22 июня 1941 года
Шрифт:
– Я, - рассказывал Скорняков, - ответил в том смысле, что левые силы в Германии, которые сейчас находятся в подполье, действительно с надеждой думают об уничтожении гитлеровского режима извне, но это не единственный источник наших сведений о близком нападении Германии на СССР. Я рассказал ему, что на последнем приеме у генерал-фельдмаршала Кейтеля в поведении немецких офицеров чувствовалось определенное возбуждение. Из обрывков разговоров можно было понять, что многие из них направляются на восток и готовятся к чему-то чрезвычайному. Я не стал говорить Сталину о том, что Геринг почти в открытую говорил со мной о близкой войне.
Сталин
Через несколько дней после того, как я вернулся в Берлин, меня в очередной раз пригласил к себе Геринг. Он приветливо поздоровался и неожиданно спросил: "Ну как, готовитесь?" - "Мы всегда готовы, господин рейхсмаршал". Геринг улыбнулся и перешел к обычным делам...
Скорняков считал Сталина трезвым политиком, способным слушать и слышать людей, которых тот считал специалистами в своем деле. Это позволяло ему оценивать стоявшие перед ним проблемы с самых разных сторон и принимать взвешенные решения.
Гитлер, напротив, был иррациональным политиком, порой поступавшим импульсивно, под влиянием наплыва эмоций.
Скорняков дважды был свидетелем выступлений Гитлера. Один раз это было, когда Фюрер выступал перед высшим командным составом на приеме в Генеральном штабе. Скорняков видел его совсем близко - его поразили горящие глаза Фюрера, устремленные поверх собравшихся куда-то в потусторонний мир, к каким-то высшим силам. Казалось, он осознавал себя оракулом этих высших сил, и люди ему верили. Он делал неожиданные паузы, как будто вслушиваясь в голоса из потустороннего мира и черпая оттуда свои слова. Его речь была отрывистой и напоминала скорее заклинания, чем речь нормального человека.
Всё это производило жуткое впечатление.
В другой раз Скорняков слышал его в большом зале, при огромном стечении народа: было по меньшей мере около трех тысяч человек. Гитлеру удавалось буквально завораживать людей своей речью.
Скорняков считал, что главной функцией Гитлера как раз и было умение владеть толпой, наэлектризовывать толпу. Что касается решений, то в действительности, многое определяли стоявшие за его спиной люди, такие как Геринг, Кейтель, возможно, еще и другие: они, зная его слабости, умело подталкивали Гитлера к определенным решениям.
Николай Дмитриевич любил порой немного пофилософствовать. Как-то он рассуждал о том, что при определенных условиях наши достоинства оборачиваются недостатками: "Возьми Сталина. Трезвый, холодный расчетливый. Рационально мыслящий. Но именно этот рационализм и подвел его в оценке возможности нападения Гитлера на Советский Союз. Сталин считал, что Германия безо всякой войны получает от нас всё, что ей надо - хлеб, нефть, сырье, политическую поддержку... Зачем ломиться в открытую дверь, ввязываться в войну? С точки зрения здравого смысла действительно незачем. Но Сталин не понимал, а вернее, был не в состоянии понять, что человеком движут не только рациональные силы, особенно таким человеком, как Гитлер. Фюрер тяготился вынужденным сближением со Сталиным, с этим, как он считал, "унтерменшем" (недочеловеком). Такой союз унижал Гитлера в его собственных глазах, и он с трудом сдерживал переполнявшие его эмоции..."
В письме к своему главному союзнику Муссолини, которое Гитлер написал 21 июня 1941 г. за несколько часов до вторжения в СССР, он признается, что все эти два года (с момента заключения пакта Молотова - Риббентропа) ему стоило огромных усилий преодолевать
Понятно, что утверждение о том, что Сталин не был в состоянии понять истиные мотивы Гитлера, относится всё к той же категории рассуждений о том, что Сталин думал или не думал, понимал или не понимал, чему Сталин верил или не верил. На мой взгляд, выглядит это рассуждение достаточно проницательным. Хотя и только на своем уровне информированности о том, что происходило в то время в армии и стране. Тогда ведь далеко не всем было известно о том, что и сегодня-то открыто не до конца. Поэтому все раздумья генерала Скорнякова - это всего лишь попытка угадать сталинские мысли, мало кто из нас может удержаться от соблазна поугадывать мысли великих. Упуская при этом из виду то простое обстоятельство, что не всё нам известно из того, что было известно тому, о чьих мыслях мы гадаем. А значит, изначально пытаемся строить ответ на искаженной основе. Ну так ведь генерал-лейтенант Скорняков не был историком. Более того, он не был и ученым-историком. Поэтому его рассуждения несколько отвлеченного характера не вызывают того отторжения, которое вызывают те же слова, но в исполнении последних.
Есть все-таки расстояние между попытками осознать, понять для себя существо тех событий их участником и свидетелем; и категоричными пристрастными утверждениями их описателей. К тому же самой сущностью своей профессии обязанных, казалось бы, к беспристрастности.
Впрочем, нам с вами предстоит еще не раз говорить о том, что Сталин делал, а не о том, что Сталин понимал или о том, чего Сталин не понимал. Это ведь наша с вами единственная забота на этих страницах, не так ли?
Приметим также размышления Сталина о том, что антифашисты могут быть заинтересованы в том, чтобы сознательно спровоцировать войну нацистской Германии и СССР. Конечно, авторство этой мысли нельзя безоговорочно признать за Сталиным. Как, впрочем, и безусловно довериться чьим-то воспоминаниям, да еще и в пересказе. Дело не в абсолютной вере в подлинности этих воспоминаний. Дело в том, что приводят эти воспоминания к мыслям, в общем-то, логичным. Потому что возможность таких побуждений совсем не является невероятной.
Гитлер имел тогда в Германии такую всеобщую поддержку населения, что его низвержение изнутри казалось делом немыслимым. Нацистский режим был обречен преклонением перед Гитлером на необозримо длительное существование. Каким образом можно было победить Гитлера? Ответ мог быть только один. Извне. Значит, для антифашистов была единственная возможность победить. Война. Те из них, кто был в стороне от борьбы, мог ее только желать. Тот из них, кто в этой борьбе участвовал, мог попробовать, используя имеющиеся возможности, своими руками поспособствовать ее началу.
Возьмем, к примеру, одного из наиболее известных ныне источников информации в Берлине. Харро Шульце-Бойзен (1909-1942). Обер-лейтенант резерва (1941), слушатель факультета государствоведения Берлинского университета (1940-1941), сотрудник отдела внешних сношений главного штаба ВВС Германии и министерстве авиации Германии (1941-1942). Один из наиболее ценных источников внешней разведки НКВД СССР. В донесениях проходил под псевдонимом "Старшина". Казнен по приговору имперского военного суда Германии в декабре 1942 года.