224 избранные страницы

Измайлов Лион Моисеевич

И тут я как заору:

— Караул! Милиция грабит! — Да как дам деру, да так, что меня ни милиция, ни эти двое в жизни не догнали.

1996

Борьба с коррупцией

Созывает нас недавно президент нашего закрытого акционерного общества открытого типа Егорыч на собрание. Созывает нас в бывший наш дом культуры. Теперь этот дом какой-то бизнесмен арендует, а ежели мы там собираемся, он нам это помещение сдает, то есть требует оплаты.

Он ее, конечно, может требовать, но президент наш Егорыч — бывший наш председатель — на это отвечает своей любимой поговоркой: "Хрен тебе в грызло!" И все. Может еще добавить: "Скажи спасибо, что вообще еще этот дом культуры не спалили. Вот это и есть наша плата, что не спалили".

В общем, собрали нас всех. В президиуме президент наш, потом председатель сельсовета Будашкин, бывший наш парторг. И мент с маузером. Бывшие коммунисты, а ныне демократы. Мент, кстати, трезвый, как стеклышко, с маузером еще с революции. Обычно-то он пьян в доску. Поэтому если какой инцидент у нас в деревне случается, его, мента, будят, опохмеляют, под руки к инциденту подводят и отпускают, а уж тут он и начинает маузером размахивать и орать: "Всех пересажаю!" Егорыч объявил собрание открытым и что на повестке дня следующие вопросы.

— Таперича, значит, все как один будем предъявлять декларацию о доходах. Вот я первый самолично вслед за любимым нашим президентом предъявляю всему народу свою декларацию. Месячная зарплата, помноженная на двенадцать. И никаких книжек в Германии не издавал, и никаких гонореев не получал. Вот он мой годовой доход, и я теперь честно могу смотреть народу в глаза. — И он устремил в зал свой мутный взор, а народ стал дружно отводить свои глаза от его упорного, честного и нахального взгляда. — А таперича, — продолжал председатель, — пущай наш фермер Иващенко подаст свою декларацию, и мы тогда поглядим, как у нас будет развиваться фермерское хозяйство на селе.

А надо сказать, когда у нас объявили фермерство, народ, конечно, в это дело хлынул, но не весь. Всего трое их хлынуло — Степанов, Горохов и Иващенко. Пришли они к председателю и потребовали землю и свою долю колхозного имущества.

Председатель сказал:

— Точно, положено вам три участка за лесом до болота. А что касается колхозного имущества, то оно вам, конечно, тоже положено в размере одного хрена на одно грызло. А ежели права качать начнете, то народ меня тут же поддержит и может привести аргументы. Не верите?

Фермеры сразу поверили, но народ аргументы все равно привел. Одному фермеру сразу дом спалили, другой не стал дожидаться аргументов, взял ссуду и ударился в бега. А Иващенко, самый упорный, купил ружье помповое, собаку завел, помесь волкодава с горлохватом, и стал бычков разводить, оставаясь бельмом на глазу у всей деревни. Не любили его шибко. И не потому, что он плохой, а потому, что не любили, и все. Однако побаивались. Однажды полезли к нему двое наших. Просто так, "на вшивость проверить". Так он их обоих поймал и под дулом ружья заставил одного сечь другого. И что вы думаете, один портки снял, а другой его выпорол, потом поменялись. А затем втроем выпивать сели. Правда сидел фермер один, остальные стоя пили. И заявлять потом ни на кого не стали, а на кого заявишь, сами же себя выпороли. Вся деревня потом со смеху помирала.

— А второй вопрос, — продолжал Егорыч, — это то, что наш дорогой президент объявил беспощадную войну коррупции в высших эшелонах власти, чем мы и будем с вами сегодня заниматься. Вот что, оказывается, уважаемые граждане-господа, мешало нам здеся жить по-человечески. И мы на этот призыв откликнемся, а затем вместе с генеральным прокурором Скуратовым пойдем к нашим базарно-рыночным отношениям светлого будущего капитализма с человеческим лицом. А кто поведет себя, как на выборах в Думу, тому я устрою козью морду без человеческого лица!

А надо вам сказать, что перед выборами в Думу появились у нас в деревне подозрительные личности, которые призывали голосовать за Жириновского, а не то грозились всех отправить в Израиль и сделать там не то обрезание, не то харакири. Народ, конечно, перепугался и в день выборов напились все так, что вообще голосовали только за закуску. Егорычу тогда, конечно, попало, и он теперь старался вовсю.

— Какие, — спрашивает, — будут предложения по поводу борьбы с коррупцией в высших эшелонах власти?

В зале повисла гробовая тишина.

— Ну, может, вопросы есть? — спросил Будашкин.

Прасковья-скотница спросила на всякий случай:

— Вот это, в эшелонах, это что же, опять в эвакуацию, что ли?

— Какая эвакуация, — психанул Егорыч. — Никакой эвакуации. Высшие эшелоны власти — это начальство. То есть надо бороться с коррупцией, невзирая на должности. Вот в газете пропечатано "привлечены к уголовной ответственности замминистра, еще два замминистра уже сидят". В общем, теперь даже начальство сажают за коррупцию в высших эшелонах власти.

— А у нас-то в деревне, я извиняюсь, кто в этих эшелонах катается? — спросил конюх Семенов.

— А то ты не знаешь, кто у нас начальство. Вот Егорыч, вот я председатель, таперича мент наш Кузьмич тоже начальство.

— И что же, — продолжал Семенов, — вас теперь, что ли, сажать за это?

— Ну, если ты меня уличишь в коррупции — сажай! Давай, уличай меня, гнида! — сказал Будашкин.

Опять нависла гнетущая тишина, в которой раздался голос доярки Насти:

— Вы меня, конечно, извините, но я хочу узнать, что такое коррупция. Я ведь в этих ваших эшелонах не шибко разбираюсь.

Сторож поддержал:

— Вот она что такое, эта коррупция, чтобы за нее сажать?

— Ну, коррупция, — сказал Егорыч, — это, понимаешь, взятки. Я дал, ты взял, — сказал он сторожу.

— Чего-то я не помню, чтобы ты мне дал, а я чего взял.

— Значит, у нас с тобой нет коррупции, — сказал Егорыч.

— А наоборот было, — продолжил сторож.