история моя – не про алкоголизм, хотя и наворачивается кругом. По часовой стрелке и против. Пить надо так, пока есть смысл и позволяют органы. Во всех иных случаях… Да кого я обманываю, черт побери… Можешь – пей, не лечи себе. Я знаю, что хочешь… Что ты головой отрицательно машешь? Да-да, ты! Не хочешь? Магазин еще час, как открыт. Давай ускорься. А куда это ты собрался? Не хотел же? А что бежишь? Вот об этом я и говорил, товарищи! Горюющие души, запивающие остатки
Мой сменщик Ванька прикатил ровно к восьми. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Я узнал его по такси, припаркованному сбоку «Барбары» и надписью на заднем стекле «#Иван_везет».
– Новенький? – задорно улыбался он во все зубы.
– Ага. Виталя, – я протянул ему руку, тот крепко пожал.
– Иван.
– Принял.
– Прием-прием! – таксист снова заржал.
– А ты что в ночь катался?
– Ага.
– А когда ж спать-то собираешься?
– Сон для слабаков. Во мне четыре банки «Ред Булла».
– Ноль вопросов, – хотя вопросы были, судя по чернявым синякам под глазами его и истощенному тельцу.
– А ты как тут вообще?
– Да в целом неплохо для первого дня.
– Оказался в смысле…
– Воля судьбы, Вань, воля.
– Гладко стелешь.
– Так писатель ж.
– Кто? – шары его знатно округлились, – Ты?
– Да.
– Херасе. Впервые вижу живого писаку…
– Не говори-ка.
– Видать хреново пишешь, раз тут.
– Непризнанный гений, так сказать, опережающий свое время.
Нашу потрясающую беседу прервал свойский стук в железную дверь.
– Открывай, бля, медведь пришел! – гаркнул крепкий голос.
– Кто это? – испуганно спросил я.
– Да, свои! Лука это! – Ванька дернул щеколду и отворил врата в пивной рай, куда вошел крепкий поц с лысой башкой и разрисованными телесами, кричащими из-под майки-алкоголички о его связях с криминальным миром.
– Ты че еще за хер? – гаркнул он мне.
– Новенький, – осторожно ответил я ему.
– Знаю я, – заржал он, сверкнув неполным зубным составом, – Касса где, новенький?
– Вот, – я трясущимися руками протянул ему шелестящий целлофановый пакет, наполненный купюрами и мелочью.
– Вано, сгоняй щебень наменяй.
– Я пулей! – таксист схватил деньги и убежал.
– Резвый какой! – Лука высвободил содержимое своих носовых пазух, смачно шмыгнув, а затем харкнул вслед бегуну, поржал над размером своей сопли на земле и громыхнул дверью, – А с тобой побазлаем пока!
Наш мытарь усадил свою пятую точку на мою табуретку, я не возражал, ибо хотел уже покинуть это не прекрасное место.
– Как тебя там? – Лука смотрел куда-то вглубь меня, было неприятно.
– Виталя. Штольман.
– Жид что ль?
– Антисемитизм подъехал?
– Чего, бля? Ты меня в нацики сейчас записал? Я этих нациков…, – расписной изобразил руками удушение.
– Извольте.
– Дерзина бахнул с утремана?
– Да нет.
– Не нравишься ты мне уже. Не с того начал. Буду приглядывать за тобой, понял?
– Понял.
– И слушай сюда, Виталя. Мы с Виктором Павловичем не любим, – мой полубосс выдержал МХАТовскую паузу и люто посмотрел на меня, – знаешь кого?
– Кого?
– Крыс!
– А можно мне полторашку «Лакиснкого»? – в окошке показалось лицо какого-то бедолаги с трясущимися руками.
– У нас пересменка! – завопил расписной и щелкнул заслонкой прямо по носу потенциальному покупателю, затем снова переключился на меня суровым взглядом.
– Я понял-понял! – пиво в желудке предательски заурчало.
– Пивко наше попиваешь?
– Гастрит.
– От пивка?
– Пивом меня угостили.
– Угостили его. Если там чего-то не хватает, тебе пизда, понял?
– Понял! – дрожащим голосом ответил я, а в голове крутил мысль, – А как ты проверишь, если без понятия, сколько и чего продалось. Кассы нет. Учет в тетрадке. Пиши там, что хочешь. Правда, даже учитывая этот факт, воровать не хочется. Как ты вообще во все это вляпался, Виталя?
– Пивка мне налей!
– А как же учет?
– Хует!
– Ок. Какого?
– Темного, ясен хуй, светлое бабы пусть пьют.
– Какого темного? Выбор велик, милорд!
– Ты че снова дерзить мне вздумал? – Лука гаркнул на меня и встал с табуретки, я начал лить первое попавшееся пиво и молил, чтобы оно было не светлым.
Пока лилось пенное, лысый сбросил кому-то сообщение.
– Ваше пиво! – пытаясь найти правильную подобострастную интонацию, но все еще с дрожащими нотками, выдавил я из себя.
– Ну-ка! – Расписной лупанул полстакана, после чего рукой вытер пену с губ, – Да ты не ссы, мы теперь в одной компании работаем, не обижу! Пока не обижу. Если причин нет. А если будут, не обессудь! Спрошу, как следует.
Я громко сглотнул слюну.
– Чего ты менжуешься? Сказал же, что не трону, – он допил пиво и бахнул пластмассовым стаканом о стол, – Смотри, че прикалю!
Лука показал мне фотографию девушки, и я не поверил своим глазам. Это была Анка, моя давняя подруга-десантница, что снимала у меня комнату когда-то. Не робкого десятка барышня. С черными поясами в единоборствах и званиями. Это могу я сказать с полной уверенностью, ибо ее тяжелая нога не раз соприкасалась с моими тощими телесами. Потом мы наладили контакт и живем на доброй ноте, иногда даже созваниваемся, но все же такое не забыть. В тайне от мира я восхищался ей. Расписному о нашей дружбе лучше не говорить.