224 избранные страницы
Шрифт:
— Думаю, что политически незрелое решение.
Он даже не стал объяснять, в чем это решение незрелое и почему именно политически. Сказал и сказал.
А через год, когда "близкий" уже сидел в лагерях, Сталин вдруг на заседании Политбюро заявил:
— Есть предложение, не знаю, как вы отнесетесь к нему… А что, если на первомайском параде нам на трибуну Мавзолея дети вынесут цветы и конфеты?
Одним членам Политбюро это предложение понравилось, другим не очень, а Ворошилов спросил:
—
— Мое, — скромно сказал Сталин.
И все сразу согласились, что предложение замечательное, все стали говорить, какой И.В. гениальный и почему они все вместе до этого не додумались.
— Я полагаю, — сказал Сталин, — что это будет политически верное решение.
— Да-да, — заговорили все, — именно политическое и именно решение.
Но Сталин на этом не успокоился. На одном из заседаний Политбюро был поставлен вопрос о том, что за дети и каким именно образом они будут выносить цветы.
В основном Сталина волновало, кто ему будет эти цветы выносить. Он сказал:
— Это должна быть девочка, иначе кое-кто из врагов может этот факт истолковать неправильно.
Теперь надо было подумать, какой национальности будет девочка.
— Она, — сказал Сталин, — не должна быть грузинкой, потому что те же враги могут истолковать это как национализм.
С другой стороны, Сталин несколько недолюбливал грузин, остальных он просто не любил, а грузин лишь недолюбливал.
Отказавшись от грузин, Сталин отказался от остальных кавказцев, чтобы грузинам не было обидно.
Сибирь тоже отпадала, чтобы враги не обвинили Сталина в великодержавном шовинизме.
После этого невозможно было заикаться о белорусах и украинцах, чтобы не оскорблять русских.
Оставалась Средняя Азия. Казахи отпали сразу, поскольку Сталин вообще подумывал, а не стереть ли этих казахов с лица земли. Странные они какие-то. Из остальных среднеазиатских республик Сталин запомнил только Узбекистан; Таджикистан, Киргизия и Туркмения как-то выпали из сталинской памяти в тот момент. Сталин предъявлял к этой девочке вполне определенные требования.
Значит, девочка должна быть узбечкой. Она, естественно, должна быть из простой крестьянской семьи декханина. Должна быть отличницей, симпатичной на вид и рекордсменкой.
В лагерь под Ташкентом стали свозить со всего Узбекистана девочек двенадцати лет. Нужную долго найти не удавалось. Либо не отличница, либо в роду были баи, либо некрасивая, либо не узбечка.
Наконец нашли одну умницу, красавицу, отличницу, но не рекордистку.
Ее научили собирать хлопок. И через месяц она, по сводкам, собирала столько хлопка, сколько не могли бы собрать два передовых колхоза.
Ее звали Мухабат.
В НКВД стали поступать письма, в которых указывалось, что в роду Мухабат были и баи, и басмачи. Когда басмачей стало больше, чем населения Узбекистана, доброжелателей нашли и расстреляли.
Заодно посадили и родителей Мухабат на всякий случай, чтобы они в будущем что-либо не выкинули. Но кто-то сообразил, что теперь Мухабат — дочь репрессированных, и родителей тут же выпустили и наградили.
Наконец девочку представили Сталину… Он долго смотрел на нее, потом взял за ухо. Подержал ухо в руке и спросил:
— А ты по-русски понимаешь?
— Да, — сказала Мухабат.
— Молодец, — сказал Сталин.
Он мучительно думал, о чем еще спросить девочку, но придумать никак не мог.
"И зачем это все нужно, — подумал Сталин, — девочка, цветы? И так ведь все боготворят".
Но Сталин был "железный" человек, и все свои действия подчинял служению революции, а именно укреплению своей личной власти. Сталин отлично понимал, что, потерпев в течение нескольких минут девочку возле себя, он тем самым вызовет новый прилив всенародной любви, и поэтому шел на жертвы. Сделав нечеловеческое усилие воли, он спросил:
— Скажи, как тебя зовут, Мухабат?
— Мухабат, — ответила Мухабат.
— Правильно, — сказал Сталин и задумался.
Он вдруг вспомнил, что у него есть дочка такого же примерно возраста, и есть смысл, чтобы она вынесла ему цветы. И надежнее, и приятнее. Но враги могли обвинить его в семейственности, и Сталин отогнал от себя эту политически невыдержанную мысль.
Он еще немного подумал и спросил:
— Хочешь посидеть на коленях у товарища Сталина?
Девочка была непосредственной настолько, что даже не робела в присутствии вождя мирового пролетариата. Она уселась на колени к "отцу народов" и так как привыкла крутить нос своему отцу, одной рукой обняла дедушку Сталина за шею, а другой стала накручивать довольно большой, рябой и маслянистый нос Иосифа Виссарионовича.
Сталину такая фамильярность юной хлопкоробки не очень понравилась, но неудобно было перед подчиненными сбрасывать девочку с колен.
"Экая гадина", — подумал Сталин и улыбнулся девочке, обнажив желтые зубы.
Сталин глянул своим желтым в крапинку глазом в сторону секретаря, и тот, моментально учуяв смертельную опасность, сказал:
— Пойдем, девочка, Иосиф Виссарионович должен еще работать.
— Да, девочка, иди, — попрощался Сталин и, когда она ушла, отряхнул после нее свой мундир так, будто он запылился, и пошел мыть руки.
Теперь Сталин был занят еще одной проблемой. Суть ее была вот в чем. Девочка поднесет цветы, Сталин возьмет ее на руки. Иначе ее никто не увидит на трибуне. И что же, он так и будет стоять и держать ее на руках?